Шестая глава «Дон Кихота» - Штерн Борис Гедальевич - Страница 8

А гиперболоид инженера Гарина сгорел вместе с инженером.

Хорошо снаружи костра смотреть на огонь...

Часть третья

Федор Федорович в момент гибели книг как-будто что-то почувствовал... В его звездный отсек как раз доставили стандартный космический обед – суп с какими-то желтыми перьями, бледную рыбу с теплой слипшейся лапшой, кисель на клею. Его попутчики, потирая членистоножками, с аппетитом набросились на еду, а Федору Федоровичу кусок лапши в горло не лез. Он подошел к иллюминатору и стал разглядывать зеленую зону межгалактического корабля, направлявшегося, как ему сказали, к туманности Андромеды. Подсвечивало солнышко, похожее на настоящее, цвели белыми свечками искусственные каштаны, а свободные от трудовых космических вахт члены экипажа отдыхали в нумерованных синих робах на нумерованных садовых скамейках или прогуливались по дорожкам с помощью личных роботов в белых халатах. А двое в синем, обнявшись, никак не могли справиться с невесомостью – их швыряло от дорожки к ограде и обратно...

Все как на Земле.

Федор Федорович успокоился и принялся за обед. Все хорошо, вот только жаль ему было пирожков с яблочным повидлом, которые вместе с чемоданом и двубортным костюмом были сданы перед стартом в камеру хранения межгалактического звездолета.

Тем временем пожар еще не завершился – хуже того, он разгорался в непредусмотренную Варварой Степановной сторону. Неизвестно, откуда взялся в этой местности ветерок – наверно, случайно залетел, бездельник, поглазеть на огонь. Прилетел и дунул в сторону мусорника. Тот в ответ немедленно возгорелся позапрошлогодними листьями, разломанной тарой и всяким другим хламом, который всегда сопутствует приличному ледниковому мусорнику.

– Вова, туши его! – замахала руками Варвара Степановна. – Гаси!

Вова-электрик стукнул огнетушителем по твердой земле, но из пустого огнетушителя ничего не пролилось. Вова дал ему по голове кулаком, но огнетушитель лишь тихо-тихо зашипел, как потревоженная гадюка.

Зато мусорник подозрительно быстро сгорел... Или огонь ушел в глубь мусорника?

Ну, сгорел так сгорел. Сгорел и без помощи огнетушителя. Что и требовалось доказать. Это был мудрый мусорник, он все глотал.

Ничто не предвещало беды – книги догорали, мусорник слегка дымился, и, казалось, уже можно либо допивать третью бутылку спирта, либо расходиться по домам, либо сделать и то и другое. Но не зря тревожилась душа Варвары Степановны. Сгореть-то мусорник сгорел, но внутри него что-то такое явственно забулькало...

«Бульк-бульк-бульк...» – как в еще бездействующем, но уже готовом к извержению вулкане.

Опять подул ветерок...

Как вдруг из мусорника клубами повалил такой черный дым, «что аж синий!», как говорила впоследствии Варвара Степановна.

– И такой вонючий, что господи помилуй! – докладывала она авторитетной комиссии на следующий день после экологической катастрофы. – И чем дальше, тем страшнее: бульк-бульк-бульк!... У меня аж сердце оборвалось! Как в смоляном котле у чертей в пекле!

Ветерок сначала поиграл этим чертовым дымом, погонял его по Райцентру, а потом скрутил дым в лохматый собачий хвост и направил его прямо в морду Дома на набережной – на фасад, то есть. И стал водить черным хвостом по фасаду, как маляр-художник кистью: туда-сюда, сюда-туда...

Все, кто наблюдал пожар на бывшей набережной, разбежались, затыкая носы от вони; остальные, наоборот, бежали на запашок со всех концов райцентра. Их обгоняли пожарные, но вонища не позволяла приблизиться к эпицентру извержения. Подвезли противогазы. Натянув их, пожарники направили струю на мусорник, но этим только спровоцировали его подземные силы на новую пакость: мусорник тут же выдал такую черную дымовую завесу, что Дом на набережной погрузился «во мглу», как сказал бы Герберт Уэллс.

– А двери?! – раздался вопль явившейся на пожар Мамы. – Двери сгорели?!

– Кому они нужны, эти двери, – успокоили ее. – Двери – на кухне.

Солнце плюнуло и скрылось в черном дыму. Какое там солнце? Зачем оно?

Наступило затмение. У пожарников от бессилия опустились шланги. Райцентр был отдан во власть подземной стихии, весь мир заволокло. Солнце напоминало черную раскаленную сковородку без ручки и жарило ровно час, – именно столько времени понадобилось подземному дыму, чтобы перекрасить Дом на набережной из бело-кафельного в иссиня-черный цвет и, вообще, все белое в Мамонтовке превратить в черное: сахар – в уголь, потолки – в асфальт, а население – в негров. Повезло лишь брюнетам, они так и остались черными. Красные (пожарная машина) и зеленые (канадские елки перед райкомом партии) тоже не спаслись. Флаг над исполкомом был очернен. Этот час потребовался также для того, чтобы под мусорником полностью выгорела запеченная в древней смоле туша мамонта – так определила причину черного дыма авторитетная комиссия во главе с Мамой. Наверно, ничто никогда в мире так не дымило, не воняло и не очерняло действительность, как подпортившийся консервированный мамонт из ледникового периода!

И все ахнули.

На следующий день все население Райцентра, взглянув на себя в зеркало, наконец-то ахнуло и удивилось, поняв причины и следствия постигшей их экологической катастрофы:

– Значит, все-таки был мамонт! Вот он где, мамонт, прятался! Под мусорником! Древняя палеонтологическая стоянка! [Правильно: «палеолитическая».] А мы и не знали! Не там копал краевед! Эх, не там! А ему советовали! Мог бы сам догадаться – где стоянка, там и мусорник!

А про сожженные книги – как о первопричине черного дыма, закоптившего Дом на набережной таким жирным слоем въедливой копоти, что и зубами не отодрать, – про книги не вспомнили. Ни полсловом. Таинственным исчезновением Федора Федоровича не заинтересовались. Жил-был человек – и не стало. Будто никогда не было.

– Кто же все же виноват? – пыталось выяснить вернувшееся с пляжа высокое районное начальство, разглядывая свои закопченные потолки. – Ну, люди отмоются... Ну, сахар завезем с Кубы... А с домом что делать?

Мама, отвлекая внимание начальства от сожженной библиотеки, заметала следы, сваливала всю вину на неандертальцев и запоздало восхваляла безумного краеведа:

– Нет пророка в своем отечестве! Зря прежние застойные начальники упрятали нашего краеведа в желтый дом! Ох, зря! А неандертальцы, хоть и славные ребята, но что-то они из глубины веков не продумали. Проявили нашенскую бесхозяйственную расхлябанность – мамонта шлепнули, закоптили, палеонтологическую стоянку бросили и ушли во Францию в диссиденты... Тьфу, совсем обалдела!... В кроманьонцы!

Но мамино высокое начальство не очень-то Маме верило... Оно ее хорошо знало.

– Ладно, неандертальцы. Ладно, мамонты. С краеведом тоже все понятно. Повесим ему мемориальную доску, если того заслужил после смерти. Все понятно. Непонятно, кто поджег мусорник?

Нет ответа.

– Кто вообще у нас отвечает за мусорник? – допытывалось начальство.

Вообще – никому неизвестно.

– А лично кто отвечает?

Дворничиха Анюта!

Ура, нашли стрелочника! Но что с Анюты возьмешь? Кожа да кости, ущипнуть не за что. Ножки тоненькие, а жить тоже хочется. Она же про мамонтов вообще ничего не знала – это ее прямая производственная обязанность – палить позапрошлогодние листья.

Так до книжного костра мамино начальство и не докопалось, про Федора Федоровича не вспомнило. Зато стихийные силы из ледникового периода хоть немного отомстили за сожженную библиотеку.