Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Заговорщики (книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 21


21
Изменить размер шрифта:

— Нам хотелось бы, мистер президент, рассудить свои дела без участия бога.

— Вы атеист?

Последовал твёрдый ответ:

— Да, сэр.

— Думаете ли вы, что это хорошо?

— Да, сэр.

— И не боитесь, что когда-нибудь раскаетесь в своём неверии?

— Нет, сэр.

— Быть может… на смертном одре?

— Нет, сэр.

— Уж не солдат ли вы… судя по ответам? — весело спросил Рузвельт с очевидным намерением переменить тему.

— Солдат, сэр.

— Быть может, даже ветеран войны в Европе?

— Даже двух войн в Европе, сэр, — весело, в тон президенту ответил его собеседник.

— Была только одна мировая война.

— Её назвали мировой потому, что в ней участвовало несколько государств Европы и Америки?

— Разумеется.

— Так не является ли мировой войной и та война, что идёт сейчас в Испании при участии людей со всех концов мира?..

Макарчер негромко свистнул:

— Так вот он из каких!

Между тем Рузвельт недовольно сказал:

— Соединённые Штаты в этой войне не участвуют.

— Когда я воевал в Испании, мне казалось другое.

— Вот как?.. А в чём же вы видели участие Штатов?

— В американском пособничестве Франко.

— Я вас не понимаю, друг мой! — драматически воскликнул Рузвельт.

— А между тем это так просто, мистер президент. Разве не правительство США наложило эмбарго на вывоз оружия в республиканскую Испанию?

— Было бы несправедливо давать оружие республиканцам и не давать националистам.

— Какой же Франко националист? Он просто изменник и мятежник, сэр.

— Готов с вами согласиться, — мягко сказал Рузвельт, — и от души сожалею, что вы потерпели неудачу в борьбе против него.

— Дрались-то мы не так уж плохо, да очень трудно было драться голыми руками против пулемётов и пушек. Кстати говоря: против американских пулемётов и пушек… Мы там не раз спрашивали себя: «Как же это так? На вывоз оружия в Испанию на пожен запрет, а американские пулемёты — вот они, стреляют по нашей добровольческой бригаде Линкольна». Спасибо товарищам, которые были в курсе дела. Они объяснили: на вывоз оружия в Германию и Италию эмбарго не наложено. А оттуда прямая дорога к Франко.

Толпа, повидимому, стояла недвижима и молчалива — был слышен малейший шорох на платформе. Потом раздался негромкий голос Рузвельта:

— Это новость для меня, то, что вы говорите… Очень сожалею, что я не знал об этом раньше… Но нет сомнения: бог покарает тех, кто использовал наше доверие и обманным образом снабжал Франко оружием. Да, я верю: их преступление будет наказано господом, — с пафосом произнёс Рузвельт.

— Откровенно говоря, мы не очень в этом уверены.

Хорошо тренированный голос Рузвельта задрожал, как у трагика на сцене:

— Вы не вериге в высшую справедливость?

— У бедных людей нет времени на слишком частое общение с небом, сэр.

— А разве есть что-либо более важное и отрадное в жизни, чем обращение к богу?.. Мне странно и… страшно это слышать от американца.

В голосе президента прозвучал такой укор, что толпа реагировала одобрительным рокотом, особенно с той стороны, где теснились женщины.

Макарчер с иронической улыбкой посмотрел на Гопкинса, но тот, казалось, проявлял очень мало интереса к происходившему. Макарчеру даже показалось, что Гопкинс дремлет. Во всяком случае, веки его были опущены и руки в сонной неподвижности лежали скрещёнными на мешке со льдом. Макарчера рассердило это равнодушие. Чтобы нарушить покой Гопкинса, он спросил:

— Как это вам удалось: наложив эмбарго на вывоз оружия к республиканцам, не запретить давать его противной стороне?

Гопкинс поднял веки и несколько мгновений непонимающе смотрел на генерала. Тому пришлось повторить вопрос.

— Мы здесь совершенно ни при чем, — нехотя ответил Гопкинс.

— Тем не менее это факт: наше оружие и боеприпасы поступают к Франко.

— Видите ли, друг мой, — все с прежней неохотой проговорил Гопкинс, — коммунисты действительно поставили этот вопрос. Они даже пытались поднять публичный скандал, требовали наложения эмбарго на вывоз оружия в Германию и Италию на том основании, что эти страны держат свои войска на Пиренейском полуострове. Но хозяин спросил тогда Хэлла: есть ли основания считать Германию и Италию находящимися в состоянии войны с Испанией? Хэлл запросил Риббентропа и Чиано: полагают ли они, что их страны находятся в войне с Испанской республикой? Те ответили отрицательно. Хэлл и решил, что наложение запрета на немецкие и итальянские заказы было бы преждевременным. А кому немцы перепродавали наше оружие — какое нам до этого дело?..

— Верное решение, — безапелляционно заявил Макарчер и снова сосредоточил внимание на том, что происходило на платформе.

Тон оппонента Рузвельта повышался с каждым новым словом:

— …Мы имеем право знать, почему нам так трудно зарабатывать свой кусок хлеба? Почему миллионы наших братьев, белых и чёрных, на фермах и в городах, слоняются в тщетных поисках работы?

— А разве Новый курс не сократил числа безработных почти вдвое? — возразил Рузвельт. — Разве доход рабочего класса Соединённых Штатов не увеличился по крайней мере на семьдесят миллионов долларов в день? Это не пустяки, мой друг.

Рузвельт произнёс это так мягко, почти ласково, что сочувствие толпы, как думал Макарчер, должно было вот-вот склониться на сторону президента, но тут его оппонент воскликнул:

— Семьдесят миллионов, говорите вы? Хорошая цифра, мистер президент! Если не считать того, что ценности, производимые людьми, которым бросили семьдесят миллионов, стоят по крайней мере семьсот. А в чьи карманы идут остальные шестьсот тридцать миллионов?

— Полагаю, мой друг, — мягко возразил Рузвельт, — что присутствующих больше интересует вопрос о продуктах сельского хозяйства, чем заработок городских рабочих.

— Хорошо, мистер президент, — произнёс оратор. — Поговорим о сельском хозяйстве. Почему эти фермеры получают за свой хлеб ровно десятую долю того, что он стоит на рынке? Почему девять десятых идут в карманы хлебных монополий? Почему за счёт хлеба, которого нехватает детям фермеров, господа с хлебной биржи делают себе золотые ванны, вставляют бриллианты в каблуки своих дам? Почему при малейшей попытке самих фермеров организоваться, чтобы продать взращённый их руками хлеб по мало-мальски сносной цене, земельные компании тотчас лишают их земли, скупщики сбивают цены и хлеб сжигают в топках паровозов? Говорят, что Штатами правят шестьдесят богатейших семейств Америки. Правда ли это, сэр?