Слово Императора (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 55

— Как раз наоборот. Я был наивным, глупым и, честно говоря, весьма хилым ребёнком, — усмехнулся Император.

— Не верю, — упрямо возразила я. — Глупым ты точно быть не мог! Наивность и физическая сила — ладно, но ум — он внезапно не возникает.

Некоторое время мы помолчали, и я решила, что комментариев не последует. Но потом оборотень всё-таки проговорил, задумчиво и будто нехотя.

— Я смотрел в рот Шидару, пытался подражать ему и считал, что он во всём прав. Прозрение наступило значительно позже.

— Почему ты всегда называешь его по имени, и никогда — отцом? — осторожно рискнула полюбопытствовать я, раз уж тема так удачно зашла о личном, и выдалась возможность побольше узнать о собственном муже.

— Он не был отцом, он был Императором, — я почувствовала, как собеседник пожал плечами. — Если бы не эта война, я бы даже сказал, что он был хорошим правителем.

— А мать? — осмелела я. Кажется, мужчина был не против поболтать.

— В детстве помню смутно, а потом я старался подражать Шидару.

— В каком смысле? — растерялась я.

— Он презирал её, — новое пожатие плеч. — Она была красива и произошла из подходящего рода; но единственное, что она могла делать — греть постель и рожать наследников. Даира была не то чтобы слишком глупа, но отличалась крайним мягкосердечием и склонностью к всепрощению; не лучшие качества для Императрицы. Но, кажется, она даже любила своего мужа. Даже несмотря на то, что у него помимо жены всегда были одна-две любовницы, да и случайными интрижками он не брезговал. Почему ты спрашиваешь?

— Пытаюсь узнать о тебе побольше, — честно ответила я. — Очень странное двойственное ощущение, хочется от него избавиться. С одной стороны, с тобой странно легко, как будто мы знакомы полжизни, а с другой — я фактически ничего о тебе не знаю. Генеалогия там, ещё что-то в том же духе, но это мало характеризует тебя как человека, а не как правителя.

Мужчина задумчиво хмыкнул, но никак не прокомментировал это утверждение. Мы некоторое время полежали неподвижно, разглядывая накрывший степь звёздный купол. По нашему, человеческому поверью, небосвод — это платок Аны, одной из Триумвирата, которым та накрыла землю, чтобы дать своим детям возможность отдохнуть и уединиться. Тыбарцы считали, что небо стеклянное, прозрачное, и оно защищает нас от злобных существ, населяющих окружающий хаос; а звёзды — это капельки яда Великого Змея, которыми тот пытается прожечь небосвод. А оборотни…

— Руамар, а у вас есть легенды о возникновении неба и звёзд? — полюбопытствовала я. — Не отдельных созвездий, а просто — мира.

— Не помню, наверное — есть, — через пару секунд откликнулся он. — Кажется, там что-то было про разлитое молоко.

— А как звали жену Первопредка? Она же была, да?

— Кошка, иногда её уважительно именуют Праматерью, но про неё редко вспоминают, — хмыкнул мужчина. — Но я сомнительный источник сведений, говорю же. Я мало интересовался религией и мифами, как-то не до того было. Все эти суеверия… не зря у нас Первопредку служат женщины; им интереснее и проще принять все эти странные представления. Меня же всегда больше интересовали законы физики, а не древние сказки.

— Да, я уже выучила, что ты — на редкость прагматичный оборотень, — усмехнулась я.

— Это плохо? — неожиданно уточнил он.

— Не знаю, всё относительно. С моей точки зрения, это большая удача.

— Почему?

— Как минимум потому, что ты не засадил меня заниматься рукоделием и не высовывать нос из покоев, — я насмешливо фыркнула.

— А должен был?

— По крайней мере, имел право.

— И ты бы послушалась? — в голосе оборотня отчётливо прозвучало недоверие.

— Конечно, куда бы я делась! Более того, я к чему-то подобному морально готовилась, — вновь не удержалась от улыбки я. — С твоим братом всё было понятно, он довольно бесхарактерный субъект, и с ним я бы вполне могла сладить; а с тобой оставалось бы только смиренно кивать и слушать распоряжений. Во всяком случае, если верить характеристикам.

— И ты была на это готова? — недоверие так никуда и не делось.

— Можно подумать, у меня был выбор, — я пожала плечами. — Мир важнее отдельной жизни, это очевидно. И уж точно я не ожидала, что всё сложится вот так.

— Как именно?

— Что мне будет хорошо, — проговорила я, чувствуя непонятное смущение. — Что исполнение долга вдруг превратится в весьма… удачный брак. Говорю же, я очень мало о тебе знала. Например, и представить не могла, что буду вот так лежать с тобой рядом и любоваться на звёзды. У тебя весьма грозная репутация. Но я сейчас догадываюсь, как и почему она сложилась.

Опять повисла тишина, и я неожиданно поняла, что больше всего мне сейчас хочется узнать, о чём думает лежащий рядом со мной мужчина. Некоторое время я так и эдак крутила в голове эту мысль, и продолжала удивляться, на этот раз — собственной нерешительности. Почему-то задать интересующий вопрос я сейчас физически не могла, он колом вставал в горле и категорически отказывался звучать вслух. Очень странное и непривычное ощущение.

В конце концов я приподнялась на локте, заглядывая мужчине в лицо. Толком разглядеть в темноте я ничего не могла, но в открытых глазах отражались звёзды, и это… завораживало.

— Руамар, — окликнула я мужчину.

— М-м? — тот моргнул, очнувшись от глубокой задумчивости, и, кажется, перевёл взгляд на меня.

— Почему ты поцеловал меня в дирижабле? — спросила я совсем не то, что собиралась, и сама замерла от неожиданности. Учитывая значение, которое оборотни придавали этому простому действию, вопрос был более чем неудобный. Хотя мужчина почему-то не спешил огрызаться и рычать.

— Не знаю, — в конце концов со вздохом проговорил он. — Обстановка располагала. А что, не надо было? — усмехнулся оборотень.

— Не знаю, — иронично передразнила я, а через мгновение сама склонилась к его губам. Ладонь мужа обхватила мой затылок, не позволяя отстраниться. Поцелуй получился долгий, глубокий и удивительно неторопливый, как будто впереди у нас была бездна времени, которую никто не собирался отнимать. Через несколько секунд мир вокруг качнулся, следуя воле Императора, и уже я лежала на спине на прогретой за день крыше, а он нависал сверху, загораживая звёзды.

— И что это значило? — тихо уточнил он, слегка отстраняясь. Ладонь его легла мне на шею, подушечкой большого пальца щекотно очертив нижнюю губу.

— Обстановка располагала, — не удержалась я от смешка. Получилось немного нервно. Было неловко признаваться вслух, что сейчас в это простое действие было вложено нечто значительно большее, нежели обычно вкладывали люди.

Но мне показалось, что Руамар и так понял гораздо больше, чем я могла сказать. А уж после того, как он сам вместо ответа склонился ко мне, жадно целуя, слова вовсе потеряли всякий смысл. Не только слова; весь мир отстранился, легко и непринуждённо вытолкнув нас за свои пределы, прямо в наполненную искорками звёзд тьму. Мы как будто узнавали друг друга заново — вроде бы, тех же самых, но уже в совсем другом качестве. Не связанные обязательствами заложники долга; но мужчина и женщина, волей случая нашедшие друг друга — и теперь не желающие отпускать.

Стоя друг перед другом на коленях, мы осторожно, будто боясь спугнуть эти ощущения, избавлялись от одежды. Сейчас не было безудержной жгучей страсти, которая наполняла каждое мгновение близости с этим мужчиной; только сквозящая в каждом прикосновении нежность. Желание не обладать — принадлежать до последнего вздоха и капли крови.

Мы как будто проходили ещё один обряд, связывающий жизни воедино. И скрепляла его единственная свидетельница — непроглядно-чёрная южная ночь, бархатом окутавшая степь. И не было ожидаемого ощущения неуместности, не тревожило будущее и прошлое, не было опасения перед возможными неприятностями и визитом кого-то ещё вроде вчерашних овшунов. Кажется, сам Первопредок сейчас охранял наш покой и благословлял союз.

Взошедшая луна нашла нас всё на той же крыше, тесно переплетёнными в объятьях. Оборотень лежал на спине, я — на нём сверху, прижавшись щекой к груди и слушая мерные удары сердца. И сейчас я чувствовала в себе способность провести в таком положении вечность-другую, а не только несколько минут.