Иллюзия нормальности или не было бы счастья, да несчастье помогло (СИ) - "Arne Lati" - Страница 12

      Алан нависает надо мной, смотря в мои глаза пьяным, не читаемым взглядом, и плотоядно облизывается, стирая кончиком языка остатки моего семени. Становится стыдно, пытаюсь закрыть лицо руками, да кто бы мне это позволил. Алан убирает мои руки, целует истерзанные губы и раздвигает мои бедра свободной рукой. Страх подбирается все ближе, когда он медленно обводит кончиком пальца вдоль колечка сжавшихся мышц и чуть надавливает, проникая внутрь совсем чуть-чуть, но мне и этого много. Вздрагиваю в его руках и пытаюсь уползти. Он, перехватив меня за талию, шепчет в самые губы, вынося мне мозг окончательно и бесповоротно:

      - Я уже не смогу остановиться. Слишком я тебя хочу, котенок.

      И палец проталкивается глубже, двигаясь и растягивая меня медленно и аккуратно, насколько это возможно. Сжимаю его плечи, кусаю за шею, чтобы хоть как-то отвлечься. Эмоции слишком сильные, и здесь дело не только в течке и желании получить альфу, здесь другое. Когда тебя ласкает любимый человек, который так долго был недосягаем для тебя, и пускай это всего лишь обман на одну ночь, но он сейчас здесь, со мной, и этого уже достаточно, чтобы быть счастливым именно в этот момент.

      Когда пальцев становится два, морщусь от неприятных ощущений и пытаюсь отстраниться. Алан целует шею, губы, гладит полностью возбужденный член, отвлекая меня от неприятных ощущений. Вздрагиваю и широко распахиваю глаза, когда чувствую, как стало горячо. Резкий разряд удовольствия пронзил все тело, дойдя до кончиков пальцев и пронзив их судорогой. Смотрю на него непонимающе, а он улыбается и, проведя языком по моим губам, делает так снова. Вскрикиваю и закрываю себе рот руками - слишком непонятно, что творится с моим телом. Я больше не контролирую себя. Уже сам подаюсь бедрами навстречу пальцам, стараясь повторить то обжигающее чувство. В один миг пальцы исчезают, а на место им приходит пустота и тяжелый вздох.

      - Ты девственник? – раздается над ухом знакомый голос, пробиваясь будто через перегородку.

      - Да, - говорю еле слышно и снова краснею.

      - Мой, - рычание над ухом, и я совершенно не могу понять, что он имел в виду, когда к пульсирующему колечку мышц приставляют горячую головку и слегка надавливают.

      - Не зажимайся, - просит он, целуя меня в висок и приподнимая мои бедра, чтобы ему было удобнее входить. Толчок, и глухая боль пронзает измученное тело. Еще толчок, вскрикиваю, ощущая как мышцы сжимаются, стараясь вытолкнуть инородный предмет.

      - Потерпи, малыш, расслабься, - просит он, и я вижу, как ему тяжело, как капелька пота срывается и падает на мой живот, как дрожат его руки и подрагивают губы.

      Толчок, и он полностью заполнил меня. Едва дышу, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям. Он терпит, но не долго. Плавное скольжение назад и снова вперед до упора. Мой стон. Толчки следуют один за другим, открывая мне новые ощущения, которые я уже никогда не смогу забыть. Вскрик, когда толчки усиливаются, а желание кончить переходит все допустимые пределы. Алан тяжело дышит, иногда рыча и постанывая, кусает мои губы и целует все, до чего может дотянуться.

      - Я… - нет сил больше терпеть.

      Глухой рык, резкие, почти бешеные толчки, и я, протяжно застонав, изгибаюсь и кончаю, забрызгав себе живот. Еще толчок и Алан следует за мной, кончив глубоко внутри меня. Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит, что эта сволочь кончила в меня, и у нас завязался узел, благодаря которому мы еще долго не сможем расцепиться.

      - Убью, - шиплю и бью его в бок, впрочем, получается слабо из-за нехватки сил.

      - Угу, - довольно поддакивает этот монстр и зарывается пальцами в мои волосы.

      Все три дня течки меня нахально не выпускали из постели, имея почти везде, где ловили, хотя я и старался прятаться. Этот хищник, как он мне нагло сообщил, находил меня по запаху, чтоб у него насморк разыгрался. В общем, я был опустошен, затрахан и счастлив, пока течка не закончилась, и я не проснулся один посреди широкой кровати, и рассмеялся от своей глупости и недальновидности. Было больно, а еще смешно. Истерика, добро пожаловать в мою больную голову.

  Часть 6

      - Я тебе что, последние мозги оттрахал, или ты головой где стукнулся? – спрашиваю у заливающегося от смеха Луки, но по ходу это истерика.

      Вот же маленькое недоразумение, и на минуту оставить нельзя, поди уже понапридумывал, что его все бросили, и он никому не нужен. Как вспомню, как извивалось подо мной и стонало это стройное тело, мышцы предательски сводит и хочется накинуться на него, как голодный зверь на добычу: покорить, подчинить, заставить смириться, а еще есть какая-то болезненная нежность, которая копилась в моей душе все эти годы и теперь готова вылиться именно на эту ржущую бестолочь.

      Он шокировано посмотрел на меня, резко перестав смеяться, и сел в кровати, прикрывшись-таки одеялом. Оглядел меня, затем поднос с завтраком, и снова меня.

      - Жирнопуз откусил твою сосиску, так что твоя, которая обкусанная. Сам своего монстра воспитывал и…

      Да, блядь, теперь он ревет! Ну что за недоразумение?

      - Ладно, ешь целую, - пытаюсь пошутить и, отставив поднос на краешек кровати, притягиваю брыкающееся чудо к себе.

      - Значит так, - кричу, срываясь на командный тон. - Развел тут сопли. Взял себя в руки. Не собираюсь я тебя бросать, и спал я с тобой, потому что хотел, а не потому, что течка была, и плевать мне, что ты думаешь по этому поводу, я все решил уже за обоих, а будешь выделываться - запру в четырех стенах. Да можешь ты меня выслушать, наконец, что ты пальцем тыкаешь? – взбесился я. Я тут вещи умные говорю в кои-то веки, а он тычет в меня.

      - Малыш сосиски съел, - икая и всхлипывая говорит он.

      Оборачиваюсь, рыжая сволочь сидит мохнатой жопой в тарелке и облизывается сыто и довольно. Перевожу взгляд на Луку, и мы враз начинаем хохотать, выпуская вместе со смехом все то напряжение, которое накопилось между нами. Стискиваю его в объятьях, заглядывая в карие глаза, в которых начинают плясать чертенята и вилами размахивать, и игриво тяну:

      - Ну, раз мы остались без завтрака, предлагаю перейти сразу к десерту, - пытаюсь поцеловать его, но терплю поражение. Промазал.

      - Перебьешься, у меня и так все болит. Свали в туман, прикройся тучкой, мне на работу пора, - ворчит он, возвращаясь в прежнее состояние.

      - Язва, - обижаюсь на него.

      - Извращенец, - парирует он мой ответ, копируя интонацию.

      - Я бы поспорил. Это не я так развратно стонал и насаживался на… бляяядь!

      Эта сволочь скинула меня с кровати (и откуда только силы берутся?), и гордо виляя голым задом, с засосиком на правой булке, продефилировал в сторону кухни. С воинственным криком вскакиваю, игнорируя стояк в штанах, который очень мешает бегать, и несусь за ним. Он хохочет и уворачивается от меня. Вот скажите, как можно сосредоточиться на охоте, если перед тобой то и дело мелькает голая попка, вызывая в сознании совсем неприличные картины того, что бы я с ней хотел сделать?