Поджигатели (Книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 44

— Видите. Только ваши друзья могли сохранить это втайне… Если бы я захотел вам повредить, мне стоило лишь…

Отто молча смотрел в глаза собеседника.

— Все это, так же как и те ошибки, которые вы совершите впредь, найдёт могилу здесь! — узкая ладонь Кроне легла на обложку сшивателя. — Для этого нужно одно-единственное: ответить нам таким же расположением. Наша дружба будет столь же искренней, сколь тайной.

Кроне помолчал, давая Отто время справиться со смущением.

— Вы будете сообщать мне всё, что увидите и услышите среди ваших новых сослуживцев и начальников.

Отто не мог сдержать удивления.

— Даже от Рема? — спросил он.

— Да.

— Если он узнает…

— Вы будете осведомлять только меня… И о Хайнесе, — сказал Кроне, — и о Карле Эрнсте.

При имени Хайнеса Отто стало жутко. Он слишком хорошо представлял себе, насколько опасно вызвать неприязнь силезского группенфюрера. Достаточно было Хайнесу заподозрить Отто в двойной игре, и… А Карл Эрнст?! Этот ни в чём не уступит Хайнесу. Нет, такая игра может обойтись слишком дорого!

— А если… я откажусь?

— Откажетесь?..

Тонкие пальцы Кроне начали листать бумаги, вшитые в папку.

Отто понял: компрометирующие документы — далеко не самое страшное, чем его держат в руках.

— Вы меня не так поняли, — поспешно пробормотал он.

— Я знаю, что вы нуждаетесь в деньгах… — Теперь голос Кроне звучал сухо и деловито. — Мы располагаем неограниченными средствами. Но ни одного пфеннига мы не бросаем на ветер!

…Когда чёрный лимузин высадил Отто где-то в тёмном переулке, он несколько минут стоял, сняв фуражку и жадно вдыхая прохладный воздух ночи. Только теперь, очутившись на безлюдных улицах спящего города, он почувствовал, до какой степени утомлён пережитым страхом. Хотелось лежать в полной тишине и не думать. Главное — ни о чём не думать!..

Ступая на цыпочках, он прошёл в свою комнату рядом с комнатой Эрнста. Когда Отто уже лежал в постели, ему показалось, что за стеной слышны голоса.

Прислушался.

Да, там действительно говорили.

Отто напряг слух: вероятно, мальчишка тоже недавно явился и мать ласково выговаривает своему любимцу. Нет, второй голос был тоже мужской. Неужели отец? Небывалый случай! Однако нет, это не скрипучий голос отца.

— Мне показалось, что кто-то прошёл по коридору, — проговорил незнакомый голос.

— Глупости, тут некому быть! — уверенно ответил Эрнст. — Этот бездельник Отто редко ночует дома.

Отто закурил и посмотрел на стенку, словно ища более тонкого места. Некоторое время за нею царило молчание.

Снова заговорил гость:

— Отец злится на меня после сделки с сукном. Твой братец стоил ему слишком дорого.

Отто прижал ухо к шершавой бумаге обоев.

— Дешевле никто не устроил бы ваше гнильё, — сказал Эрнст.

— Дешевле! А ты знаешь, что он проделал? Я не хотел тебе говорить — всё-таки он твой брат…

— Об этом можешь не беспокоиться!

«Вот мерзавец»! — подумал Отто. То, что он услышал дальше, заставило его сесть в постели.

— Он прислал к отцу свою француженку. Она притащила записку о том, что если мой родитель тут же не выплатит изрядную сумму, то впредь не будет принята ни одна партия.

— Вот гусь! — Эрнст расхохотался.

— Записку отец взял, но денег не дал и сказал, что если что-нибудь случится с его сукном, то он представит эту записку куда следует.

— Твоему старику, видно, палец в рот не клади.

— О, он у меня бодрячок! Но самое забавное дальше: старикан не упустил курочку твоего Отто.

Отто уронил окурок между стеной и постелью.

— Врёшь!

— Папаша сказал ей, что предпочитает истратить деньги на неё, а не на армейского хлыща!

Там, за стеною, оба прыснули смехом.

Отто вскочил с постели. Он просто жалкий простофиля по сравнению с этими предприимчивыми сопляками. Вот, оказывается, как нужно жить!

Он остановился перед столом, на котором стояла фотография Сюзанн. Она ищет Эльдорадо?

По мере того как он размышлял, все становилось простым и цинически ясным. Как будто у него теперь тоже нет своего Эльдорадо? А Кроне с кассой гестапо? Отто получит своё из сейфов господина Гиммлера!

Успокоившись, он закурил и прилёг на постель.

Через несколько минут послышалось его ровное дыхание.

Отто спал спокойно, как человек, у которого нет причин видеть дурные сны.

Испытание Тельмана продолжалось сорок семь дней.

Сорок семь дней — в каменной норе, где не было ничего, кроме койки и параши, где нельзя было встать, так как свод нависал над головой на высоте полутора метров; в норе, недоступной ни малейшему звуку, так как даже тюремщики в коридоре ходили на войлочных подошвах; в норе, лишённой всякого света, даже искусственного. Фонарь изредка вносили в камеру, чтобы дать Тельману возможность прочесть фальшивки, сфабрикованные в гестапо под видом писем от родных. В первом же письме якобы старик отец сообщал Тельману о казни нескольких коммунистов. В письме были подобраны имена тех товарищей, о смерти которых заключённые знали ещё до того, как Тельмана «спустили в мешок». По мнению Кроне, это должно было внушить Тельману веру в подлинность писем и доверие к следующей записке, состряпанной от имени жены. Роза, так же как отец, умоляла Тельмана прекратить сопротивление. В доказательство его бессмысленности она сообщала об измене нескольких партийных друзей Тельмана, будто бы отрёкшихся от своего дела, от партии и даже перешедших на службу к нацистам.

«Во имя нашего мальчика, во имя всего нашего будущего, твоей и моей жизни умоляю тебя, Тэдди: довольно, довольно! Это бессмысленно. Мы все это поняли, и мы все умоляем тебя об одном: вернись…»

И, наконец, «добрый» тюремщик однажды, будто тайком от начальства, подсунул Тельману вместе с фонарём фальшивый номер «Роте фане». Там было напечатано средактированное в гестапо «Решение Исполкома Коминтерна о прекращении подпольной борьбы германской компартией и роспуске её ЦК». «Роте фане» сообщала, что было достигнуто соглашение с Гессом об амнистировании коммунистов и об освобождении их из концлагерей и тюрем. И на полях газеты было нацарапано: «Дай им это слово, Эрнст, — и ты будешь свободен. Пока они держат своё слово: я на свободе. Ждём, ждём тебя».