Девушка из Моря Кортеса - Бенчли Питер Бредфорд - Страница 34

Описывая круг за кругом, они приближались к поверхности, и Палома поняла, что происходит. Видимо, от нее начали исходить другие сигналы — сигналы о том, что теперь она уже не здоровое, в меру крупное животное, направляющееся по своим делам, а что она ранена, подавлена паникой и может стать легкой добычей.

«Понятно, — сказала она себе, — мне нужно перестать вести себя таким образом, а не то они набросятся на меня и разорвут на куски». Произнеся мысленно эти слова, она почувствовала еще больший прилив паники и сделала еще большее усилие, пытаясь распрямить ноги. Но чем больше она старалась, тем туже судорога стягивала ее мышцы.

Что чувствует человек, когда на него нападает крупный хищник? Ощущает ли боль, или все происходит так быстро, что уже не остается времени и возможности что-либо почувствовать? Нет, скорее всего, бывает очень больно. Что это за боль? Да и что больнее всего на свете?

Палома укусила себя за язык. Господи, какая боль! Она укусила еще сильнее. Может ли что-то быть больнее, чем это? Она сдавила челюсти еще крепче и почувствовала вкус крови во рту. Потом она увидела, что выпускает в воду небольшие красные облачка. Кровь может подманить акул еще ближе.

Но все, на чем она могла сосредоточиться, — это боль в языке, словно его разрезали лезвием, жгли огнем или протыкали иголкой.

Судороги внезапно прекратились.

Палома не заметила этого, пока не прекратила сдавливать язык зубами. Она ожидала, что боль во рту станет не такой сильной, превратится в постоянное, как фон, ощущение — словно монотонный звук лодочного мотора, после того как лодка разогналась и топливная заслонка уже прикрыта. Боль действительно уменьшилась, но нечему было прийти ей на смену. Посмотрев вниз, девушка увидела, что ноги разогнулись сами собой и мышцы полностью расслаблены.

Она неуверенно начала плыть куда-то, направляясь, очень приблизительно, в сторону лодки. Сейчас ее задачей было скорее проверить, слушаются ли ее мышцы, нежели действительно добраться до цели. Она в основном работала руками, а ногами только помогала, совершая ножницеобразные движения в такт с сильными гребками рук.

Боль полностью исчезла, но мышцы практически не работали. Одними руками Палома не могла сдвинуть себя с места против течения. Тем не менее она продолжала плыть, чтобы разработать мышцы и нормализовать кровообращение. Она плыла медленно, не напрягаясь, тем самым помогая себе восстановить внутреннее спокойствие и равновесие.

Через пару минут она снова посмотрела вниз, разыскивая акул в глубине. Но увидела только одну из них, и то лишь небольшой кусок серой плоти, уплывающий прочь, словно размытая тень. Видимо, для акул она снова стала здоровым животным и серьезным противником, а не легкой добычей.

Палома продолжала плыть больше часа, наблюдая, как ее лодка становится все меньше и меньше, удаляясь прочь. Иногда она чувствовала легкие спазмы в небольших мускулах и тогда останавливалась, чтобы помассировать то место и предотвратить серьезную судорогу. Ей не хотелось останавливаться надолго, потому что, находясь в постоянном движении, она не рисковала замерзнуть: кровь разгоняла тепло по телу. Если она позволит себе застыть, кровь перестанет циркулировать с нужной скоростью и нести нужное количество кислорода в мышцы, и те сведет судорогой.

Она плыла, не раздумывая, рассматривая каждый гребок как отдельное важное действие, не связанное с другими гребками или вообще с какими-либо движениями. Каждый гребок должен быть начат и завершен идеально, приближая ее к цели, которой для нее сейчас не существовало. Девушка прогнала из головы все другие мысли, потому что они могли породить посторонние эмоции, изменить процессы в ее организме и привести к нежелательным процессам, например к судороге, рези в боку, скоплению газов в животе или избытку кислорода, от которого можно потерять сознание.

Первым признаком того, что течение меняет направление, было ощущение прилива теплой, спокойной воды. Палома заплыла в срединное морское течение, которое, столкнувшись с основным течением, «плавало» на поверхности, как свернувшееся молоко в чашке с кофе. Она перестала грести и осмотрелась вокруг. Море, которое до того было просто спокойным, стало идеально ровным, словно скользкий каток. Незначительное волнение было почти незаметно для глаза.

Палома увидела обрывок водорослей, плывущий в стороне, и направилась к нему. Что было сил она бросила его в сторону лодки. Водоросли упали в трех метрах от нее и не двигались с места. Их не относило никаким течением, потому что течения не было. Теперь, если она поплывет в ту сторону, ее не будет относить назад, и вскоре новое течение станет ей только помогать. И пирогу тоже не снесет с места, потому что она стоит на якоре.

С каждым гребком Палома представляла, как лодка увеличивается на бесконечно малую величину. За первый час она проплыла с полтора километра, но потом течение усилилось, и вторые полтора километра заняли у нее минут двадцать. Еще через пятнадцать минут она уже сидела в своей пироге, разминая мышцы бедер пальцами.

Еще недавно она была напугана, но сейчас ее распирала гордость, ведь ей удалось спастись самой. Каждое решение, которое она приняла самостоятельно, оказалось верным. Конечно, Хобим передал ей все знания и навыки, необходимые, чтобы выжить. Однако она чувствовала себя бесконечно счастливой после того, как успешно применила их на деле.

Она дрожала от холода. Солнце опустилось так низко, что пирога отбрасывала большую узкую тень. Около полудня солнце нагревает воду, и тепло после этого еще держится какое-то время. Но вскоре холодный воздух начинает остужать воду. Палома прикинула, что температура воды, наверное, упала градуса на три с тех пор, как перевернулась ее лодка.

Встав на колени, она начала выгребать оставшуюся воду пригоршнями и выплескивать ее веслом. Девушка видела, как солнце опустилось к горизонту, потом застыло словно в нерешительности и наконец скрылось совсем, оставив позади небо сочно-голубого цвета, усыпанное на востоке бледными точками звезд. На далеком острове она заметила свет, возможно от костра. Совсем недалеко от нее, где-то сзади, небольшой скат выпрыгнул из воды и с плеском шлепнулся обратно. Палома вспомнила, что здесь ни днем, ни ночью она не бывает в одиночестве.

Вода была вычерпана, но лодка останется мокрой до тех пор, пока утреннее солнце не высушит дерево совсем. Палома давно не была в море ночью, поэтому она запомнила все ориентиры на берегу, которые еще могла видеть, и, привстав на цыпочки, вгляделась вдаль, высматривая первые огни на Санта-Марии. Затем она принялась грести в сторону острова.

Миранда будет вне себя от гнева. Палома никогда не возвращалась так поздно, поэтому мать поймет, что что-то случилось. Может, кто-то съел ее или же она ранена и плывет одна в темноте. Воображение Миранды работает на полную катушку, и вскоре у нее уже не останется сомнений в том, что Палома погибла и что судьба вырвала из ее гнезда еще одного близкого человека.

Да нет, не судьба. Она будет во всем винить Бога, потому что это была Его воля, чтобы Хобим погиб, а теперь Он забрал у нее дочь. Но почему, будет спрашивать она. Неужели Он ее проверяет? Но что она должна сделать? Почему Он не подаст ей знак? Она сделает все, что угодно, если будет знать, что именно нужно.

Но Бог не даст Миранде впасть в истерику от горя. Как только она смирится с тем, что исчезновение Паломы — это воля Провидения, она поймет, что ей ничем не помочь и беспокоиться тоже бесполезно. В конце концов, так повелел Господь, и беспокойство было бы противоречием Его воле, а плач — недовольством. О таком Миранда даже не помышляла.

Хо, конечно, ничем не поможет матери. Он, скорее всего, притворится невинным и будет фальшиво сочувствовать жалобам Миранды, а когда она начнет выражать свое изумление тем, как непостижима воля Господня, он тоже будет удивленно качать головой. Когда она станет спрашивать снова и снова, чем она заслужила столь жестокую судьбу, он обнимет ее и скажет, что ее судьба так напоминает Притчу Иова и что ей воздастся в Царстве Небесном. Они будут вспоминать Палому, все хорошее, связанное с ней, и будут плакать вместе.