Табельный выстрел - Рясной Илья - Страница 5

На столе зазвонил массивный незатейливый черный телефон БАГТА-50 из эбонита на стальной основе, его тяжелой трубкой можно было запросто убить. Советская промышленность, в том числе рижский завод ВЭФ, уже освоила выпуск легеньких разноцветных пластмассовых телефонов, но они тоже не для этого ведомства. Ведомство, постоянно сотрясаемое реформами, тянулось к хотя бы внешним атрибутам стабильности, каковыми являлись старые вещи.

— Поливанов у телефона, — произнес начальник отдела.

— Гражданин начальник, — послышался сбивчивый голос. — Это Зуб.

— Да, — иронично произнес Поливанов. — И какой? Коренной?

— То есть Вася Зубенко.

— Вот теперь нормально, Василий Васильевич, — удовлетворенно произнес Поливанов. — И чем обязан?

— Ну это… Я тут пошукал, как дело было… Ну, в общем, это вы в меня поверили. И вы все раскопали.

— Да это не так важно, кто чего сделал. Мы что, артисты, славой мериться? Все работали.

— Именно вы… Так что за мной должок. Знайте это… Барабанить я на вас не буду, сразу говорю. Но долг свой помню.

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Поливанов, не имевший привычки пренебрегать подобными обещаниями, — они могли очень сильно помочь.

— До свиданья, гражданин начальник.

— И вам всего хорошего…

Кладя трубку на рычаг, Поливанов еще не знал, что Зубу вскоре предстоит вернуть свой долг сторицей.

Глава 5

Грек умело разобрал и собрал пистолет, передернул затвор, прицелился в старшего из братьев Калюжных — Толяна, и зловеще прошипел:

— Ну что, трясись, Куркуль.

— Да ладно тебе, — Калюжный заерзал на стуле, пытаясь отодвинуться от стола.

— Приговор выношу как врагу трудового народа, — с этими словами Грек нажал на спусковой крючок.

Куркуль дернулся, выпучив глаза, и чуть не свалился со стула.

— Не бойся, деревня, — хмыкнул Грек, вставляя магазин в рукоятку. — Материальную часть оружия, состоящего на вооружении у ментов и прочих служивых сук, надо знать. Патронов-то в нем не было.

— Ну ты шутить горазд, — Куркуль нервно икнул.

— А ты привыкай, что цена нашей жизни копейка.

— Моей не копейка, — заерепенился Куркуль. — Минимум червонец. Я ей дорожу, жизнью своей.

— Ну и зря. Быстрее сдохнешь, — Грек со стуком положил пистолет.

— Накличешь же, Грек!

— Чем больше над чем-то трясешься, тем быстрее потеряешь. Смерть, она пугливых ищет, — Грек аппетитно хрустнул огромным соленым огурцом исключительно удачной бочковой засолки и с удовольствием крякнул, а потом продолжил любимую тему: — Легко надо идти по жизни, Куркуль. Весело.

Пистолет, которым преступники завладели, убив участкового, теперь лежал на столе среди бутылок водки, стеклянных банок с черной икрой, солений, вареной картошки и другой снеди. Грек уже неделю поил и кормил вдоволь братьев Калюжных, зная, что все расходы окупятся. Братья ели, пили и благоговейно внимали. И почти во всем с ним соглашались.

Но вся суть была в том, чтобы они согласились на главное. На то, для чего он их приближал.

— Итак, босяки, поговорим о делах наших грешных, — Грек аккуратно положил на тарелку перед собой надкусанный огурец и внимательно посмотрел на братьев.

— Может, сначала причастимся? — Куркуль кивнул на бутылку водки «Столичная» — дорогая, зараза, аж за три рубля двенадцать копеек.

— Успеется, — отрезал Грек. — Сначала дело, а потом карнавал с медведями и цыганами.

— Ну, давай потолкуем за дело, — нехотя согласился Куркуль.

— Итак, волына у нас есть. Вопрос, куда применить, чтобы нюх в табачке был.

— Так не старые времена. Стремно как-то, — сказал Куркуль и опустил глаза, встретившись с тяжелым взглядом пахана. — Можно сберкассу подломить. Там хрустов мешки, и уже упакованные.

— Или ювелирный магазин, — мечтательно произнес младший Калюжный по имени Веня и кличке Таксист.

— Эка вас занесло, болезных, — Грек аж цокнул языком. — А чего попроще? Чтобы шуму меньше было.

— Ну, на хавиру к кому — у кого деньги есть, — неуверенно произнес Куркуль.

— Где хавиры с доброй деньгой возьмешь? — скептически сказал Грек.

Тут встрял Таксист:

— Да чего, никто не ворует, что ли? Вон, на автобазе, вор на воре сидит и вором погоняет.

— И у кого можно взять столько, чтобы всем хватило? — прищурился Грек.

— Да ни у кого, — вынужден был согласиться Таксист. — Там народ простой. Украли, пропили.

— Что, вообще в городе нет никого, кто б больше тысячи рублей в руках держал? — напирал Грек. — Не верю… Куркуль — твоя же мысль. Вот и развивай ее — с кого начать?

Куркуль сдвинул брови, наморщил лоб, стал думу думать. На помощь ему пришел младшой.

— Во, я на Шарташском рынке работал, пока меня за ерунду не выперли, — просветлел лицом Таксист. — Там лавка утильсырья была. И до сих пор есть. Ее еврей такой скользкий держит. Фельдман. Он лет пять назад директором этого рынка был, потом его подвинули, и он на теплое местечко уселся. Мы ему шкаф такой здоровый, помню, домой привозили. Чуть жилы не надорвали. А он по рублю заплатил, кулак недобитый… Такой несчастный с виду, вечно прибедняется. А мужики говорили, он миллионер подпольный… Читали «Золотой теленок»? Это книга такая по разводилово всякое, — Таксист, бывало, на досуге почитывал журналы и книги, и въедались они в его память намертво. — Корейко там такой был. Миллионер. Тоже прибеднялся. А у самого чемодан заныкан был, полный валюты.

— Что, на утильсырье твой еврей миллион заработал? — насмешливо спросил Грек.

— Да не только. Года два назад дело большое было. Лютовал ОБХСС. Расхитителей по всему городу собирали — во вторчермете, в горторге. И Фельцмана тогда тоже заарестовали. Но он как-то соскочил. Может, сдал кого-то. Может, с ментами договорился. Или настолько хитрый, что выскользнул. Но в делах он этих по уши завязан был. Буржуй.

— Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем, — без особого энтузиазма процитировал Грек стих Маяковского — он тоже любил почитывать книги из тюремной библиотеки. В местах лишения свободы администрация никогда не мешала приобщаться зэкам к прекрасному, надеясь, что это излечит очерствелые души. С Греком этот трюк не сработал — только появилось желание ввернуть иногда поэтическую цитату. Вообще-то он наслышался много сказок про богатых евреев и не слишком им верил.

— Во-во, — кивнул Таксист, заметив, что собеседник не слишком бодро воспринял идею. — Но это еще не все. Его тесть Лева Иткин — главный еврей во всем Свердловске был. И со всех евреев деньги собирал, да еще копил всю жизнь — хотел синагогу построить.

— Построил? — спросил Грек.

— Разрешение не получил. А недавно помер. А деньги на синагогу зятю достались.

— Это уже теплее, — оживился Грек. — Сколько возьмем?

— Ну, тысяч десять тугриков это только для разогрева. А так и тридцать мог поднять. И больше.

— Новыми? — недоверчиво произнес Куркуль.

Реформа шестьдесят первого года убрала один нолик на купюрах, но даже по старым деньгам, в общем, тридцать тысяч была цифра неплохая.

— Конечно, новыми, — взорвался Таксист. — Новыми рублями. Не копейками — рублями. Десять тысяч.

— Где и с кем еврей живет? — спросил Грек.

— На улице Крылова. Жена еще с ним — но она не опасна. Даже взвизгнуть не сможет, еле дышит — астматик и сердечник. И дочка десяти лет. Волыну увидят, сразу обгадятся и все накопленное нечестным трудом выложат.

— Это ты с евреями мало дела имел, — усмехнулся Грек. — Некоторые умрут, а свое добро не отдадут.

— Отдадут, если хорошо попросим, — нахмурился Куркуль, в глазах на миг вспыхнул алчный недобрый огонек.

— Мысль дельная, Таксист, — подумав с минуту, вынужден был признать Грек. — А что за хавира у него?

— Домина такой в районе частной застройки. Небольшой дворик, сараюшка с дровами. Один этаж. Дверь входная на улицу выходит.

— И как ты к нему заходить собираешься, чтобы при этом всю округу не переполошить? — спросил Грек.