Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Неприкасаемые (другой перевод) - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

— Вам больше повезло, — продолжает она. — С вами он разговорился. (Глубокий вздох.) Характером он весь пошел в отца. Вы еще зайдете?

— Думаю, что да.

— Только не давайте ему так много говорить. Это его утомляет.

Она провожает Эрве до самой входной двери и тихонько, точно сестра-привратница, затворяет ее за ним. Усевшись в машину, Эрве яростно хлопает дверцей. Иветта подкрашивает губы.

— Я тебе это припомню! Ничего себе три минуты! — Она говорит, не двигая губами, растягивая их перед зеркалом. — Да еще сам же и разозлился, — добавляет она.

Эрве молчит. Он резко трогает и едет по направлению к привокзальной площади, с остервенением переключая скорости, и, забыв об осторожности, обгоняет все машины.

— Потише! — вырывается у Иветты.

— Извини, — говорит он. — Этот чертов Ронан вконец меня допек.

Затормозив, он ловко ставит машину перед входом в «Дю Геклен» и помогает Иветте выйти. Швейцар распахивает дверь. Понимающая улыбка. Эрве тут завсегдатай. Метрдотель угодливо указывает им столик, стоящий чуть в стороне.

— Перекур, — с шумом выдыхает Эрве. — Так-то оно лучше.

— А чего это у тебя такая злющая физиономия? Вы что, поругались?

— Да нет, не то чтобы поругались.

— Ну, расскажи.

И она, ластясь к нему, с горящими от любопытства глазами перегибается через столик.

— Рассказывай же скорее. Ты мне говорил только, что это приятель, который вышел из тюрьмы. Теперь давай дальше!

— Гарсон! — окликает Эрве. — Два мартини.

Он сжимает руку Иветты.

— Ну, что сделал твой приятель? — не унимается она. — Своровал?

— Убил, — шепотом отвечает Эрве.

— Боже мой! Какой ужас! И ты общаешься с таким типом?

— Мы были большими друзьями.

— Когда?

— Десять лет назад. И даже гораздо раньше. Вместе учились в лицее с шестого класса и до конца — пока не поступили в институт. Я всегда им восхищался.

— Почему? Не глупее же него ты был.

Официант приносит мартини. Эрве поднимает свой стакан и задумчиво разглядывает его, словно перед ним магический кристалл.

— Трудно это объяснить, — говорит он. — Ронан — человек, который одновременно и притягивает и отталкивает. Когда ты рядом с ним, ты согласен со всем, что бы он ни говорил и что бы ни делал. А стоит с ним расстаться, сразу перестаешь быть согласным. Ну, как вот смотришь кино и сопереживаешь с героем во всех его перипетиях, а после говоришь себе: «Бред какой-то!» Когда он задумал создать «Кельтский фронт», ему удалось уговорить четверых или пятерых.

— А что это такое — «Кельтский фронт»?

— Что-то вроде небольшой лиги, которых теперь полным-полно развелось. «Бретань для бретонцев» — ты понимаешь, о чем речь. Но дело сразу пошло дальше. Не знаю, как Ронану удалось, но он тут же раздобыл где-то и деньги и оружие. Если уж он возьмет что в голову, для него все средства хороши. Мы-то просто играли в войну или в полицейских и воров. А он — нет. Клянусь, нет! Он заставлял нас распространять листовки, расклеивать воззвания.

— Как интересно!

— До известного предела. А вот когда мы начали подкладывать взрывчатку в трансформаторы и задирать фараонов, я почуял, что все это плохо кончится.

— Бедная моя лапочка! Чтобы ты задирал фараонов? Да в жизни не поверю.

— Мы были совсем мальчишками, — говорит Эрве. — Заводили друг друга. И головы у всех были полны рассуждениями Ронана. Мы боролись за свободную Бретань.

Метрдотель, протянув им меню, готовится записывать.

— Выбирай сам, — говорит Иветта.

Эрве, торопясь продолжить исповедь, не раздумывая заказывает устрицы, две порции рыбы и бутылку мускателя.

— Ну, дальше! — просит Иветта, как только метрдотель отходит от их столика.

— Дальше? А дальше мы перешли к совсем серьезным делам, и тут случилась беда. Сколько тебе тогда было лет? Девять, десять? Ты не можешь помнить. А процесс был вообще-то громкий. Барбье. Тебе это имя ничего не говорит? Его тогда только что назначили городским комиссаром. Он прибыл из Лиона; сторонников автономии он считал просто сбродом и публично поклялся прижать их к ногтю. Я опускаю детали, заявления в прессе и так далее. Но учти, что отец Ронана во всеуслышание одобрял действия Барбье. Отношения у Ронана с отцом всегда были накалены до предела. Представляешь, каково было старику, бывшему офицеру, с его пятью нашивками на рукаве, с его орденами и регалиями, когда Ронан за карточным столом вдруг бросает ему в лицо, что, мол, Барбье — сволочь и что непременно отыщется кто-нибудь, кто даст ему прикурить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И этим человеком оказался он сам? — спрашивает Иветта, не донеся до рта вилки.

— Подожди! Не так быстро. Сначала Барбье засадил за решетку нескольких наиболее отчаянных горлопанов. Но это было еще не так страшно. А потом в один прекрасный день в Сен-Мало устроили демонстрацию, которая кончилась совсем плохо. Кому-то пришла в голову нелепая мысль раскидать по мостовой цветную капусту. Потом вдруг вспыхнули драки. Никто не знает, чем такое может кончиться. Словом, кого-то убили. Какого-то рыбака, выстрелом из револьвера. Барбье объясняет все так, как ему выгодно, заявляет, что в толпе были подстрекатели, и называет несколько наиболее активных групп, в том числе и «Кельтский фронт», который, даю тебе слово, был тогда совершенно ни при чем. А вот что произошло потом, я в точности не знаю. Когда выяснилось, что Барбье убит, мне и в голову не пришло заподозрить Ронана. Поэтому, когда мы с друзьями узнали, что Ронан арестован и признал свою вину, нас это сразило наповал.

— Он даже не предупредил вас?

— Вот именно! Знай мы о том, что он задумал, мы попытались бы его удержать. Но он всегда был очень скрытным. И потом он, конечно же, не был уверен, что мы поддержим его. Убить полицейского! Только подумай, что это значит. И мы затаились.

— А за себя вы не боялись?

— Нет. События разворачивались молниеносно. Через три дня после убийства на Ронана донесли. Анонимное письмо. Он тут же признал свою вину. И сразу после этого его подруга, Катрин Жауен, покончила с собой.

— Какая жуткая история!

— Она была беременна. И совсем потеряла голову.

— Но слушай, в конце-то концов… Этот ваш Ронан…

— Он не знал об этом. Она не успела ему сказать. Знай он, что она беременна, он был бы осторожнее. Он ее без памяти любил. Она была для него всем.

— Хорошенькая любовь!

Эрве грустно улыбается.

— Ты не понимаешь, — говорит он. — Ронан — человек одержимый. Он всегда все делает истово. Любит ли, ненавидит ли — все на полную катушку. И есть еще одна вещь, о которой не стоит забывать. Он тщательно подготовил покушение и был уверен, что ничем не рискует.

— Так все говорят. А потом вон что получается.

— Да нет. Я по-прежнему считаю, что, не донеси кто-то на него, он выбрался бы сухим.

— Но если я правильно тебя поняла, никто ничего не знал!

Допив стакан, Эрве тщательно вытирает рот.

— Поговорим о другом, — говорит он. — Все это уже быльем поросло!

— Еще один вопрос, — говорит Иветта. — Хоть вас и не трогали, но полиция разве не начала уже к вам присматриваться? Наверняка все вы в той или иной степени были у нее на крючке.

— Бесспорно. Но Ронан заявил, что действовал без сообщников, как оно и было на самом деле. Он взял все на себя.

— И на том спасибо.

— Тебе не понять, — раздраженно качает головой Эрве. — Ронан никогда не был подонком.

— Ты просто влюблен в него!

— Ничего подобного… Во всяком случае, уже не влюблен.

— Но ты снова стал с ним встречаться. Я бы на твоем месте на все это плюнула.

Эрве задумчиво катает хлебный шарик.

— Видишь ли, — тихо произносит он, — подонок-то ведь я. Я должен был бы выступить свидетелем в его защиту. А я этого не сделал. О, я знаю! Ничего изменить я не мог. Он все равно получил бы свои пятнадцать лет. Но я — я бы чувствовал, что исполнил свой долг… Что ты хочешь на десерт?

— Твой друг…

— Нет. Хватит. Больше о нем не говорим. Я, пожалуй, возьму мороженое и кофе покрепче. А ты что?.. Кусок торта? Да брось! Выкинь ты это из головы! Жить надо настоящим.