Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич - Страница 48

Колосков, не скрывая обиды, спросил у Тарасова: «Может, мне уйти из команды, заниматься исследованиями где-нибудь в другом месте?..» Тарасов оборвал его на полуслове: «Ты ничего не понял. Иди за мной». И они пошли в раздевалку, где хоккеисты ждали Тарасова для подведения итогов тренировки. «Я сейчас Колоскову, — сказал Тарасов, — всыпал по первое число! Он с вами, как с балеринами работает. Жалеет! Вон Фирсову поставил датчики, а тот катается вдоль бортика, прохлаждается. Сачковать не позволено никому! В общем, так: слушать науку беспрекословно, выполнять все его рекомендации и выкладываться на сто процентов! А теперь — по тренировке…»

Энергетика, магия Тарасова были мощнейшими. Спустя час после тренировки к Колоскову подошел Фирсов: «Тарасов прав. Мы действительно иногда сачкуем. Вот и я сегодня. Ты не стесняйся, пожестче с нами будь». Наслушавшись Тарасова, Фирсов совершенно забыл о том, что перед занятием задержавшийся тренер сорвал с него датчики и тренировался он без аппаратуры. «Тарасову, — резюмировал Колосков, — хоккеисты верили больше, чем самому себе».

Тонкий психолог, Тарасов мог при всей команде всыпать по первое число и сильнейшим игрокам. Когда Юрий Королев удивился, почему тренер публично, причем частенько без весомого повода, распекает лидеров ЦСКА, Тарасов ответил: «А что ж ты хочешь, чтоб я игрока третьего звена призвал к порядку? Вот я одернул Фирсова, и считай, что это сигнал для остальных ребят, для тех, кто значительно уступает ему в мастерстве».

Второй эпизод из психологического арсенала Тарасова, свидетелем которого стал Колосков, произошел на базе в Архангельском. Тренер позвал его на разговор в преддверии матча с основным соперником ЦСКА — «Спартаком». «Вячеслав, — начал Тарасов, — если исходить из результатов четырех последних игр, как думаешь, победим мы завтра или нет?» Четыре матча кряду ЦСКА с легкостью выиграл с общим счетом 22:1, причем единственную, ни на что не влиявшую шайбу пропустил в последней встрече. По мнению Колоскова, результаты эти не имели никакого отношения к предстоявшему матчу — слишком уж разнился уровень соперников. Об этом он и сказал Тарасову. «Вот! — воскликнул Тарасов. — И ты ничего не понимаешь! А я тебе так скажу: мы можем завтра проиграть именно потому, что выдалась такая удачная результативная серия. Игроки будут спать на поле, они психологически не готовы к драке, они уже чувствуют себя великими. А если игра сразу не заладится и они потеряют кураж — всё! Тогда ни кнутом, ни пряником ситуацию не переломить. Команде немедленно нужна встряска, внутренний конфликт. Вздрючить надо моих самых-самых. Уловил?» — «Как — вздрючить? — удивился Колосков. — За что?» Он и не предполагал, что можно устроить встряску после четырех подряд выигранных матчей.

«А вот смотри за что!» — произнес Тарасов и на глазах изумленного Колоскова принялся священнодействовать. Разворачивалось настоящее представление. Услышав чьи-то шаги по коридору — а время было послеобеденное, тихий час, — Тарасов поднял палец вверх и полушепотом вымолвил: «Капитан наш. Виктор Кузькин. Он-то мне и нужен для начала». Тарасов открыл дверь, в проеме действительно появилась фигура Кузькина. Колосков признавался, что ни до, не после он никогда не сталкивался с тем, что тренер по звуку шагов узнаёт своих игроков.

«Ты куда?» — спросил Тарасов. «Бутылку воды взять, Анатолий Владимирович». — «Зайди на минутку». Тарасов подвел Кузькина к макету хоккейной площадки: «Как так получилось, что из-за тебя, прославленного нашего капитана, шайбу пропустили? Почему ты под нее не лег?» Тарасов говорил о единственной шайбе, пропущенной ЦСКА в четырех победных матчах, так, словно гол этот по меньшей мере решил судьбу чемпионата страны. «А я-то при чем? — искренне удивился Кузькин. — Тут Брежнев должен был сыграть — его зона». Позвали Брежнева. «Анатолий Владимирович, — сказал он, услышав обвинения в свой адрес, — Полупанов же на нападающего шел, я принял правее, чтобы ему не помешать». Позвали Полупанова… «Минут через десять, — вспоминает Колосков, — в кабинете Тарасова стоял невообразимый гвалт: полкоманды яростно обсуждало, как могло получиться, что шайба влетела в их ворота. Споры продолжались и после ухода игроков из кабинета тренера — доносились из коридора. Когда мы остались одни, Тарасов с удовлетворением сказал: “Всё. ‘Спартак’ завтра ‘порвем’”». И действительно — «порвали».

Буквально накануне Олимпиады-64 в Инсбруке советская сборная проводила контрольный матч с рядовым австрийским клубом. После двух периодов чемпионы мира проигрывали 2:5. Хоккеисты ожидали разгона в перерыве, но Тарасов с Чернышевым в раздевалку даже не зашли. Разгон игроки устроили себе сами. Слов и выражений не выбирали. Третий период играли на уязвленном самолюбии. Выиграли, конечно, но и урок запомнили.

Во время турне сборной по Канаде в конце 1967 года слабо и даже как-то безвольно играла тройка Полупанова. Тарасов не шумел на них, но «подзадорил» Фирсова и его молодых партнеров простыми словами: «Вы слишком рано уверовали, что едете на Олимпиаду в Гренобль». Подействовало.

Тарасов всегда очень тонко чувствовал психологическое состояние спортсмена, а во время игры — особенно. В игровых ситуациях состояние каждого хоккеиста меняется в зависимости от того, как действует команда, звено, сам игрок. Тарасов, обладая феноменальной интуицией, никогда не убирал палец с «пульса» этого состояния. Иногда он создавал искусственные микроконфликты. «Боря, — говорил он Кулагину, — что-то у нас команда стала спокойная. Не нравится мне эта ситуация». — «А ты, — отвечал ему Борис Павлович, — отпусти завтра игроков домой, и всё будет нормально». Анатолий Владимирович отпускал хоккеистов по домам, кто-то обязательно попадался на нарушении режима, и Тарасов удовлетворенно «подкручивал гаечки», назначая дополнительные тренировки и будоража команду. Организация подобных искусственных конфликтных ситуаций — дело тонкое. В командных видах спорта без них, видимо, не обойтись. Они позволяют в максимально возможной степени управлять коллективом, особенно — лидерами, на которых, помимо прочего, возлагается обязанность по управлению остальными игроками.

Работа, проводившаяся Колосковым, Тарасова полностью устраивала. Он получил дополнительные — объективные — данные и полезные методические наработки. У них сложились неплохие личные отношения. Они не раз обсуждали дела после парной, за рюмкой отменных, собственноручно приготовленных Тарасовым настоек на черноплодке, клюкве, лимоне и на смородиновых почках.

Как-то раз оказались вместе в Саратове. После бани, устроенной тогдашним тренером местной хоккейной команды Робертом Черенковым, Колосков затеял с Тарасовым разговор о своей научной работе, к которому давно готовился. «Я тогда, — рассказывает Колосков, — впервые высказал сомнение в том, что эффективность разработанных мною методик для хоккея в целом можно доказать, экспериментируя только с одной, причем самой продвинутой командой. Для чистоты эксперимента необходимо провести исследования с клубом, идущим где-то в середине турнирной таблицы».

Провести Тарасова было невозможно. Он подозрительно, из-под бровей посмотрел на Колоскова и спросил в лоб: «Куда намылился? Уж не в “Крылышки” ли?» «Крылья Советов» к тому времени возглавлял Борис Кулагин, ушедший из ЦСКА (Тарасов предлагал ему остаться вторым, но Борис Павлович не захотел) и мечтавший о чемпионском титуле с новой командой. Колосков, предвкушая взрыв со стороны Тарасова, ответил честно: «В “Крылышки”». Тарасов же спокойно сказал: «Что же, по большому счету ты прав. Иди к Кулагину. Но в баню будем продолжать ездить!»

Когда коллеги спрашивали Тарасова, как быть, если тренер чего-либо не знает, Тарасов отвечал: «Узнать. Проконсультироваться. Всерьез заняться самообразованием, стараться постигать буквально всё, что имеет отношение к профессии».

Однажды Тарасов обнаружил, что его новая тактическая идея, внедренная в систему командных действий, вошла в противоречие с физическими возможностями игроков. Тренер тогда разрабатывал варианты, которые намеревался использовать во встречах с канадскими профессионалами. О проведении таких встреч он думал постоянно. Тарасов задумался о том, как повысить занятость игроков в единицу времени. Он придумал систему игры, предусматривавшую активные, скоростные, челночные действия звена с шайбой и без шайбы с участием всех игроков пятерки, в том числе и защитников. «Готовились мы к этому последовательно, — писал он. — Довели скоростной режим игры ведущих звеньев до 25-30 секунд. Высоки были и пульсовые обороты у хоккеистов: 160-200 ударов в минуту». ЦСКА стал действовать по-новому и всегда побеждать. «И вдруг, — вспоминал Тарасов, — у хоккеистов уже во втором периоде стал проявляться игровой спад. Врач докладывает — игроки не восстанавливаются, им нужен более продолжительный отдых».