Льды и крылья - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 1

Николай Николаевич Шпанов

Льды и крылья.

I.

На краю света.

Бесконечная ледяная гладь на последних гранях Советского Союза — на крайнем севере. Тусклыми седыми днями — скупое солнце, а ночью — месяц и северное сияние, полымем охватывающее небо, освещают выросшие среди льдов здания…

Над новыми, недавно выстроенными, каменными корпусами, за изгородью, предназначенной для защиты не столько от людей, сколько от диких зверей, высятся мачты. Заиндевевшие провода образуют какую-то сказочную огромную сеть, висящую в воздухе и иногда под лучами северного сияния переливающуюся миллиардами разноцветных огней.

Но обитатели этой крепости культуры, работники радио-станции, уже пригляделись к чудному, фантастическому зрелищу. Деловито, день за днём они исполняют свой долг. Они являются единственной связью этого куска оледенелой земли с внешним миром, со столичными центрами, с культурными уголками всего земного шара.

На станции живёт 15 человек. Начальник — бывший морской волк Василий Крюков. Раньше он служил радио-телеграфистом во флоте, а после революции всецело отдался радио-телеграфии.

Летом, на несколько месяцев море очищалось ото льда. Тогда в небольшую бухту заходили норвежские, английские, шведские суда, и осенью приходил русский пароход, который привозил на станцию запас продовольствия и разные принадлежности к машинам и моторам. Затем снова море замерзало, и снова станция была оторвана от внешнего мира. На станцию не являлся никто из милого, далёкого края. Лишь самоеды забредали сюда, то в одиночку, а чаще целыми «поездами». Самоедский «поезд» — это ряд длинных саней — нарт, запряжённых собаками.

Приезжали самоеды. Втыкали в снег длиннейшие палки, устраивали юрты, привязывали к ним собак, а сами заходили к радио-телеграфистам посмотреть на странные машины и чудных зверей.

Эта, расположенная на краю света, в тёмной ночи, радио-станция имела последние новости, принимаемые антенной, в тот же момент, когда они были посланы. Эта радио-станция была незримым хранителем и вестником для кораблей, борющихся со льдами великого северного моря.

Радио-телеграфисты имели все газетные сведения раньше, чем столичный читатель, а за последнее время стали слушать и знаменитостей: певцов, музыкантов, симфонические оркестры. В таких случаях начальник созывал всех в столовую. и ребята, расположившись поудобнее за горячи чаем, слушали музыку. В столовой стоял прибор, похожий на большой граммофон, который отчётливо передавал каждую ноту любого инструмента и человеческий голос за тысячи вёрст…

— Сегодня мы будем слушать концерт из Москвы… Будут участвовать самые лучшие артисты Большого театра, — так говорил Крюков, усаживая всех, и в особенности внимательно усаживая самоедов, которых он специально пригласил на концерт.

Посмотрев на часы, Крюков сказал:

— Минут через двадцать концерт должен начаться.

— Послушай, товарищ, — сказал один из самоедов на ломаном русском языке, обращаясь к начальнику, — сегодня утром я видел, как недалеко от нашего стана с неба слетела какая-то большая птица. Большая птица, — больше той, которая летом привозила на себе людей.

— Это наверное самолёт, — сказал прислушивавшийся к разговору Ярославцев, помощник Крюкова по технической части, — но только какого лешего его сюда занесло?

— Мы все самоеды так испугались, что собрали свои юрты и уехали подальше от этой птицы, — продолжал рассказывать самоед.

— Из этой птицы должны были вылезти люди; вы там каких-нибудь людей видали? — спросил Крюков рассказчика.

— Нет, людей около никого не было. Птица, как прилетела, так и продолжала сидеть с расправленными крыльями. Только мы далеко были, нехорошо видели.

— Неясная история. Это, конечно, самолёт. Но кому это понадобилось лететь к нам без предупреждения. Это даже опасно, — сказал Ярославцев.

— Да, непонятно. Во всяком случае это сообщение интересное… Ну, а пока, — продолжал Крюков, — приготовьтесь, товарищи. Сейчас начнётся передача музыки.

Наступило молчание… И вдруг в зале полились мощные звуки оркестра…

За тысячи вёрст, в Москве, в залитом огнями зале Большого театра пели, смеялись, плакали и перекликались музыкальные инструменты, бросая в мир, в пространство, то нежные трели заунывных песен, то громкие рокочущие звуки марша, и всё это неслось по воздуху, воспринималось волшебной сетью заиндивевших проводов и передавалось здесь в неприхотливой маленькой столовой…

Самоеды так же, как и все остальные, сидели чинно, очарованные, и только иногда при сильных нотах испуганно и недоверчиво косились на граммофонную трубу…

Концерт кончился. Крюков, пожелав всем покойной ночи, отправился к себе.

Одна комната служила ему и кабинетом и спальней. Крюков стал раздеваться. Но спать ему не хотелось. Он думал о том, как где-то далеко бьётся мощный пульс жизни. Как бы он хотел снова уйти в борьбу, снова взяться за какую-нибудь работу у себя в Балтийском флоте. Только недавно он узнал, что советское пароходство дальнего плавания соорудило огромнейший океанский пароход «Красная Звезда», поднимающий сотни тысяч пудов груза и представляющий собой последнее слово морской техники. Вот бы попасть на этот пароход… и только одно сознание, что, живя здесь, он исполняет свой долг, несёт ответственнейшую работу — только эта мысль успокаивала его. Крюков любил своё дело, полюбил и эту, именно эту радиостанцию. Он сроднился с каждой её машиной, с каждым винтиком. Иногда ночью, когда ему не спалось, он брал трубку телефонного аппарата и слушал звуки, похожие на нежное жужжание. Телефонная трубка шла непосредственно от антенны. Эти жужжания, короткие и продолжительные, обращались в его голове в буквы телеграфной азбуки Морзе, буквы складывали слова, и вот он, лёжа на жёсткой железной кровати в своей комнате чувствовал и воспринимал все новости, которыми обменивались люди всех стран.

Держа трубку и слушая, он заметил вдруг что-то неладное… В телефонной трубке послышались уже иные, уже лихорадочные испуганные бессвязные звуки. В передаче видимо что-то произошло… Он взволнованно ещё теснее прижал трубку к уху…

II.

На воздушном океане.

Салон воздушного корабля — гигантского дирижабля Англо-Советского Воздухоплавательного Об-ва «RA-34» совершает свой обычный транс-атлантический рейс между Мон-Реалем и Ленинградом через Лондон. Сегодня «RA-34» вылетел из Мон-Реаля в 10 часов утра. Сейчас только что кончился обед. Ночью дирижабль прибудет в Лондон. Почти все пассажиры собрались в салоне. Это — огромная кабина, продольные стены которой почти сплошь стеклянные. В конце кабины — дверь, ведущая в коридор и в пассажирские кабины. Гигант «RA-34» идёт с полной нагрузкой. На его борту помещается 25 человек команды и свыше девяноста пассажиров…

Публика — представители почти всех наций. Здесь и англичане, возвращающиеся к себе на родину, и индус, покинувший Калькутту, побывавший в Америке, и едущий в Лондон. Здесь среди пассажиров и советский посол в Канаде, со спутниками. Он по делам едет в Москву.

Полпред — товарищ Степан Красных, высокий, с бритым лицом, бывший сибиряк-крестьянин, его сопровождают: секретарь Василий Лисицын и прикомандированный к миссии в качестве переводчика бывший моряк и лётчик-наблюдатель Андрей Морозов.

Летевший всё время довольно низко над океаном, гигант «RA-34» стал забирать вверх. Огромное сигарообразное его тело быстро рассекало нависшую грозовую тучу. Ещё несколько минут, и аппарат нёсся над облаками. Голубая гладь воды сменилась бело-чёрными клубами беспредельного пространства. Огромным необозримым пространством раскинулись белые как снег волны-облака. На горизонте облака были похожи на вершины снежных гор. Солнце, скрытое грозовою тучею, снова засияло и стало обливать своими лучами воздушный корабль. Металлические части его сверкали холодным блеском. Все пассажиры любовались через стеклянные стены клубящейся равниной…