Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I - Штерн Борис Гедальевич - Страница 12

Негр тем временем заторопился. Он был в военной тропической форме «листопад» — высокие ботинки, шорты с бахромой, рубашка с короткими рукавами. Закинул на плечи рюкзачок, сунул паспорт в нагрудный карман рубашки, надел маскировочную шляпу-панаму, пожал Гайдамаке руку, сказал: «Ну, бывай! Люське привет!» — и полез в окно.

Тут и отец Павло подоспел и тоже застыл в дверях.

Негр вылез в окно, отнял руки от подоконника, но не упал вниз с шестого этажа на ржавую свалку под домом, а крепко на чем-то стоял ногами. Подмигнул отцу Павлу, сделал ручкой «до свиданья», повернулся и пошел по воздуху в ТельАвив.

— Видел? — прошептал Гайдамака.

— От, — выдохнул отец Павло.

Они подошли к окну. Негр поднимался над Финским заливом в сторону Кронштадта — невидимый мост, вроде радуги, наверно, растянулся над заливом крутой дугой. По мосту — то есть по воздуху — ходили удивленные вороны и чайки и клевали какие-то крошки. Облака висели низко. Было хмуро, но не туманно. Пятнистая форма негра маскировала его в сизом небе. Негр уходил, уменьшался, вошел в облака и исчез.

Вороны и чайки закричали, закаркали и взлетели.

— Счас я попробую! — загорелся Гайдамака и полез в окно.

Его неприятно кольнуло, что негр передал Люське привет.

Люська была придурковатая и дерганая — могла уже сговориться ехать с этим негром в Израиль.

— От! — Отец Павло дал ему подзатыльник, стащил с подоконника и провел следующий эксперимент: взял в углу топор и бросил вниз из окна. Злополучный топор полетел с шестого этажа и упал на ржавую свалку. Моста уже не было.

Гайдамака почесал в затылке, а отец Павло осмотрел окно.

Сбоку на подоконнике стоял пыльный кактус. Двойная застекленная рама была любовно украшена резными наличниками, которые Гайдамака сам вырезал топором — он любил вырезать по дереву всякие узоры.

— Живи у меня, — сказал Гайдамака. — Живи, сколько хочешь. Я один боюсь. Пропишем тебя в Гуляе, у меня тут в милиции знакомый Шепилов.

Отец Павло не отказался, но и не дал согласия.

— Будем вместе пить, — стал уговаривать Гайдамака. — Тикай от этих хохлов.

— Так ты же сам хохол, от, но только русскоязычный, — сказал отец Павло.

— Точно! — невпопад ответил Гайдамака. — Женим тебя на хохлушке. Хохлушки у нас очень даже ничего себе, цветочки садят, борщи варят.

— Галушки всякие, — задумался пои.

— Вареники, — напомнил Гайдамака и решил. — Женим тебя на Элке, соседке, Кустодиевой!

— Идем за водкой, иодуматы трэба, от, — уклончиво сказал отец Павло. Что-то ему не хотелось жениться, от.

Ушли, оставив окно открытым, чтобы негры, если таковые опять появятся, могли войти.

ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 16

Национальный музей Офир

СССР, Гуляй-град, XX век.

Обрезная доска, стекло, резьба по дереву.

Примечание: автор, не желая загромождать роман всякими архитектоническими (от мудреного термина «архитектоника» [Этот термин означает всего-навсего взаимосвязь всех литературных штуковин друг с другом. Например: после третьей главы должна следовать четвертая, но не наоборот. Или: начал с пролога, кончай эпилогом. ]) излишествами, все же не смог отказать себе в удовольствии графически изобразить знаменитое окно в Европу.

ГЛАВА 17

ГРАФФИТИ НА ОКНЕ В ЕВРОПУ (Россия)

Сашко Гайдамака

БЕЛАЯ ГОРЯЧКА

ГЛАВА 18

ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР

Столицей Офира был древнейший Ambre-Edem.[44] Гамилькар и Гумилев (Гумилев под именем herr'a Klaus'a Stefan'a |Chkforzopfa[45]) поселились в столичном отеле с электрической вывеской «Hotel d'Ambre-Edem»,[46] вырубленном в цельной ранитной скале. На прохладной гранитной веранде отеля за ужином из тушеного купидона c легким пальмовым вином Гамилькар, по совету Гумилева, прежде чем приступить к Пушкину, решил потренироваться на переводе «Луки Мудищева». Сейчас он отыскивал рифму к специфическому слову «елда»:

Для перевода это был тяжелый кусок. Хотя почти все слова были просты и понятны, перевод стопорился из-за двух ключевых слов — «хрен» и «елда». Слово «хрен» по Далю обозначало растение и едкую приправу для пищи, и Гамилькар никак не мог понять, как этой приправой можно поднимать гири; а слова «елда» в словаре вообще не было, приходилось только догадываться, что оно означает. Гамилькар завернулся в простыню и отправился среди ночи к Гумилеву за консультацией. Тот не cпал, а крутился у огромного, поистине царского зеркала в золотой литой раме с купидонами и зачем-то силился разглядеть в зеркале свою поясницу.

— Что означает слово «елда»? — с порога поинтересовался Гамилькар.

— Елда, — отвечал Гумилев, — это болт, дрын, дубина, дьявол, женило, идол, истукан, кнут, копье, корень, кукурузина, лингам, орудие производства, подъемный механизм, палка, потенциал, пятая конечностъ, ствол нефритовый, уд, свое хозяйство, челнок, черт, якорь — поднять якорь! Бросить якорь! А вот, например, такое: шиздоболт.

— Но что означают все эти разные слова?

— Мужской детородный орган — член, гениталии, пенис, фаллос — кстати, фаллос пишут с двумя «л», чтоб был длиннее. Ну и, конечно, Кюхельбекер. Вильгельм Кюхельбекер, но кличке Кюхля, был лицейским другом Пушкина, и хотя революционер из него получился хреновый, зато болт у него был такой здоровенный, что лицейские друзья между собой так и называли это дело «Кюхельбекером».