Дом - Штерн Борис Гедальевич - Страница 2

От поднявшейся пыли Дом расчихался, а Сухов и Короткевич на мгновенье перестали драться и обратили внимание на странное подрагивание потолка.

«Ничего похожего не получилось, — подумал Дом. — Как видно, первыми подоспели не те люди».

Инвалид Короткевич в это время колотил пенсионера Сухова в тесной кухне. Дом хотел было защитить слабого, но пенсионер, удачно увильнув, не бросился наутек, а наоборот — зажал инвалидову голову в дверях и принялся его душить.

Дом всякого навидался на своем веку, много говорить он не любил и сейчас знал, что не ошибется. Он выругался по-домашнему и чихнул посильнее. Потолок на кухне рухнул, а Сухов и Короткевич очнулись вечером в городской больнице, но в разных палатах.

В жилищном управлении под председательством Мирзахмедского создали комиссию. Она бродила по рухнувшему потолку, заглядывала в проломы, морщила нос и называла дом «аварийным». Постановили: отремонтировать дом в текущем месяце и вселить в него остронуждающихся в жилье граждан. Проломы забили досками и фанерой, дверь опять опечатали и ушли по своим делам.

Весь текущий месяц Дом терпеливо высматривал из окна ремонтную бригаду; наконец май истек. Дом понял, что у бригады нет цемента, нет алебастра, нет обоев; что бригада ремонтирует дома на стороне тем, у кого все это есть; что Мирзахмедский ничего не может с этой бригадой сделать; что самой бригады вообще не существует.

Он сам сделал ремонт. Нарастил стены и потолок, побелил кухню, достал с чердака обои с цветочками. Потом установил в коридоре телефон и позвонил в жилуправление.

— Дом уже отремонтирован, можно вселяться, — с надеждой сказал Дом.

— Перестаньте шутить, — нервно ответили из жилуправления и бросили трубку. — Опять дворничихин зять звонил, — доложили Мирзахмедскому. — Все ходит, и ходит, и звонит, и звонит… добивается улучшения.

— Этот добьется, — вздохнул мирзахмедский.

Но Дом не для того спускался на Землю, чтобы обивать официальные пороги с просьбой поставить его на квартирный учет. Он имел свои собственные пороги и хотел привлечь к ним внимание. Он подумал, подумал, подпалил чердак и стал ожидать, что будет дальше.

Внимание было оказано, да какое!

Дому было очень приятно — он так красиво полыхал, что вся Отрада сбежалась посмотреть на него. Больше всех повезло шашлычной, где за кружкой пива открывался лучший вид на горящий пейзаж. Но и продовольственный магазин с бульвара не был в обиде, да и с пляжа неплохо смотрелся пожарчик.

Пока все смотрели, по двору бегал дворничихин зять с пустым ведром и кричал:

— Где Мирзахмедский?! Уберите этого идиота!

Идиотом оказался тот самый подпольный бригадир ремонтной бригады. Он вышел из подполья, закрыл грудью опечатанную дверь горящего дома и разъяснял всем, что без Мирзахмедского никто не имеет права ее распечатывать. Создалась безвыходная ситуация: дом горит, пожарников не вызывают, потому что у дома нет адреса, а у Мирзахмедского от этого дома головные боли, за ним уже послали.

Дом плюнул и перестал гореть.

— Граждане, расходитесь! Это была ложная учебная тревога! — вскричал удивленный бригадир.

Вся Отрада недоумевала: попахло жареным и перестало. Что-то не так происходило, как полагается.

Наконец прибежал перепуганный Мирзахмедский, узнал, что пожар самопроизвольно закончился и ничего не сгорело, схватил ненавистного бригадира подпольной бригады за шкирку с требованием отремонтировать этот чертов дом, иначе… но бригадира и след простыл. Осталось от бригадира одно пустое ведро.

— А зачем ремонтировать? — громко спросил Дом. — Дом давно отремонтирован, можно вселяться.

— Кто это сказал? — озлобленно спросил Мирзахмедский, оглядывая двор.

Никто не знал.

Мирзахмедский сорвал с двери пломбу, вошел в дом, недолго там пребывал, вышел и спросил:

— Ко это сделал?

— Что? — спросил дворничихи зять.

— Ремонт.

— Я! — не долго думая ответил зять.

Мирзахмедский задумался и пошел обедать в шашлычную, где буфетчица охарактеризовала ему дворничихиного зятя с самой лучшей стороны.

Наконец-то дворничихин зять получил квартиру! Он долго ее добивался.

Он злорадно явился к Сухову с ордером и бутылкой водки, чтобы отпраздновать событие. Сухов, выйдя из больницы, поумнел, изменил тактику, понял, что мировое зло голыми руками не возьмешь, и купил в комиссионном магазине пишущую машинку. На ней он вскрывал недостатки и бил в колокола. Звону было на всю Отраду. Приходили комиссии, проверяли пустой дом без адреса — ничего не нашли. Стоит дом, будто сто лет здесь стоял. Откуда взялся — неизвестно. Никто в нем не живет, будто так и надо…

С людьми Сухов научился говорить по душам, и жильцы были очень довольны, если удавалось проскочить мимо него не здороваясь.

— Слухай сюда, парень, — сказал Сухов дворничихиному зятю. — Не ходи ты в этот дом. Его скоро снесут, понял? Это Я тебе говорю. А знаешь ли ты, где потом квартиру получишь? Аж на самом Хуторе, два часа езды до бульвара.

— Нигде не написано, — с достоинством отвечал зять. — Хочешь сносить

— давай квартиру на бульваре, или не выселюсь, хоть стреляй!

Так они говорили, а Дом этот разговор слышал. Он обрадовался и засуетился: исполнялась мечта его старости — обрести родную семью, помочь, приласкать, вырастить, а взамен принимать заботу и уважение. Всю ночь он, кряхтя, скрипя и поднимая пыль, проводил генеральную уборку.

Утром сбылись мечты Дома. Представитель власти Мирзахмедский ввел счастливую семью в новую квартиру, тут же раскланялся и оставил новоселов одних.

Семья была не то чтобы большая, но запутанная. Главой, конечно, был дворничихин зять, грузчик из мебельного магазина. Он недавно развелся с дворничихиной дочкой и выгнал ее из родительского дома за гулянье с другим. Сама дворничиха, баба жалостливая, работящая, вставала рано, ложилась рано, чтобы вставать рано, улицу содержала в чистоте, а квартиру в захламлении — неорганизованная мамаша, по мнению зятя. Ее старенький муж, кандидат каких-то гуманитарных наук, полюбил дворничиху еще в конце сороковых годов за то, что она работала в магазине «Продовольствие». У них еще был поздний сынишка, король микрорайона с двумя приводами в детскую комнату милиции.