Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич - Страница 73

Приверженность «Химика» к оборонительным построениям (не только, к слову, в матчах против ЦСКА) объяснялась просто. У воскресенцев не было необходимого количества игроков, способных вести игру по-другому. «Однажды, — вспоминал Эпштейн, — подходит ко мне перед игрой Тарасов, обнимает за плечо и ласково так говорит: “Колюня, у тебя защита-то слабая. Надо тебе в атаку людей пускать, чаще нападать”. Ну, думаю, гусь ты, Анатолий Владимирович. Хитер — монтер. Я в атаку брошусь, а ты меня со своими орлами разнесешь в пух и прах. Кто же устоит перед такими армейскими нападающими, у него же там вся сборная, по сути, играет? Нет, соображаю про себя, я в атаку-то пойду, но только когда в тылах будет порядок». А какой уж тут порядок, если в восемнадцати сезонах тарасовско-эпштейновского «соревнования» у «Химика» лишь семь раз зафиксирована положительная разница заброшенных и пропущенных шайб?

Часто приводят два высказывания Эпштейна, в которых, по мнению Е. Рубина, «велика» доля правды. «Я бы ЦСКА потренировал, — говорил Николай Семенович. — Вот пусть бы он (Тарасов. — А. Г.) потренировал “Химик”». И еще: «Давайте раз и навсегда отдадим золотые медали ЦСКА, а сами будем бороться за серебряные». И в чем же здесь «доля правды»? С чего бы вдруг Тарасову тренировать «Химик»? Тренерскую позицию в клубе, фактически начиная в нем хоккей с нуля, он выстрадал своей адской работой. Позиция эта не была преподнесена ему на блюдечке с каемочкой. Тренерская работа Тарасова не дает ни малейших оснований сомневаться в ее качестве, именно она, а не какие-либо привходящие обстоятельства приносила ЦСКА чемпионские титулы. «За всю его долгую карьеру, — пишет Рубин, — Тарасову ни дня не пришлось работать не просто с посредственными, но вообще не с самыми сильными командами страны». Тарасов действительно всегда работал только с самой сильной в Советском Союзе командой. Но только потому она была самой сильной, что таковой ее сделал он сам.

Сын Николая Эпштейна Марк рассказывал в интервью газете «Спорт-экспресс», как однажды в сокольническом Дворце спорта на одном матче находились вместе Эпштейн и Скотти Боумэн: «В Сокольниках на хоккее сидел в ложе Скотти Боумэн. Отцу говорят: “Познакомить вас? Подниметесь к нему в ложу?” — “А что я к нему пойду? Пусть он спускается…” Так и не познакомились. Ну кто такой Боумэн? Отец-то с “Монреалем” выигрывал бы. Вот попробовал бы Боумэн в Воскресенске поработать…»

Насчет «Монреаля»… Вот сценка из одного из матчей ЦСКА — «Химик». Лужники. Счет долгое время держится ничейный — 1:1. И тут шайбу в ворота воскресенского клуба забрасывает Харламов. Тарасов зычным голосом, в расчете на то, чтобы быть услышанным в располагавшейся неподалеку от скамеек ложе прессы, обращается к своим игрокам: «Все на лед, поздравлять Харламова!» Призыв, разумеется, слышит и Эпштейн. И столь же громко: «Тоже мне, “Монреаль Канадиенс” обыграли!..»

Рассказывают, как Анатолий Владимирович настраивал иногда своих игроков на матчи с «Химиком» (об этом, в частности, пишет тот же Рубин, ссылаясь на информацию, полученную от Локтева): «Все маленькие, все бегут, у всех нос крючком! Неужели мне вас учить, как обыграть эту воскресенскую синагогу?!»

Сам Эпштейн, конечно же, был прекрасно осведомлен, что никаким антисемитом Тарасов, боготворивший Михаила Товаровского, крепко друживший с Александром Гомельским, помогавший Олегу Белаковскому, никогда не был и быть не мог. Такая установка Тарасова его только веселила. Как веселило и высказывание его друга Дмитрия Богинова: «Воскресенцы выбегают из своей зоны, как евреи из горящей синагоги».

Тарасову напрасно — прямо или косвенно — приписывают проявления антисемитизма. Для него национальностей не существовало.

Приписывают Тарасову также стремление использовать оборонительные наработки «Химика» для подготовки сборной к матчам с играющей будто бы в той же манере командой Чехословакии. Но и это не так. Тщательное изучение списка неофициальных матчей советской сборной с многочисленными клубными командами различных стран так и не выявило наличие среди ее спарринг-партнеров воскресенского «Химика». В разные годы сборная играла с рижской «Даугавой», московским «Локомотивом», горьковским «Торпедо», «Электросталью», СКА МВО (Калинин), не говоря уже о ЦСКА, «Динамо» и «Спартаке». «Химик» среди ее соперников не значится.

Странное дело. Когда Тарасов в своих статьях и книгах, в выступлениях на тренерских советах и совещаниях специалистов ратовал за развитие сбалансированного хоккея и критиковал однобокую приверженность некоторых коллег хоккею оборонительному, мнение великого тренера моментально подвергалось осуждению. Е. Рубин, например, считал, что Тарасов, пропагандируя атакующие методы ведения игры, пытался вынудить Николая Эпштейна отказаться от защитной тактики, благодаря которой «Химик» время от времени отбирал очки у ЦСКА. «Попытки Тарасова успешно бороться с этой тактикой на льду ни к чему не привели, — считает Рубин, называющий «Химик» «самым трудным противником для ЦСКА», — и Анатолий Владимирович прибег к обходному Маневру». На одном из заседаний Федерации хоккея СССР Тарасов, по словам Рубина, «потребовал осудить Эпштейна как тренера, который мешает прогрессу советского хоккея».

Документального подтверждения этому обнаружить не удалось. (О том, что «Химик» был для ЦСКА одним из самых легких соперников среди пребывающих в верхней части таблицы, уже говорилось.) Несложно, однако, найти программные выступления Тарасова по вопросам тактики хоккея, актуальные по сей день точно так же, как и сейчас актуальна в большей своей части книга футбольного тренера Бориса Аркадьева «Тактика футбольной игры». Одно из таких выступлений Анатолия Владимировича было опубликовано под общим заголовком «Тактика-75» в четырех подряд номерах еженедельника «Футбол-хоккей» (№ 27-30) за 1968 год. «Пишу — размышляю, фантазирую. Наверное, в чем-то не прав, — предварил Тарасов свои программные статьи. — Однако чувствую, что мы обязаны пытаться предугадать пути развития хоккея на несколько лет вперед. Это необходимо. Но чем руководствоваться, на что опереться? Мне кажется, разговор следует вести в нескольких направлениях. Надо сравнить нашу собственную тактику, сегодняшнюю и вчерашнюю. Кроме того, целесообразно сопоставить свои предположения с тактическими концепциями будущего соперника, который, конечно же, не во всех компонентах отстает от нас. Напротив, например, у канадцев много интересных, индивидуальных тактических мотивов». А вот суждение Тарасова из главки, затрагивающей вопросы обороны: «Нельзя создать сильную команду, не уделяя внимания обороне, ее надежности и прочности. Когда игроки спокойны за свой тыл, они свободны, раскованы в действиях и в тактических решениях. У них хорошее настроение, их не тревожат мысли о случайной неудаче».

Оборона для Тарасова всегда была «печкой», от которой он начинал свой тактический «танец», выстраивая игру и ЦСКА, и сборной. Но так же всегда он считал бесперспективными и устаревшими с точки зрения развития хоккея сугубо оборонительные методы. Однобокость ему претила. Тарасов ратовал не за так называемый атакующий хоккей в ущерб оборонительным построениям, а за хоккей гармоничный, сбалансированный, состоящий из трех игровых стадий — атаки, обороны и перехода из одной стадии в другую. Каждая из них — в момент применения — становится самой важной, каждая требует основательной физической готовности, игры на высоких скоростях и тактической выучки. Этим Тарасов и занимался на тренировках со своими игроками.

Таких споров, какие вели Тарасов и Эпштейн — в своем кругу и публично, в прессе, — сегодня нет и в помине, как нет, впрочем, и специалистов такого калибра, способных обсудить с безупречным знанием дела не хоккейное закулисье, а собственно хоккей. Тарасов сказал однажды Эпштейну, что если бы они сложили газетные гонорары за опубликованные в них споры, на эти деньги можно было закатить хороший банкет в хорошем ресторане.

Спорили не только по тактике, но и по вопросам, связанным с подготовкой команд, на каком фундаменте она должна строиться. Эпштейн придерживался той точки зрения, что фундамент — это техническое мастерство и тактическое мышление. Силу, ловкость, быстроту он считал качествами, безусловно, необходимыми, но легко совершенствуемыми. Тарасов же во главу угла ставил атлетизм: «Он был, есть и будет фундаментом, на котором базируется мастерство… Высокая скорость, сила, быстрота реакции, наконец, хорошо развитое качество ловкости — все это помогало спортсменам быстро приобретать технико-тактические навыки».