От былины до считалки - Бахтин Владимир - Страница 38

Когда школьник идет на экзамен, ему бабушка, или сестра, или товарищ говорит:

— Ни пуха, ни пера!

Но это ведь стариннейшее напутствие охотникам! И оно тоже как бы стремится обмануть подслушивающих хозяев леса, реки: ни пуха тебе, ни пера — не поймать, не убить птицу! Не сердитесь, духи, не следите за охотником, не мешайте ему!

У современных школьников в ходу такой стишок:

Ни пуха, ни пера,

Ни двойки, ни кола,

Ни тройки, ни четверки,

А круглые пятерки!

Тут все говорится впрямую: получить тебе пятерку. В древнем же пожелании истинный смысл скрыт, переиначен, высказан наоборот.

С такой же опаской относились первобытные охотники и к счету: вдруг духам покажется, что люди слишком много добыли зверя. Поэтому у них существовал прямой запрет на счет. Считать убитую дичь не разрешалось.

Недавно в дальней деревеньке угощала меня одна старушка блинами. Я ем и ем, а она все подкладывает и подкладывает.

— Спасибо, — кричу ей в ухо, — больше не могу, я уж, наверно, десять блинов съел.

А она серьезно отвечает:

— Нельзя считать, сколько съел! Плохо будет.

Если в городе маленький ребенок за столом начнет подсчитывать: бабуш- - ка съела три блина, а тетя Катя — шесть, родители тоже обязательно скажут ему: нехорошо считать, кто сколько съел, — это невежливо...

А один мой знакомый фольклорист рассказал, что в Воронежской области и теперь еще не принято считать гостей: кладут посуду, вилки, ложки на глазок, пересчитывать нельзя.

Да, это невежливо, нехорошо — считать кто сколько съел блинов или конфет. Но и в примете древней деревенской старушки, и в правилах вежливости современного образованного горожанина глубоко-глубоко упрятан тот самый запрет, который казался жизненно важным для первобытных людей.

Древние охотники, рыболовы, воины опасались выявлять себя, свою добычу, оружие в точном счете. Но так как, очевидно, без счета было не обойтись, появились тайные, условные, понятные только своим системы счета, основанные, конечно, на обыкновенных наименованиях чисел.

Детские игры часто воссоздают в измененном, искаженном виде многое из того, что было когда-то серьезным делом, обычаем взрослых. Разумеется, считалки ребят нынешнего и прошедшего веков не повторяют в точности те пересчеты, к которым прибегали наши предки, но что-то в типе некоторых считалок, в облике их, может быть, даже в отдельных словах есть и от дале- кой-далекой поры.

Детской игрой, полезной забавой является в наши дни и загадывание загадок. А прежде это тоже было занятием взрослых, и они относились к нему с большой серьезностью. Жизнь человека могла зависеть от одного удачного отгадывания!

Известна древнегреческая легенда о Сфинксе — чудовище с телом льва и головой женщины, которое обитало на скале около города Фивы. У всех путников Сфинкс спрашивал одно и то же: «Что ходит утром на четырех ногах, в полдень на двух, а вечером на трех?» Люди не могли ответить чудовищу, и оно пожирало их. Только герой Эней сумел догадаться, что речь идет тут о человеке: в детстве ребенок ползает, в зрелом возрасте человек свободно ходит, а в старости опирается на палку.

В главе о сказках уже шла речь об обряде инициации, посвящения юношей в полноправные члены рода. Обряд этот состоял в том, что молодой человек должен был выдержать тяжелые испытания, доказать свою физическую силу, мужество. А вот мудрость, ум, знания часто проверялись загадками. Загадки входили в обряд инициации.

И в сказках герой не только выполняет трудные задания — достает жар- птицу или коня золотогривого, — но и подчас, тоже рискуя головой, отгадывает загадки: сколько на небе звезд, кто сильнее всего, как глубока земля? Иногда женихи должны угадать замысловатые загадки невесты—царской дочери.

Загадки имели какое-то значение в языческой обрядности. В одном документе 1649 года говорится, что в воскресенье и в праздники люди должны ходить в церковь, а не заниматься непристойными игрищами. А то, мол, «многие человецы неразуменьем веруют в сон... и в птичий грай, и загадки загадывают...

Ученые обнаружили удивительное совпадение: и старые народные загадки, и запретные слова древних охотников, воинов, первых землепашцев относятся к одним и тем же предметам, животным, явлениям природы.

Например, нельзя было прямо называть птиц, на которых охотились (утка, глухарь), птиц, которые наносили ущерб хозяйству (коршун, ястреб, воробей). Все они есть и в загадках. А названия безобидных птах вроде малиновки, чечетки, щегла, стрижа не были под запретом — птицы эти не были связаны с заботами людей о своем благополучии. И что же: они отсутствуют и в загадках!

Итак, можно сделать вывод: загадки имеют какое-то отношение к иносказательной речи.

В давние времена, пишет один ученый, у удмуртов устраивались специаль¬

ные вечера загадок. Старшие загадывали младшим загадки — и не вразброс, как придется, а в определенном порядке. Сначала шли загадки о человеке, потом о доме и вещах, которые в нем находятся, потом о дворе, огороде, саде, пасеке, о полях, лесах и в самом конце — о явлениях природы.

Значит, загадывая загадки, старики не стремились запутать молодых отгадчиков, а, наоборот, строгим порядком вопросов как бы помогали им. Это уж больше похоже не на игру, а на урок.

По-видимому, в древности именно таким образом выучивали молодые люди иносказательную, условную речь, и что-то подобное удмуртским вечерам загадок было в обычае и у других народов.

Тайного языка охотников, рыболовов, воинов и первых землепашцев мы, конечно, не знаем. Но какие-то его остатки, следы его дошли до нас.

Широко использовался он в русской свадьбе. Люди боялись, что злые силы испортят будущий брак. Надо было скрыть свои намерения.

И вот приходили сваты сватать невесту и начинали вести окольную, непрямую речь:

— У вас товар, у нас купец...

Или:

— Вот мы — охотники, охотились на куницу, да потеряли ее. Не забежала ли она к вам?..

Простейший способ создания нового слова вместо запретного — найти его близкое созвучие. И не важно, что оно не имеет никакого смысла, — это даже лучше.

В считалках мы отмечали такие замены: не «два», «три», а «двази», «тризи». Точно так же и в загадках.

«Два Петра в избе». Отгадка: «Два ведра в избе».

Самовар — сихохор, тон да тотонок — пол да потолок.

В сборнике загадок читаем:

«Что такое самсоница в избе?» Ответ: «Солоница» (солонка).

Но что это — загадка или вопрос на знание слов тайного языка, похожий на те, что задавали удмуртские старики? Скорее всего и то, и другое. Вот, по-видимому, таким путем — рядом с условной речью, как считает советский исследователь В. П. Аникин, и рождалась, развивалась загадка.

Известный русский ученый и путешественник XVIII века Степан Крашенинников, говоря об охотничьих артелях в Сибири, рассказал о наставлениях, которые давал своим помощникам глава артели: чтобы охотники «по обычаю предков своих ворона, змею и кошку прямыми именами не называли, а называли бы верховым, худою и запеченкой». И еще Крашенинников добавил: «Промышленные сказывают, что в прежние годы гораздо больше вещей странными именами называли».

Вот перед нами настоящие, «живые» слова тайного языка. Как они созданы? Вместо животного названы его признаки, свойства: ворон — верховой, потому что летает; змея — худая, это тоже понятно; а кошка любит побыть в тепле, за печкой и потому названа запеченкой. Это уже меткий художественный образ.