Кафе «Аттракцион» - Штейнбок Аркадий Михайлович - Страница 3

– Мне повезло, что я вас встретил именно сегодня.

– Никто ни перед кем не виноват. Чувство вины люди придумывают себе сами. Перед теми, кого они считают ниже себя или выше себя. У вас ведь нет оснований считать меня ниже вас, а тем более – выше.

– Но вы знаете, что я имею в виду, Г. Кэррол? – с трудом произнес Д. Саут.

– Откуда вам известно мое имя? – по-прежнему без всяких эмоций спросил Г. Кэррол.

– Мы служили вместе. Потом вы подали в отставку. Неужели я так изменился? Это было тринадцать лет назад. Я – Д. Саут.

– Д. Саута я знал. Это был отличный пилот и порядочный парень. Вы с ним тоже знакомы?

– Слушайте, Г. Кэррол, – сказал Д. Саут, – вы знаете, что я имею в виду. Я не извиняюсь перед вами. Это глупо. Я просто обязан вам был это сказать, тем более сегодня. Вы можете думать обо мне что угодно, но я хочу остаться честным. Именно перед вами…

– Зачем все это? – пробормотал Г. Кэррол. – Я куда то летел. Погода испортилась. Я оказался здесь. Вы подходите ко мне… Почему?

И вдруг Д. Сауту стало легче. Действительно, что он привязался к несчастному «тюфяку»? Что он требует от него какого то отпущения? Он высказался. Это Главное. Неужели он подсознательно ждет, чтобы Г. Кэррол пожал ему руку и сказал, что все чепуха, что все дело прошлое, что не стоит вспоминать?.. Но ведь именно тогда Г. Кэррол остался бы в глазах Д. Саута прежним «тюфяком» Нет. Все правильно. И все справедливо. Главное, что он высказался. И вот почему наступило облегчение. К столику подошел официант:

– Г. Кэррол, погода наладилась. Вам пора. Он протянул Г. Кэрролу счет. Тот взглянул на счет, вынул из бумажника деньги и стал рыться в карманах, выгребая оттуда мелочь, как это делал некоторое время назад мужчина с нахальным выражением лица. Затем он встал и, не глядя ни на кого, направился к выходу в сопровождении официанта.

Едва Д. Саут сел за свой столик, как в оркестровой нише появился средних лет мужчина во фраке и произнес поставленным, но безучастным, усталым голосом:

– Уважаемые дамы и господа! Мы рады предложить вам наш фирменный сюрприз! Оставшееся время каждый из вас проведет с человеком, о котором он сознательно или подсознательно мечтал всю свою жизнь! Только сегодня! Никогда раньше и никогда больше! Женщина ваших грез! Мужчина вашего воображения! Через мгновение состоится парад мечтаний. У каждой мечты на спине номер, который соответствует номеру вашего столика! Никакой путаницы! Вашему – ваше! Мы гарантируем полную конгруэнтность, абсолютное совпадение! Прошу!

И под звуки болезненно узнаваемого и в то же время незнакомого марша в зал вошли двадцать восемь человек – пятнадцать мужчин и тринадцать женщин. Теперь Д. Саут распознал в музыке знаменитый бетховенский похоронный марш, извращенный мажором. Шествие открывал генерал лет семидесяти, при регалиях и с апоплексическим затылком. За ним шла горбунья лет сорока с ярко напомаженными губами. Затем широкоплечий, узкотазый красавец с четким пробором. Невзрачная девушка в очках. Голый подросток. Негритянка в белых шортах… Взгляд Д. Саута заскользил дальше и остановился на высокой загорелой девушке с прямыми соломенными волосами в голубом и коротком пляжном халате.

Он почувствовал, легкое головокружение, и ему показалось, что когда-то он уже видел эту девушку, хотя прекрасно сознавал, что видит ее впервые. Но эти прямые соломенные волосы, этот голубой халат, этот загар… Что-то далекое и щемящее всплыло в памяти Д. Саута… Часов шесть утра. Лето. Куда-то они едут с отцом на машине. И неожиданно, как смена кадров в кино, открывается перед ними залив, пустынный песчаный берег и единственная фигурка, стоящая на чуть расставленных длинных ногах, лицом к морю, с прямыми соломенными волосами, в коротком голубом халатике. И он, пятнадцатилетний мальчишка, прокричал ей что-то, и, может быть, она услышала и обернулась, но дорога свернула резко влево, а Д. Саут поклялся себе, что непременно разыщет эту девушку, но вскоре в загородном парке, полном комаров, стал взрослым, столкнувшись со жгучей брюнеткой на коротких упругих ногах, с хриплым низким голосом.

С последним аккордом странного марша участники парада повернулись спинами к посетителям, и Д. Саут увидел на ее халатике No 18. Его столик имел тот же номер…

Оркестр в нише сменился. Снова появилось тихое трио, и мечты стали расходиться по соответствующим номерам. Д. Саут встал, когда она подошла к нему. Сердце его бешено колотилось.

– Ты когда-нибудь стояла лицом к морю? – спросил он.

– Сегодня, – сказала она. – Рано утром. Потом я услышала, как кто-то крикнул, обернулась, но никого не было. – Она смотрела на Д. Саута спокойно, без робости, но все с той же грустной отсутствующей улыбкой.

– Это был я, – сказал Д. Саут.

– Я поняла.

– Откуда?

– Не знаю. Я уверена, что это был ты. Я сегодня утром думала о тебе.

– Но вечером за этим столиком мог оказаться другой.

– Нет. Только ты.

– Ты всем так говоришь?

– Нет. Только тебе.

– Но ведь это твоя работа.

– Значит, это не ты видел меня сегодня утром?

– Я! – испуганно произнес Д. Саут. – Только я!

– Тогда какая разница, что было вчера, – устало сказала она.

В зале появился человек во фраке.

– Нам надо переодеться, – сказала она, словно извиняясь.

Д. Саут провел рукой по ее прямым волосам.

– Ты вернешься?

– Я никуда не денусь до самого конца.

Он закрыл глаза.

Ему вдруг захотелось, чтобы этот вечер, его финальный вечер, не кончался. В последние годы он все чаще и чаще пытался представить себе свой последний момент. Свою последнюю кровать, последнюю рюмку, последнюю женщину… Он видел себя усталым и старым, недопившим последний стакан, недотронувшимся до последней женщины, обессилено падающим на последнюю гостиничную кровать, запутавшимся в сумеречном лабиринте угасающего сознания. Но он и не предполагал, что последний вечер принесет ему столько облегчения, столько невероятного блаженства, столько желания продлить этот последний вечер до бесконечности. И Д. Саут просто физически ощутил то самое вселенское равновесие, по которому все минусы в конце концов обязательно соберутся в одной чаше весов, а все плюсы – в другой. И ни одна чаша не будет перевешивать. Это закон. Его жизнь тоже разместилась в двух чашах. В одной – сегодняшний вечер, в другой – все остальное. И еще он почувствовал, что первая чаша начинает переполняться и что в его силах не явиться утром к З. Гроунду и превратить, таким образом, свой последний вечер в первый.