Найди это (ЛП) - Кармак Кора - Страница 25

Они придвинули нас ближе к краю, и я невольно взвизгнула от страха, когда увидела реку, извивающуюся внизу так далеко от нас.

Джексон скользнул рукой вокруг моей шеи и приподнял мою голову на уровень своих глаз. Он прижался нежным поцелуем к моему лбу, от которого мое сердце заколотилось быстрее, вместо того, чтобы успокоить меня. Мое сердце удрало вверх и спряталось в задней части шеи, пульсируя в том месте, где все еще лежала рука Ханта.

Все, о чем я могла думать... что лучше бы это не засчиталось за мой поцелуй.

Он сказал:

— Просто попробуй ради меня. А позже я попробую что-нибудь ради тебя. Все, что ты захочешь.

Я медленно и глубоко вдохнула и кивнула.

Как только нас закрепили, инструктор начал прилаживать наши руки и тела, чтобы они совпадали соответствующим образом. Моя голова уткнулась в изгиб его плеча, а его в изгиб моего плеча. Его кожа пахла как лес вокруг нас, но вкуснее. Мы оба одной рукой приобнимали друг друга, затем переплели пальцы других рук и выставили их в ту сторону, куда должны были прыгнуть.

— Мы как будто танцуем, — сказал Хант, его слова барабанили по чувствительной коже моей ключицы.

— Тогда почему ты просто не отвел меня на танцы? По крайней мере, танго не убило бы меня.

Его грудь под моей щекой подпрыгивала от смеха, а затем раздался обратный отсчет.

— Джексон... — Я не могла больше выдавить ничего, кроме его имени.

А затем, будто он мог читать мои мысли, Хант процитировал цитату Керуака, которая была написана в нашем общежитии.

— «Безумны жить», Келси. Это жизнь.

Он прижался еще одним поцелуем к моему плечу, его губы все еще оставались там, прожигая мою кожу, когда мы перевалились через край.

Мир завис на одну короткую секунду, и мои глаза осматривали здания на земле под нами. Рука Ханта сжалась вокруг меня, а затем мир закончился. Воздух врезался в меня, земля быстро приближалась, а мое сердце осталось где-то надо мной.

Затем я закричала. Это был разбивающий стекло и лопающий барабанные перепонки крик, который эхом раздался по каньону и отразился обратно ко мне со всех сторон. Трос плотно натянулся, а мои внутренности, казалось, воспротивились и потянулись в другую сторону. Несмотря на рывок, мы продолжали и продолжали падать, а река, темная и безжалостная, устремлялась вверх ко мне. Я отпустила руку Джексона, чтобы обнять его тело второй рукой, и сжала его настолько крепко, насколько могла, но получилось только наполовину от того, как я хотела это сделать. Я открыла рот, чтобы вскрикнуть, а затем мы внезапно резко остановились и снова двинулись назад.

Я подумала, что, может быть, подъем не будет так плох, но затем наши тела скрутились и нас подкинуло. Я, должно быть, потеряла некоторые жизненно важные органы в том же самом месте, куда исчезло мое сердце.

Мы снова начали падать, и Хант восхищенно закричал.

— О, Господи! — выкрикнула я. Я не могла поверить, что делала это.

В этот раз я сжала руки вокруг него не потому, что боялась, а из-за ощущения, бурлящего внутри меня, сильного и безумного, и мне просто хотелось удержать его внутри.

Когда нас снова понесло вверх, мой крик превратился в гоготанье, которому позавидовали бы Урсула или Малефисента.

Хант был прав, было весело.

Я закричала еще больше, просто потому, что могла, и потому что когда я слышала, как звук рикошетом отскакивал от каньона, мне казалось, что Хант и я единственные в этом мире. Все казалось нереальным, будто у меня было две души и одно тело.

Мы подпрыгнули еще несколько раз и я осмелилась отпустить Ханта и вытянуть руки к земле под нами. Я повернулась и осмотрелась вокруг нас, а затем посмотрела в ту сторону, откуда мы спрыгнули.

— Умерла? — спросил Хант.

— Нет. — Ни в коем случае. Фактически, я никогда не ощущала себя настолько живой.

Я широко улыбнулась, и Хант улыбнулся мне в ответ. Я поняла, что мое сердце вернулось на место, потому что заколотилось так сильно, что стало практически больно.

А затем мне не пришлось спрашивать, настало ли время, и ему не пришлось мне говорить. Наши губы прижались, будто их заменили на магниты. И вся эта энергия, которая искрилась внутри меня, начала разворачиваться. Я могла чувствовать, как она обмоталась вокруг моих ребер, вырвалась из кончиков моих пальцев и впиталась в него.

Его руки погрузились в мои волосы, и он целовал меня так, будто мы все еще падали, будто именно так мы намеревались провести наши самые последние мгновения. Его губы крепко прижимались к моим, кровь ритмично грохотала в моих ушах с каждым напором его языка.

Я обняла его за шею, придвигая себя настолько близко, насколько могла. Но мне все еще хотелось быть ближе. Мне хотелось обхватить его ногами за талию и почувствовать кожу под его одеждой. Воздух, теплый и приятный, давил на нас и находился не в ладах с неистовством, возникшим под моей кожей.

Что-то дернуло наши лодыжки и мы начали подниматься. Я захныкала в его рот, так как была не готова к тому, чтобы этот момент закончился.

Его рот ответил быстрым темпом, выбивая из нас воздух, пока мы двигались, пробовали друг друга на вкус и наслаждались каждой последней секундой. Мы не разделялись, пока не пришлось, пока не настало время снова ступить в реальный мир.

Может, все дело было в падении или крови, которая прилила к моей голове, или отголосок того, что весь мой мир наконец-то встал на место, но мне пришлось ухватиться за руку инструктора, чтобы удержаться от падения, когда он отцепил меня.

Мы с Хантом не разговаривали, пока нас освобождали от ремней и тросов. Но его взгляд был как прикосновение — нежное, жаждущее и собственническое.

В тот день мы ушли и вернулись на автобусе в город. Мои ноги шли по твердому булыжнику, но когда той ночью я забралась на кровать по другую сторону от кровати Ханта, я все еще падала. Моя голова упала на подушку, но клянусь, что я могла чувствовать движение ветра по моему телу, слышать его своими ушами.

Хант сказал что-то про мое внутреннее ухо, что все пройдет через день или два, но я не была так уверена. В тишине ночи я задавалась вопросом, было ли это началом чего-то большего. Одним длинным, кружащим голову, душераздирающим падением. Падением без надежных ремней и тросов. Падением без гарантии, что я не упаду на самое дно.

На следующий день я проснулась злая.

Это был не ПМС и никто ничего не сделал (еще), чтобы разозлить меня. Я просто была раздражительной. И стало только хуже, когда я воспользовалась одним из бесплатных компьютеров общежития, чтобы проверить свою почту.

Блисс приехала в Филадельфию, и в моей входящей почте был целый роман из ее восторгов по поводу новой квартиры, района и ее идеального парня.

Я чувствовала себя полной сукой, когда закрыла сообщение, не ответив. Но, в любом случае, то, что я написала бы, только создало бы проблемы.

А затем, потому что я была мазохисткой, я решила прочитать письма от отца. Или от его секретаря. Я просмотрела десятки или около того сообщений в своих входящих, большинство из которых были отчетностью о моем местопребывании и характере расходов.

Не было нужды беспокоиться о старшем брате с таким отцом, как мой. Я представила себе, как он поручил своему секретарю следить за всеми моими действиями через мой банковский счет.

Это так отстойно.

Не деньги, к этому я привыкла. Моими братьями и сестрами были банковские счета, а я всегда была на последнем месте.

Отстойно, что он думал, будто мог все контролировать. Он считал себя великим кукловодом, властным и разыгрывающим представление.

Отстойно, что я так хорошо знала о том, что он не мог контролировать все, но все еще притворялся, что мог.

Мне стало интересно, что он сделает, если я расскажу ему о том, что меня накачали наркотиками. Он обвинит меня, скажет, что это моя вина, потому что я была моральным дегенератом и проводила все свое время в местах, где людей одурманивают. Я знала, что он сказал бы только это и ничего больше. Но мне было интересно, что он сделает после этого. Заволнуется ли он? Захочет ли, чтобы я вернулась домой? Или замнет все, сделает вид, что ничего не произошло, и скажет, что я снова слишком драматизирую?