Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века - Шубин Александр Владленович - Страница 38

Постепенно ее стала покидать даже мысль о побеге, и, словно поняв это, мулла разрешил ей прогулки по краю пропасти, отделявшей их школу от остального мира. Внизу под скалой в песке валялись огромные каменные глыбы, был виден арабский замок и несколько роскошных сказочных мечетей, а вокруг них простирался бесконечный ряд четырехэтажных домов с гладкими крышами. «Как бритые зэки», подумала она и осознала, что все-таки хочет бежать.

Обшарив глазами горизонт, она вдруг поняла, где находится: на горизонте за рекой, пальмами и прочей зеленью в желтизне пустыни виднелись пирамиды.

Ольга хотела поделиться этим открытием хоть с кем-нибудь. Это была игра со смертью, но все-таки за ужином она, стараясь не шевелить губами, проговорила в сторону соседки: «Мы в Каире». «Вау!» — воскликнула соседка, видимо американка, и тут же получила первое предупреждение от охраны.

На следующий день Ольга потеряла свое право на тайну: экскурсию на пирамиды устроили всем. Их посадили в автолет и кинули в пустыню, совсем недалеко от пирамид. Это был ад. Они бегали по раскаленному песку, а потом их пинками загнали в чрево пирамиды. Доводилось ли вам спускаться в преисподнюю? В полной темноте, почти без воздуха, согнувшись в три погибепи. Вниз — вверх, все на ощупь. И, наконец, свет. Они сгуртовались в маленькой комнате, где их встретил мулла, державший свечу (чем он там дышал?): «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного. Вы многое испытали и во тьме увидели свет. Теперь те из вас, кто пройдет испытания, понесет этот свет всем народам. Прочтём же молитвы...»

Когда они вышли на свежий воздух, то одновременно поняли, что такое счастье — это уже сама по себе возможность просто дышать. Втягивать горячий воздух полной грудью. Эйфория! Американка подняла голову вверх, что строжайше запрещалось, и произнесла по-английски: «Я, Дженифер Мария Лопес, гражданка Соединенных Штатов, похищена в Испании и нахожусь в плену в Каире в диверсионно-разведывательной школе». Она явно рассчитывала, что это сообщение будет считано спутником. Естественно, она тут же получила второе замечание. Ни Ольга, ни кто-то еще не решились повторить этот подвиг. Они побрели к автолету у сфинкса, ступая по камням, стесанным миллионами жреческих, варварских и туристических ног. Закатное солнце блеснуло ей в глаза, и Ольга обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на пирамиду, и даже замешкались на секунду, рискуя репутацией идеальной ученицы. На пирамиде ей показалось... Нет, не может быть. Там стоял человек в хитоне и смотрел на нее пронзительным взглядом. Искушение. У него было лицо отца Фомы. Чур меня! Она побрела к автолету.

Призрак как раз и был отцом Фомой. В Стамбуле их с Павлом задержали и для их же безопасности перебросили в Александрию, подальше от театра военных действий. Оказавшись в краю египетском, Фома не мог не показать Павлу здешние святыни. Они бродили от собора к собору, и Фома посвящал ученика в тонкости споров монофизитов, несториан и православных. И Павел дивился суетности своей прежней жизни, когда спасение какого-то региона от гражданской войны казалось ему важнее спасения души и судьбы всего рода человеческого. Фома был в не меньшем восхищении, он так давно мечтал об ученике, об отзывчивом слушателе, который, в случае чего, сможет продолжить его дело, его духовный путь. Фома даже испросил дозволения у местных властей посетить древние храмы каирские. И получил разрешение.

К закату они дошли до самых пирамид. Здесь было довольно людно — работала археологическая экспедиция. Дехкане откапывали древности, которые пойдут на продажу в Америку. Халифат по-прежнему был заинтересован в торговле с внешним миром. У пирамиды Хефрена стоял часовой, жестом преградивший им дорогу. Пирамида Хеопса была свободна от охраны, и Фома полез на нее, путаясь в рясе, подчиняясь детскому восторгу перед древностью. Павел остался внизу и с беспокойством смотрел на удаляющегося Учителя. И тут к нему подошел человек в бедуинской одежде, только с более светлой кожей, и обратился по-русски:

— Извините, пожалуйста, не могли бы вы окликнуть своего Учителя минуты через две? Нельзя долго быть на пирамиде, новые власти могут прогневаться.

Павел не знал об этих ограничениях, их не предупреждали, но в Халифате было много непонятного, так что лучше не возражать. Минуты через две он крикнул: «Отец Фома, пора бы назад!» Фома повернулся к ученику, но взгляд его словно обо что-то споткнулся.

Фома спрыгнул с каменной глыбы и, взяв Павла за руку, потащил его быстрым шагом по тропе. Он торопился в город, чтобы как можно скорее попасть на другую половину расколотой современности. Фома не задумался ни о том, кто организовал эту их случайную встречу, ни о том, зачем. Только много лет спустя он как-то подумал, что эта встреча не была случайной, не мог сторонний человек увидеть тренировку разведшколы.

В Александрии тот же чиновник, что выдал монахам разрешение на поездку в Каир, направил их назад в Афины. На том доброта мулл закончилась. Из Афин монахам выбраться не дали, и Фоме ничего не оставалось, как бродить со своим экскурсантом по Акрополю и горе Святого Георгия. Зато он знал, что Ольга жива. И знал об этом не только он. Это знали люди, способные отдать приказ Витторио и его ребятам, которые отсиживались на подводной лодке, прятавшейся в гроте в Эгейском море.

Ольга продолжала играть в арабскую рулетку. Пули свистели совсем рядом. Американка снова заговорила с Ольгой, очень неосторожно: «Нас спасут. Не могут не спасти. Америка всегда спасает своих граждан». Ольга побоялась отвечать, и правильно. Надсмотрщица подала знак, и нарушительницу увели. У нее было уже третье нарушение. После завтрака их выстроили на плацу. Зачитали приказы. Последний — о казни очередной нарушительницы. Она стащила у соседки мыло. Несчастную вывели к стенке. Потерпевшая должна была исполнить приговор. «Все справедливо», — подумала Ольга и ужаснулась. Как-то одновременно ужаснулась из-за своего согласия с этой справедливостью и из-за того еще, что приговор американке по этой логике приводить в исполнение придется ей, Ольге.

Новоиспеченным палачом оказалась то ли китаянка, то ли кореянка. Эта справится. Сама невозмутимость. У нее не было ни одного нарушения, хотя особых успехов в боевой и политической подготовке тоже не наблюдалось. Дитя Востока плохо говорила, с трудом запоминала Коран и не попадала в цель со ста метров. Но с пяти метров она не промахнулась, спокойно вогнав пулю в лоб обреченной. Завтра утром то же самое придется проделать Ольге. Или не придется? Стрелять она здесь насобачилась. Взять, да и прекратить все эти мучения, подстрелить кого-нибудь на трибуне напоследок.

Целый день она только об этом и думала. Раньше был шанс изображать лояльность в надежде вырваться отсюда как-нибудь потом. Теперь повяжут навеки. Оставят запись — Ольга совершает обряд жертвоприношения самому справедливому Богу.

Вечером ее вызвал в молельню мулла. Эти приглашения воспринимались со страхом и радостью одновременно — все-таки возможность вволю поговорить. Ольга знала, о чем пойдет речь, и поэтому боялась выдать свой план. И еще больше — передумать.

— Я рад тебя видеть, прекраснейшая, перед прощанием. Завтра ты покидаешь нас. В твоих руках — великая миссия. С тобой будут работать другие люди и в других, не столь суровых условиях. В дальнейшем, когда ты лучше поймешь многогранность нашей культуры, тебе предстоит вернуться домой, чтобы убедить своих соотечественников — нам всем нужен мир между Халифатом и Россией. Если ты не успеешь со своей миссией, погибнут миллионы людей.

— Я должна буду завтра...

— А как же? Иначе нам труднее будет тебе доверять. И ты должна будешь это сделать ради миллионов жизней, ради судьбы своей страны и всего мира. Подумай об этом.

И он оставил ее на ковре наедине с Кораном.

Потом Ольга пыталась вспомнить, как она старалась что-то решить. Какие взвешивала аргументы. Но ничего не вспомнилось. Видимо, ничего и не взвешивалось. В конце концов она открыла Коран на первой попавшейся странице и прочитала: «Аллах ниспослал лучший рассказ — книгу со сходными, повторяемыми частями, от которой съеживается кожа тех, которые боятся своего Господа, затем смягчается их кожа и сердца к упоминанию Аллаха». Так и было, пока она читала Коран. Но теперь ей предстояло убийство и вечное рабство в плену компромата. От этого съеживалась кожа, но вот только не размягчалась.