Наследник из Калькутты - Штильмарк Роберт Александрович - Страница 63

Вскоре глубокое ущелье разверзлось перед путниками. По гранитной скале, сбегая десятками мелких ручейков, струилась вода. Это был водопад, образованный подземными ключами где-то в недрах гор. Он выходил на поверхность из темной расселины высоко в скалах, бежал по крутому склону и, журча, низвергался с утеса, смешивая на дне ущелья свои воды с водами речки.

— Держу пари, что в этих горах таятся большие богатства, — проговорил Мюррей. — У каждого из нас скопился порядочный запас золотого песка, который мы намывали на берегу ручья. Мы рассчитывали сохранить в тайне это открытие и, вернувшись когда-нибудь на этот остров, заняться золотоискательством.

— Пусть твои друзья, если пожелают, ищут здесь золото, — сказала Эмили. — Мое маленькое наследство от отца и твой золотой песок — этого достаточно для устройства новой жизни.

— Ты забываешь о грузе «Офейры». Он был собственностью твоего отца и по праву принадлежит тебе. Ящики в полной сохранности. Теперь еще один трудный подъем по ложбине — и мы встретим наших друзей в пещере. Но, черт возьми, я не узнаю места!

Путь вверх по следам недавней лавины оказался очень тяжелым. Чем выше поднимались путники, тем озабоченнее становилось лицо Мюррея. Издали он увидел, что каменные глыбы сдвинуты. Исчезли заросли кустов, скрывавшие вход в пещеру.

— Боже мой, — прошептал он, — вход засыпан!

Наступал вечер. Мюррей рассчитывал переночевать в пещере в обществе своих друзей, но входа в пещеру уже не было...

Мюррей стал громко звать товарищей. Ему отвечало гулкое эхо. Сняв штуцер с плеча, он два раза выстрелил, но потревожил только горных орлов.

— Они все погибли, Эмили! Пещера стала их могилой. Поистине над людьми, обретающими титул виконта Ченсфильда, тяготеет какой-то злой рок. Никогда не будем вспоминать о нем, моя любимая!

Обнажив головы, они постояли на коленях перед могилой мальчика и обоих корсаров, тихо поднялись и тронулись в обратный путь. Но теперь Мюррей шел молча, опустив голову.

Добравшись до озера уже в сумерках, они переплыли его на челне в полной темноте. Эмили начала спотыкаться и ушибла ногу о корень. Фред взял ее на руки и понес. Она лежала на его плече с закрытыми глазами и будто уплывала куда-то в глубокую золотую темноту.

В полумиле от берега островитяне поставили охотничий шалаш. Фред внес Эмили в это укрытие, зажег светильник и развел огонь. Когда дрова затрещали, он присел на камень и растер девушке ушибленную ступню. Эмили смотрела на него сверху; взгляд ее светился тем лучистым сиянием, какое исходит из глаз женщины в самые счастливые минуты ее жизни.

Когда они поужинали, Фред устроил девушку на ложе из звериных шкур и, расстелив на полу свой плащ, улегся у огня. Он не спал и смотрел на гаснущий огонь. Ему показалось, что Эмили задремала; он тихонько приподнялся на локте, чтобы взглянуть ей в лицо. Две нежные руки тихо обняли его. Он взял в свои ладони голову девушки, и два дыхания слились в одно.

4

Утратив представление о времени, Бернардито Луис пользовался падавшими со сталактита каплями не только для утоления жажды, но и в качестве часов. Он определил, что миска наполняется водою вровень с краями приблизительно за двадцать четыре часа, и вел теперь счет суткам по числу опорожненных мисок. Питался он копченым кабаньим и козьим мясом, остатками хлеба и сырой мукой, которую размешивал в воде. Этим же он кормил и ребенка. Весь хлеб пришлось нарезать на тонкие ломтики, чтобы на нем не появилась плесень. В сыром воздухе ломтики не засыхали.

Капитан успел обследовать и правое ответвление подземного лаза. Оно оказалось длинным и извилистым, постепенно понижалось, и местами потолок нависал так низко, что пробираться можно было только ползком. В иных местах Бернардито вставал во весь рост и не доставал потолка рукой.

По расчетам Бернардито, ему лишь на четвертые сутки пещерного заточения удалось добраться до оконечности правого хода. Здесь, на расстоянии не менее трехсот ярдов от развилки, он встретил наконец слоистую шиферную скалу, в которую упирался подземный ход. При свете фитилька старый корсар осмотрел скалу и обнаружил узкую трещину. Поднесенный к ней огонек светильника метнулся и погас. Бернардито приложил к трещине ухо и уловил шум струящейся воды. Звук был слабым и неясным, но сомнений не оставалось; где-то за шиферной скалой бежал ручей. Если бы удалось пробить несколько футов шифера и добраться до ручья, подземное русло, возможно, вывело бы пленника из темницы. Бернардито вспомнил о водопаде в ущелье. Его озарила догадка, что он находится рядом с подземным руслом этого потока. Шансы на спасение возросли!

Мотыга была в руках. Бернардито опять запалил огонек и ударил по скале. Кусок мягкого сланца откололся легко. Увлеченный работой, Бернардито забыл о сне, пище и покинутом ребенке. Через несколько часов он расширил щель, но гора слоистых обломков шифера поднялась до пояса. Работать дальше стало невозможно, и узник пещеры принялся разравнивать породу по всему полу подземного тупика. Сквозь щель сюда проникал свежий воздух. После яростного труда Бернардито ощутил сильную усталость. Он лег на спину и задремал. Внезапно сквозь баюкающий шум ручья Бернардито различил далекий стук, царапанье и скрежет.

Бернардито пополз назад. Когда после самых мучительных этапов этого подземного пути он ложился отдыхать, скрежет и стук различались им явственнее. Наконец он добрался до каземата. В чернильной мгле ребенок тихонько лежал на кожаной куртке, но, завидев огонек и бороду пирата, горестно заплакал. Маленький человек выражал обиду на свое долгое одиночество. Миска под сталактитом переполнилась, и драгоценные капли уходили в почву.

— Сынок, ты скоро увидишь солнышко и пойдешь разгуливать по твоему острову, — заговорил Бернардито, поглаживая кудри мальчика. — Я нашел выход из пещеры, понимаешь, выход, но его нужно раскопать, и тогда мы с тобою...

Где-то посыпались камни. Что-то грозно ухнуло, и стены каземата содрогнулись. Сталактит сорвался и грохнулся на пол, расплющив миску. Стало темно, и густая пыль забила старому корсару ноздри, рот и глаз. Он зажмурился и склонился, ожидая конца. Вся жизнь разом вспомнилась ему, точно вспышка молнии озарила прошлое... Но свод над головой еще держался, и сознание не покинуло Бернардито. Теперь все вокруг затихло, звуки прекратились, и капитан наконец сообразил, что они означали. Их пещеру раскапывали! Очевидно, обнаружив обвал, Леопард задумал раскопать могилу своего сына. Во время раскопок матросы расшатали остатки уцелевшего свода пещеры, и он рухнул. Если обвалом засыпана и развилка подземного лаза — смерть пещерных узников неминуема!

Бернардито с трудом зажег свой маленький факел. Каземат был цел, не считая упавшего от сотрясения сталактита. Но вход в подземный лаз засыпан до половины...

Капитан выгреб землю, расчистил вход и пополз к развилке. Всюду лежала свежеосыпавшаяся земля, пыль еще густо стояла в воздухе. Вход направо оказался свободен!

Бернардито решил перебраться в тупик и оттуда пробиться к подземному руслу. Он снова различил стук. Значит, раскопки продолжались, но капитану было ясно, что даже силами всего экипажа «Ориона» разрыть пещеру можно было не раньше чем через две-три недели.

Опасаясь новых обвалов, Бернардито принялся ползком перетаскивать все свое имущество и запасы в тупик. Эта работа была адской, и продолжалась она не менее двух суток. За эти дни Бернардито не раз доходил до изнеможения. Обессиленный ребенок больше не кричал и не плакал. Свернувшись клубочком, как зверек, он лежал на куртке корсара, часто дремал, а пробуждаясь, безучастно глядел на бородатого спутника.

Выспавшись в своей новой «квартире», испытывая мучительную жажду, Бернардито подкрепился последними остатками еды и принялся за работу.

Подземный плен длился, по расчетам Бернардито, уже шесть-семь суток, когда три глухих толчка вновь поколебали своды подземелья. На вулканические сотрясения они не походили, потому что произошли где-то в стороне, в обломках пещеры.