Испанская роза - Басби Ширли - Страница 56

Доброе отношение дворецкого приободрило Марию, и с легким сердцем она направилась за пожилым слугой, который неторопливым шагом пересекал просторный холл. Она с любопытством смотрела по сторонам, ей не терпелось узнать, как живет человек, построивший дом посреди тропического леса.

Комнат в доме было немного, но все они просторные, с высокими потолками, всюду витал приятный запах кедра, из которого были сделаны массивные потолочные балки. Стены отделаны панелями красного дерева и украшены гобеленами чудесной работы, придававшими дому особый уют и изящество. Пол в каждой комнате был покрыт восточными коврами, которых в доме оказалось великое множество, а к стенам крепились бронзовые канделябры с толстыми цвета слоновой кости свечами. Проходя вслед за Сэттерли через анфиладу комнат первого этажа, Мария отмечала и дорогую удобную мебель, и богатую разноцветную обивку. В одной из комнат на стене она увидела большой портрет мужчины и женщины, и ей захотелось рассмотреть их получше, но Сэттерли уже вышел из комнаты через другую дверь и направлялся к лестнице, широкие ступени которой вели на второй этаж.

Поднявшись наверх, Мария оказалась в просторном холле, куда выходило несколько дверей.

— Я уверен, что вам здесь понравится, мисс, — сказал Сэттерли, останавливаясь у одной из них, и, улыбнувшись; широким жестом распахнул ее. — Я вас пока оставлю и пойду посмотрю, не приготовила ли миссис Сэттерли что-нибудь перекусить. Немного фруктов и лимонада?

— Да! Это было бы замечательно! Спасибо! — улыбнулась Мария; с ней давно уже никто не был так предупредителен. — Вы так добры ко мне, мистер Сэттерли!

— Я делаю это с удовольствием, мисс! Я надеюсь, что пребывание в этом доме будет для вас приятным!

Подходя к комнате, Габриэль слышал последние слова, сказанные дворецким, и они разозлили его. Его жена погибла из-за Диего Дельгато, какой-нибудь “невинный” испанец изнасиловал, а может быть, и убил его сестру. Неужели он не может заставить себя быть жестким и решительным?

— Ей ничего не потребуется. Я сейчас отправлю ее на кухню, — тихо, но четко, произнес Габриэль.

Сэттерли хотел бы сделать вид, что недослышал, но, взглянув в лицо Габриэля, понял, что настал момент, когда больше не следует испытывать терпение хозяина. С удрученным видом он повернулся и пошел прочь. “Что скажет на это миссис Сэттерли”, — думал он, спускаясь по лестнице.

Мария не видела, как подошел Габриэль, не слышала того, что он говорил дворецкому, — она была поглощена тем, что увидела. В этой просторной элегантной комнате все было сделано с большим вкусом, каждый предмет дышал любовью, с которой был выбран: и ковры из белой и розовой шерсти, и резные шкафчики из сандалового дерева, и изящный туалетный столик. Диванчики были обиты темно-розовым бархатом, такого же цвета были и подушки, лежащие на них, покрывало на чудесной кровати тоже было розового цвета.

Тяжело вздохнув, Мария еще раз оглядела комнату, не замечая стоящего в дверях Ланкастера. Нет, никогда ей не спать на такой кровати! Как же ей здесь нравилось! Жаль, что она была не той, для кого все это предназначалось.

— Тебе тут нравится? — спросил Габриэль. При звуке его голоса Мария вздрогнула от неожиданности и обернулась. Габриэль стоял в дверях, держа в руке сверток, который привез из Порт-Рояля.

— Красивая комната, — с восхищением произнесла Мария, стараясь голосом не выдать внутреннего напряжения. — Намного богаче и элегантнее, чем я ожидала.

— А что, только испанцы знают толк в вещах и способны ценить красоту?

— Но ты же сам сказал, что твое поместье стоит на границе джунглей. Я уверена, что в этих местах найдется мало домов, обставленных с таким же изяществом, как этот. Да и вряд ли кто-нибудь из пиратов может позволить себе иметь такой дом.

— Но это только потому, что они спускают все свои деньги в винных лавках и борделях и никогда не думают о будущем.

— А ты, значит, думал о будущем?

Габриэль неопределенно пожал плечами.

— Да нет, пожалуй, и я не думал о будущем. Я строил этот дом, обставлял его, осваивал новые земли только для того, чтобы выполнить завет отца. Он очень хотел, чтобы здесь был наш дом. Я в долгу перед его памятью. Это как завещание мне и… Каролине.

— Ну а как насчет твоего будущего? Ты мечтаешь о чем-нибудь? — нерешительно спросила Мария.

— Мечты? Мои мечты умерли в тот день, когда “Санто Кристо” напал на “Ворона”! — мрачно произнес Габриэль. — А знаешь ли ты, что моя жена ждала ребенка? Что вместе с ней умер мой наследник и погибли все мои надежды на будущее?

При этих словах Мария вздрогнула, как от удара. Как все это жестоко и бессмысленно! Так много потерять в один день… Сердце ее сжалось от сострадания. Ей захотелось пожалеть его, рассказать о чувстве вины, которое мучило ее с того самого дня, когда она впервые увидела его и Каролину… Ей так хотелось прикоснуться к нему, утешить.., но она не умела выразить свои переживания.

Габриэль внимательно посмотрел на притихшую вдруг Марию, взгляд ее говорил лучше всяких слов.

— Есть многое, что я хотел бы иметь в этой жизни, но только не жалость таких, как ты! — И, схватив девушку за руку, он вытолкнул ее из комнаты. — Я не позволю тебе пачкать комнату моей сестры, которую я все еще надеюсь отыскать! Ты рабыня, и с тобой будут обращаться соответственно твоему положению!

Он шагал так быстро, что Мария еле успевала за ним. Миновав две двери, Габриэль остановился у третьей и, распахнув ее ногой, грубо втащил за собой слабо упиравшуюся Марию. Судя по тяжелой и массивной мебели, это была его спальня. Чувствовалось, что он настроен решительно, но, обернувшись к ней и увидев ее прекрасные испуганные глаза, Габриэль понял, что никогда не сможет привести в исполнение ни один из своих мстительных планов. Ему стоило только взглянуть на нее, как он тут же терял над собой контроль; он уже думал не о мщении, а о том, как чудесно было бы обнять ее, прижать к груди, ощутить сладость ее нежных и чувственных губ. Страстное и сильное желание обожгло его.

Мария, почувствовав, что его намерения изменились, нерешительно посмотрела на него, и от теплого, дышащего нежностью взгляда у нее перехватило дыхание.

— Сеньор? Вы что-то хотите? — спросила она прерывающимся голосом.

Габриэль молча снял камзол и, не отрывая взгляда от ее губ, отбросил его в сторону, пальцы начали нервно расстегивать ворот рубашки.

— Хочу? — повторил он вопрос. — Конечно же! Я хочу тебя.., и сейчас же!

Скинув рубашку, он протянул к ней руки, и Мария была не в силах противиться ему. А когда он приник к ее губам, дурманящее, сводящее с ума желание захлестнуло и Марию. Не прерывая поцелуя, Габриэль подхватил ее на руки и осторожно понес к кровати, бережно опустив на шелковое покрывало.

Быстро расставшись с остатками одежды, он стал раздевать Марию, стараясь побыстрее освободить ее тело от шелка и кружев. Движения его были лихорадочны, как будто он больше не мог ждать ни минуты.

Мария, не стесняясь, отвечала ему жаркими поцелуями. За эти минуты, наполненные страстью, она готова была забыть обо всех невзгодах, прошлых и будущих. Он разбудил в ней чувственность, научил получать наслаждение, и она горела страстным желанием вновь погрузиться в эту пучину экстаза. Любовь к нему, которую она так тщательно скрывала, заполнила ее без остатка и рвалась наружу. Габриэль был как одержимый: казалось, он не может насытиться ею, его руки и губы не могли оторваться от ее тела. Сладострастный стон вырвался из уст обоих, когда тела их соединились. Они, как безумные, бросились в этот омут наслаждений после долгих недель воздержания.

Потом они долго лежали молча, тесно прижавшись друг к другу, боясь нарушить эту неожиданную чувственную гармонию.

Габриэль с удивлением посмотрел на Марию. — Почему, как только ты появляешься, мои мысли начинают путаться? Твой отец убил моего, твой брат безжалостно разрушил мою жизнь, Дельгато и Ланкастеры из поколения в поколение были непримиримыми врагами, а я с тобой… — Голос его дрогнул, и взгляд остановился на ее груди, которая касалась его тела. Он, как завороженный, смотрел на коралловые бугорки сосков. — Я теряю разум в твоем присутствии, — сказал он хрипло. — Вместо того, чтобы мстить, я думаю только о наслаждении, которое мне сулит твое тело, и стыжусь своих чувств. Страсть к тебе — это измена всему, что мне дорого. Это насмешка над клятвой, которую я себе дал. — Он неожиданно замолчал, как будто осознав, какое оружие против себя он столь опрометчиво ей дал.