Неприкасаемые (другой перевод) - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 19

Звонит телефон.

— Ешь, — говорит мадам де Гер. — Я подойду. Ронан с матерью обедают, сидя друг против друга в слишком большой столовой. Ронану разрешили спускаться. Он равнодушно ковыряет котлету. Сквозь высокую двустворчатую дверь он видит, как в гостиной мать придвигает стул поближе к телефону и садится.

— Алло?.. Это мадам де Гер… A-а! Мсье Ле Дэнф! — Она бросает яростный взгляд на сына, как будто он повинен в этом звонке.

— Ничего, он чувствует себя вполне прилично…

Ронан с салфеткой в руке проходит через столовую. Мать жестом гонит его; лицо ее становится жестким, тогда как тон по-прежнему любезен.

— Нет… Выходить доктор еще ему не разрешает. — Она прикрывает ладонью трубку и гневно восклицает: — Иди доешь котлету! — Затем сладчайшим, медовым голосом продолжает: — Вы чрезвычайно любезны, что так часто интересуетесь его здоровьем… Нет ли у него к вам поручений?.. A-а! Вы хотели бы поговорить с ним… Но он…

— Давай сюда, — рычит Ронан.

Он отнимает у матери трубку, но она успевает добродушнейшим тоном добавить:

— Передаю ему трубку. — После чего с яростью шипит: — Какая наглость! Пообедать и то нельзя спокойно. Постарайся поскорее.

Она отходит на несколько шагов и поправляет букет сирени в вазе.

— Здравствуй, — говорит Ронан. — Да нет, нисколько ты не помешал. Ты откуда?

— Из Мана, — отвечает Эрве. — Деловая встреча. Сегодня возвращаюсь в Париж. Звоню потому, что опять видел Кере.

— Прекрасно.

— Я постарался организовать с ним встречу в конце дня — решил для этого освободить себе вечер и правильно сделал, потому что он пригласил меня к себе.

— Невероятно! — говорит Ронан.

Мать качает головой, вздымает глаза к потолку и с неохотой возвращается в столовую.

— Мне показалось, — продолжает Эрве, — что дома у него не все гладко. Он был так счастлив затащить меня к себе, точно не хотел оставаться наедине с женой. В то же время он явно стеснялся показывать мне свое более чем скромное жилье.

— Ладно, хватит копаться в психологии, — обрывает его Ронан. — Ну и как было?

— Ты оказался прав насчет его жены. Он попросил меня не упоминать при ней о том, что мы были когда-то его учениками.

— Скотина!

Мадам де Гер звонит служанке.

— Разогрейте котлету мсье, — злобно приказывает она. — Я вижу, он застрял надолго.

— Умеет же он втирать очки! — продолжает Ронан. — Так как же все прошло?

— О! Очень спокойно. Они живут в маленькой, ничем не примечательной, но очень чистенькой трехкомнатной квартирке. Он всюду разбрасывает окурки… Поэтому где только можно стоят пепельницы. Но вообще-то я ожидал худшего. А там чувствуется присутствие женщины со вкусом.

— О-о!

— Уверяю тебя. Возможно, им приходится считать каждый грош, но все равно ясно, что тут живет женщина, которая любит красивые вещи. Я заметил это с первого взгляда.

— Полностью тебе доверяю. Уж что касается женщин!.. Так как она?

Мадам де Гер подозрительно вытягивает шею, чтобы получше видеть сына.

— Совсем недурна, — говорит Эрве. — И мое первое впечатление подтвердилось. Из ерундовской материи она смастерила себе совершенно шикарный туалет. Платье, возможно, и не слишком искусно скроено, но зато когда женщина решается снять с себя эти дурацкие штаны — это уже кое-что.

Ронан хохочет от души.

Мадам де Гер вскакивает и подходит к самой двери в гостиную. Ронан издали машет на нее рукой.

— Хорошенькая? — спрашивает он.

— Вполне в моем вкусе, скажем так, — отвечает Эрве. — Все на месте. Надо бы поглядеть, чего она стоит в постели.

— Ты отвратителен. Ну и что дальше? Не просто же вы глазели друг на друга.

— Мы беседовали. Кере представил меня как бывшего соседа, которого он давно потерял из виду. Ему было явно не по себе. Еще немного, и он бы покраснел.

— Хотя лгать для него, должно быть, легче легкого.

— Любопытный он тип, — замечает Эрве. — Не кипятись, но уверяю тебя, что при близком общении он выигрывает. Раньше он внушал нам безусловное уважение. А теперь? Теперь это несчастный, морально уничтоженный человек.

— Весьма сожалею, — язвительно произносит Ронан. — Но для него никогда не будет срока давности.

— Да погоди ты, — прерывает его Эрве. — Не заводись. Я же пытаюсь тебе рассказать… все…. поточнее… То, что Кере не работает, ясное дело, разрушает их семью. Разговоры идут только об этом. Она первая намекнула на то, что он получил анонимные письма. Она вообще прямая и открытая. Раз я друг ее мужа, почему бы не ввести меня в курс всех дел? По взглядам, которые стал бросать на нее Кере, я сразу понял, что она совершила промашку. Он разозлился, разволновался.

— Она их тебе не читала?

— Нет. Кере тут же переменил разговор.

— Значит, он понял, откуда ветер дует?

— Ну что ты! Сам подумай, если бы он подозревал тебя, он никогда бы не пригласил меня к себе в дом — он же знает, что мы старинные приятели. Поставь себя на его место. Нет. Ты совершенно выпал из его жизни.

— Но кого-то он же подозревает, правда? Так кого?

— Да в том-то и дело, что никого! Это их обоих и гложет.

Роман покусывает ноготь. Он смотрит на мать, не замечая ее присутствия, и лишь потом видит ее.

— Я уже, — шепчет он, отстранив от щеки трубку. — Сейчас иду.

— Алло! — говорит Эрве. — Ты меня слышишь?

— Да. Я думал… Значит, то место, помнишь, в магазине…. Он сам оттуда ушел?

— Так, по крайней мере, я понял. Второе твое письмо прочитал кто-то из персонала, и Кере предпочел уволиться. Хотел бы я знать, что в нем было. Ведь будь оно, как ты меня уверяешь, совершенно безобидным, Кере не стал бы паниковать.

— Ты намерен еще раз с ними увидеться?

— Ты уходишь от ответа, мерзавец ты этакий! Да, я обязательно еще с ними увижусь. И знаешь, почему? Потому что они мне симпатичны.

— Особенно она!

— Оба. Они сейчас совсем потеряли почву под ногами!

— А я не потерял?

— Допустим. Но все это было так давно… Ну, в конце концов, дело твое. Запомни: я в этом не участвую.

— Все, о чем я прошу тебя, — сухо говорит Ронан, — это держать меня в курсе… Спасибо… До скорого… Да! Если он куда-нибудь устроится, тут же мне сообщи.

И он вешает трубку.

— Ну, — говорит мать, — можно наконец вернуться к столу. Что этот парень от тебя хотел? Нашел когда звонить! И ведь кажется хорошо воспитанным человеком.

— Тебе от него привет, — отзывается Ронан.

— Великая честь. Вы говорили о женщинах… Хорошо-хорошо, меня это не касается. Но когда человек еще болен…

— Слушай, мамочка…

Внезапно он комкает салфетку, швыряет ее на стол и выбегает из комнаты, хлопнув дверью.

Жан-Мари перечитывает письмо. Руки его дрожат.

Хорошая бумага. Лицей Шарля Пеги. Это производит серьезное, благоприятное впечатление. Улица Прони, XVII округ. Шикарный район. «Спасен!» — думает Жан-Мари. Он не теряет ни минуты. Стягивает старый пуловер и бесформенные брюки, которые носит дома, и надевает вполне еще приличный с виду серый костюм. Наконец-то удача повернулась к нему лицом! Детишки третьего и четвертого классов. Только и мечтать! Нужно будет купить грамматику, несколько книг, блокнот для заметок. Сколько радужных мыслей, напоминающих детство, дни перед началом занятий. Взгляд в зеркало — выглядит он неплохо. Конечно, лицо немного потрепано; лучше бы казаться посвежее — для детишек-то. Переполненный давно забытыми радостными чувствами, Жан-Мари сбегает с лестницы. До чего же хорошо! Ощущение это тает в душе, как тают во рту леденцы. По дороге он забегает к овернцу, чтобы позвонить Элен.