Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 6

Преломляя свет далёких, ещё не видимых Гауссу автомобильных фар, дождевые капли крупными светящимися бусинками скатывались по чёрному стеклу. Одна за другою, поодиночке и целыми рядами, появлялись они из-за рамы. «Словно солдаты в ночной атаке, выталкиваемые из своих окопов и бесследно исчезающие в траншеях врага», — пришло в голову Гауссу.

У дома остановилась машина. Из-за руля вылез коренастый человек. В подъезде вспыхнул свет. Генерал узнал брата Августа.

Тот вошёл, немного прихрамывая.

— До сих пор не могу привыкнуть к твоему штатскому костюму, — сказал генерал, заботливо усаживая гостя.

— Прежде всего прикажи-ка дать чего-нибудь… — Август прищёлкнул пальцами и предупредил: — Только не твоей лечебной бурды!

— Прошлые привычки уживаются с твоим саном?

— Профессия священника — примирять непримиримое.

— Я хотел с тобою посоветоваться.

— В наше время священник не такой уж надёжный советчик, — насмешливо ответил Август. — Речь идёт о церкви?

— Нет, о войне. Теперь уже ясно: мы сможем начать войну.

В глазах священника загорелся весёлый огонёк.

— Ого!

— Да, наконец-то!

— Немцы оторвут вам голову…

Генерал отмахнулся обеими руками и, видимо, не на шутку рассердившись, крикнул:

— Не говори пустяков!

— Ты же сам хотел посоветоваться.

— Не думаю, чтобы такова была точка зрения церкви. Она всегда благословляла оружие тех, кто сражался за наше дело.

— Тут ты, конечно, не прав. Церковь во многих случаях благословляла оружие обеих сторон!

— Раньше ты не был циником, — с удивлением произнёс генерал.

— Это только трезвый взгляд на политику. — Август потянулся к бутылке. — Позволишь?

— Наливай сам, — скороговоркой бросил генерал и раздражённо продолжал: — Что даёт тебе основание думать, будто мы не сможем повести немцев на войну?

Август расхохотался:

— Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что немцы поддержат вас во всякой войне…

— Вот, вот!

— Кроме войны с коммунистами.

— А о какой другой цели стоит говорить?.. Именно потому, что эта цель является главной и определяющей все остальные, мы и обязаны относиться к достижению её с величайшей бережностью. Мы недаром едим свой довольно чёрствый хлеб, — с усмешкой сказал генерал. — Мы начнём с Австрии. Это будет сделано чисто и быстро: трик-трак!

— Ты воображаешь, будто никто не догадывается, как это будет выглядеть? Перебросками поездов вы создадите иллюзию движения миллионной армии, которой нет!

— Для проведения аншлюсса нам не нужны такие силы.

— Что вы будете делать, если не удастся взорвать Австрию изнутри?

— Воевать!

— Зачем ты говоришь это мне, Вернер?

— Потому, что это так.

— Я же не французский или английский дипломат, чтобы дать себя уверить, будто вы способны воевать хотя бы с Австрией!

— Ты не имеешь представления об истинном положении.

Август посмотрел на брата сквозь стекло рюмки.

— Напрасно ты так думаешь, Вернер. Мы знаем…

— Кто это «мы»?

— Люди… в чёрных пиджаках, заменяющих теперь сутаны.

— И что же, что вы там знаете такого?

— Все.

— Сильно сказано, Август. Время церкви прошло! Её акции стоят слишком низко.

— Ты заблуждаешься, Вернер. Просто удивительно, до чего вы все ограниченны!

— Ограниченны мы или нет — реальная сила у нас, — и, вытянув руку, генерал сжал кулак. Синие вены склеротика надулись под белой нездоровой кожей.

Август рассмеялся.

— Вот, вот! Вы сами не замечаете того, что кулак этот состарился. А другие замечают. В том числе и церковь!

— Битвы выигрываются пушками, а не кропилами!

— Кто же предлагает вам: «Откажитесь от огнемётов и идите на русских с распятием»?.. Но мы говорим: прежде чем пускать в ход огнемётчиков, используйте умных людей. В таком вот пиджаке можно даже прикинуться коммунистом, — Август пристально посмотрел в глаза брату: — Если вы этого не поймёте во-время, то будете биты.

— Ни одного из вас большевики не подпустят к себе и на пушечный выстрел.

Лицо Августа стало необыкновенно серьёзным.

— Нужно проникнуть к ним. Иначе… — Август выразительным жестом провёл себе по горлу.

— Э, нет! — протестующе воскликнул генерал. — Уж это-то преувеличено.

— Нужно, наконец, взглянуть правде в глаза, Вернер.

— В чем она, эта твоя правда?

— В том, что мы одряхлели.

— Меня-то ты рано хоронишь, себя — тем более.

— Я говорю о нашем сословии, может быть, даже больше, чем о сословии, — о тех, кто всегда управлял немецким народом, обо всех нас. Ваша, военных, беда в том, что у вас нет никого, кто мог бы трезво проанализировать современное положение до конца, во всей его сложности.

— Разве мы оба не признали, что конечная цель — подавить Россию — является общей для нас?

— Поэтому-то и хочется, чтобы вы были умней.

Август достал бумажник и из него листок папиросной бумаги. Осторожно развернул его и поднёс к глазам недоумевающего генерала.

— Что это?

Генерал взял листок. По мере того как он читал, лицо его мрачнело:

«…мы спрашиваем верующих: не имеем ли мы все общего врага — фюрера? Нет ли у всех немцев одного великого долга — схватить за руки национал-социалистских поджигателей войны, чтобы спасти наш народ от страшной военной угрозы? Мы готовы всеми силами поддержать справедливую борьбу за права верующих, за свободу вашей веры. В деле обороны от грязных нападок Розенберга и Штрейхера мы на вашей стороне…»

Генерал поднял изумлённый взгляд на брата:

— Тут подписано: «Центральный комитет коммунистической партии Германии».

— Приятно видеть, что ты не разучился читать.

— Этого не может быть! — воскликнул Гаусс. — Никаких коммунистов в Германии больше нет! Это фальшивка.

— Фальшивка? Нет! — Август рассмеялся. — Это подлинно, как папская булла.

— Открытое письмо верующим Германии?.. Откуда ты это взял?

— Разве это не адресовано в первую очередь именно нам, служителям церкви?

— Я ничего не понимаю, Август. Ты, фон Гаусс, ты, офицер, наконец, просто священник — и с этою бумажкой в руках! Это не поддаётся моему пониманию: протягивать руку чорт знает кому…