До третьих петухов - Шукшин Василий Макарович - Страница 5

— Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.

— Не. — Голова все смотрела на Ивана. — Не доидешь. Ты даже отсюда не выйдешь. Иван постоял в тягостном раздумье… Поднял руку и печально возгласил:

— Сени!

— Три, четыре, — сказала голова. — Пошли.

Баба-Яга и дочь запели:

Они пели и прихлопывали в ладоши.

Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками… а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.

— А почему соколом не смотришь? — спросила голова.

— Я смотрю, — ответил Иван.

— Ты в пол смотришь.

— Сокол же может задуматься?

— О чем?

— Как дальше жить… Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, — взмолился Иван.

— Ну сколько уж? Хватит…

— А-а, — сказала умная голова. — Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут… строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя?

Иван молчал.

— Становись лицом к двери, — велел Горыныч.

Иван стал лицом к двери.

— По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука.

— Со звуком — это ты лишка хватил, Горыныч, — возразил Иван. — Я не сумею так.

— Как сумеешь. Приготовились… Три, четыре! Иван вылетел из избушки.

Три головы Горыныча, дочь и Баба-Яга засмеялись. — Иди сюда, — позвал Горыныч невесту, — я тебя ласкать буду.

А Иван шел опять темным лесом… И дороги опять никакой не было, а была малая звериная тропка Шел, шел Иван, сел на поваленную лесину и закручинился.

— В душу как вроде удобрения свалили, — грустно сказал он. — Вот же как тяжко! Достанется мне эта справка…

Сзади подошел Медведь и тоже присел на лесину.

— Чего такой печальный, мужичок? — спросил Медведь.

— Да как же!.. — сказал Иван. — И страху натерпелся, и напелся, и наплясался… И уж так-то теперь на душе тяжко, так нехорошо — ложись и помирай.

— Где это ты так?

— А в гостях… Черт занес. У Бабы-Яги.

— Нашел к кому в гости ходить. Чего ты к ней поперся?

— Да зашел по пути…

— А «уда идешь-то?

— К Мудрецу.

— Во-он куда! — удивился Медведь. — Далеко.

— Не знаешь ли, как к нему идти?

— Нет, Слыхать слыхал про такого, а как идти, не знаю. Я сам, брат, с насиженного места поднялся… Иду вот тоже, а куда иду — не знаю.

— Прогнали, что ль?

— Да и прогнать не прогнали, и… Сам уйдешь. Эт-то вот недалеко — монастырь; ну, жили себе… И я возле питался — там пасек много. И облюбовали же этот монастырь черти. Откуда только их нашугало! Обложили весь монастырь, — их внутрь-то не пускают, — с утра до ночи музыку заводют, пьют, безобразничают…

— А чего хотят-то?

— Хотят внутрь пройти, а там стража. Вот они и оглушают их, стражников-то, бабенок всяких ряженых подпускают, вино навяливают — сбивают с толку. Такой тарарам навели на округу — завязывай глаза и беги. Страсть что творится, пропадает живая душа. Я вот курить возле их научился…

Медведь достал пачку сигарет и закурил.

— Нет житья никакого… Подумал-подумал — нет. думаю, надо уходить, а то вино научусь пить. Или в цирк пойду. Раза два напивался уж…

— Это скверно.

— Уж куда как скверно! Медведицу избил… Льва по лесу искал… Стыд головушке! Нет, думаю, надо уходить. Вот — иду.

— Не знают ли они про Мудреца? — спросил Иван.

— Кто? Черти? Чего они не знают-то? Они все знают. Только не связывайся ты с имя, пропадешь. Пропадешь, парень.

— Да ну… чего, поди?

— Пропадешь. Попытай, конечно, но… Гляди. Злые они.

— Я сам злой счас.. Хуже черта. Вот же как он меня исковеркал! Всего изломал.

— Кто?

— Змей Горыныч.

— Бил, что ли?

— Дайне бил, а… хуже битья. И пел перед ним, и плясал… Тьфу! Лучше бы уж избил.

— Унизил?

— Унизил. Да как унизил! Не переживу я, однако, эти дела. Вернусь и подожгу их. А?

— Брось, — сказал Медведь, — не связывайся. Он такой, этот Горыныч… Гад, одно слово. Брось. Уйди лучше. Живой ушел, и то слава богу. Эту шайку не одолеешь: везде достанут.

Они посидели молча, Медведь затянулся последний раз сигаретой, бросил, затоптал окурок лапой и встал.

— Прощай.

— Прощай, — откликнулся Иван. И тоже поднялся.

— Аккуратней с чертями-то, — еще раз посоветовал Медведь. — Эти похуже Горыныча будут… Забудешь, куда идешь. Все на свете забудешь. Ну и охальное же племя! На ходу подметки рвут. Оглянуться не успеешь, а уж ты на поводке у них — захомутали.

— Ничего, — сказал Иван. — Бог не выдаст, свинья не съест. Как-нибудь вывернусь. Надо же где-то Мудреца искать… Леший-то навязался на мою голову! А время — до третьих петухов только.

— Ну, поспешай, коли так. Прощай.

— Прощай.

И они разошлись. Из темноты еще Медведь крикнул:

— Вон, слышь, музыка?

— Где?

— Да послушай!.. «Очи черные» играют…

— Слышу!

— Вот иди на музыку — они. Вишь, наяривают! О, господи! — вздохнул Медведь. — Вот чесотка-то мировая! Ну чесотка… Не хочут жить на болоте, никак не хочут, хочут в кельях.

А были-ворота и высокий забор. На воротах написано:

В воротах стоял большой стражник с пикой в руках и зорко поглядывал кругом. Кругом же творился некий вялый бедлам — пауза такая после бурного шабаша. Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытцами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты… Один жонглировал черепами. Двое в углу учились стоять на голове. Группа чертей, расстелив на земле газеты, сидела вокруг коньяка и закуски — выпивали. А четверо — три музыканта с гитарами и девица — стояли прямо перед стражником; девица красиво пела «Очи черные». Гитаристы не менее красиво аккомпанировали ей. И сама-то девица очень даже красивая, на красивых копытцах, в красивых штанах… Однако стражник спокойно смотрел на нее — почему-то не волновался. Он даже снисходительно улыбался в усы.

— Хлеб да соль! — сказал Иван, подходя к тем, которые выпивали.

Его оглядели с ног до головы… И отвернулись.

— Что же с собой не приглашаете? — жестко спросил Иван.

Его опять оглядели.

— А что ты за князь такой? — спросил один, тучный, с большими рогами.

— Я князь такой, что если счас понесу вас по кочкам, то от вас клочья полетят. Стать!

Черти изумились… Смотрели на Ивана.

— Я кому сказал?! — Иван дал ногой по бутылкам. — Стать!!

Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону. Перед Иваном появился некто изящный, среднего возраста, в очках.

— В чем дело, дружок? — заговорил он, беря Ивана под руку. — Чего мы шумим? Мм? У нас где-нибудь бо-бо? Или что? Или настроение испорчено? Что надо?

— Надо справку, — зло сказал Иван.

К ним еще подошли черти… Образовался такой кружок, в центре которого стоял злой Иван.

— Продолжайте, — крикнул Изящный музыкантам и девице. — Ваня, какую справку надо? О чем?

— Что я — умный.

Черти переглянулись… Быстро и непонятно переговорили между собой.