Разрушенные (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 104

Было несправедливо, что она была так растеряна, а я был на седьмом небе от счастья.

Схватив ее за подбородок, я дернул ее лицо к себе и поцеловал. Я целовал ее так, как всегда хотел. Всей своей душой.

Мне больше не нужно было бороться. Мне больше не нужно было следить за своими мыслями или оберегать ее от своих прикосновений.

Это был гребаный рай.

Двадцать восемь лет, и я наконец-то нашел то, чего всегда хотел.

Счастье.

Ее губы замерли под моими. Я пробовал соленый вкус ее слез и печали на моем языке. Отстранившись, я пробормотал:

— Не плачь.

Ее глаза расширились, когда она раскачивалась и кричала:

— Не плакать? Если я не буду плакать из-за того, что мужчина, которого я люблю, не может быть рядом со своим ребенком, тогда из-за чего мне плакать? Это безнадежно. Все кончено.

Мой желудок скрутило от отчаяния в ее голосе.

— Я больше не могу делать это. Я больше не могу жить в страхе, что ты перевернешь вверх дном детскую или отнимешь жизни наших детей. Я хочу, чтобы ты ушел…

Кинжал прошел прямо через мое сердце. Не было никакого условного рефлекс, чтобы пробираться через туман гнева. Все влияло на меня в сто раз сильнее. Тысячу раз глубже.

Казалось, как будто открыть себя на совершенно новый уровень существования, где солнце сжигало мою кожу, а слезы растворяли мою волю, печаль Зел разрывала мое сердце на клочья.

— Нет. Все кончено, dobycha. Все кончено.

Она шмыгнула носом, опустив свои глаза.

— Я знаю, что кончено. Так и должно быть. — Рыдание сорвалось с ее губ.

Кое-что необычное случилось. Кое-что, о чем я не думал, что возможно. И вместо того, чтобы радоваться, она пыталась вычеркнуть меня из своей жизни.

Я не позволю тебе уйти. Никогда.

Отдернув одну ее руку от плеч Василия, я потянул ее на себя.

Ее губы приоткрылись. Она боролась со мной.

— Отпусти меня. Хватит. — Ее глаза сощурились. — Убери свои руки от меня, агент Фокс.

Я замер, напрягаясь, чтобы встретить волну условного рефлекса, которому привык подчиняться всю жизнь.

Ничего.

Божественное ничего.

Блаженное, черт побери, ничего.

Никакого натиска приказов.

Никакой изнуряющей потребности убивать.

Я улыбнулся и расцепил ее напряженные пальцы.

— Ты говорила, что доверяешь мне. Доверься мне последний раз. — Мой голос даже звучал по-другому. Менее грубый, менее связанный с прошлым, от которого я всегда бежал.

Зел застыла, затем позволила своей руке перемещаться. Она не отводила своего взгляда от меня, когда положила свою руку на мой лоб.

Я поднял голову, утопая в ее изумрудном взгляде.

— Что ты видишь?

Она покачала головой.

— Я не понимаю. Что ты пытаешься сделать?

Я убрал ее руку и положил на свою грудь, прямо над моим сердцем. Ее тело напряглось, чувствуя, как сердце бьется под ее кончиками пальцев. Ее страх окружил меня, но медленно крупицы надежды заполнили ее глаза.

— Что ты чувствуешь? — пробормотал я.

Она ахнула, подергивая пальцами у моей груди. Ее прикосновение отправляло бумеранг живости и тепла через мое тело. Помечая меня. Делая меня своим. Навсегда своим.

— Ты другой. — Наклонив голову, она сощурила глаза. — Что случилось? Что изменилось? Я не понимаю.

Я рассмеялся, чувствуя легкость.

Направив ее руку к своей груди, я вздрогнул, когда ее нежное прикосновение поднялось к моей груди, и она коснулась звезды Клары на моей шее. Ее лицо исказилось от горя, прежде чем я поднес ее пальцы выше и выше, пока вся ладонь не обхватила мою щеку со шрамом.

Я никогда не позволял ей прикасаться к моему шраму.

Я ненавидел это.

Это активировало мой условный рефлекс.

Это очень долго управляло моей жизнью.

Убрав свои пальцы от ее, я прошептал.

— Что ты чувствуешь?

Надежда, которую она взращивала в себе, взорвалась во всем ее теле. Василий перестал плакать, и сияющая улыбка осветила ее заплаканное лицо.

— Все ушло?

Мое сердце увеличивалось, пока я не мог дышать. Мои ноги дрожали в абсолютной благодарности.

— О боже, Роан... это правда?

Дрожь захватила меня в плен, отправив мурашки и каждую эмоцию, что была заглушена, по моей коже. Любовь увеличивалась в моем сердце. Я кивнул.

— Ушло. Все до последней капли.

Ее руки вцепились в мои щеки сильнее, опустившись, чтобы обхватить мой подбородок.

— Ты уверен? — в ее глазах танцевала надежда и нерешительность.

Я хотел кричать. Танцевать. Я не мог просто стоять с радостью, которая бурлила в моем желудке.

— Абсолютно. Все плохое внутри. Каждая испорченная потребность убивать. Каждая сводящая с ума команда. Все исчезло.

Из мертвенно-бледного ее лицо засияло. Свежие слезы заполнили ее глаза, но в этот раз она светилась от счастья.

— Ты свободен?

Я рассмеялся, сделав шаг назад.

Каждое движение было легче.

Мое видение было ярче.

— Я свободен.

— Я нормальный.

Я отец.

Мои глаза широко открылись, и я развернулся. Я был отцом и был свободен. Никогда не думал, что могу получить так много всего.

Быстро подойдя к кроватке, я взял Веру в ее симпатичном розовом колпачке. Ее глаза были открыты, вперившись в мои.

Зеленые в белые. Я был безумно влюблен.

Мое сердце увеличилось, чтобы заключить маленькую девочку, которую я потерял. Маленькую девочку, которую получил. И сына, и женщину, которым принадлежал.

— Привет, Вера, — прошептал я.

Маленькая девочка зевнула, ее губки растянулись шире. Она извивалась в своем одеяле. Прямо сейчас я знал, что все будет в порядке.

Я притянул ее к своим губам и прижался поцелуем к ее лобику.

Она была моей.

Она была моим новым шансом.

Мое будущее было ярким и безопасным.

Василий снял мое проклятье.

Шесть недель спустя, когда Зел окрепла достаточно, чтобы вернуться домой, а близнецы были в своей детской, я планировал вечер только для нас двоих.

Пока Зел была наверху, целуя близнецов на ночь и рассказывая им истории об их старшей сестре, которую они никогда не встретят, я украшал гостиную огромным количеством свечей. Я заказал банкет закусок и вкусных блюд и положил огромные овечьи шкуры на пол рядом с пылающим огнем в камине.

Сегодня я займусь любовью со своей женщиной.

В первый раз.

Каждый раз, когда я думал о том, как изменилась моя жизнь, я останавливался и терял себя в воспоминаниях. Это ощущалось так, будто всю свою жизнь, я жил в тени. Слушая разговоры под водой, передвигаясь по длинному туннелю без света впереди. С того момента, как мой условный рефлекс был разрушен, я не переставал прикасаться.

Я едва выпускал близнецов с рук.

Зел не могла пройти мимо меня без того, чтобы провести руками по моей спине или кончиками пальцев по моим волосам. У нас не было секса с рождения близнецов, но между нами никогда не было такой интимности. Наши сердца бились в унисон.

Я никогда не был так чертовски счастлив.

Сегодня я планировал соблазнить женщину впервые в своей жизни. Я никогда не покупал свечи и не выбирал романтическую музыку. Я никогда не заказывал еду на основе качеств афродизиака.

Василий и Вера подарили мне новый мир, чтобы исследовать и наслаждаться, и я не хотел терять и секунды.

Мое сердце забилось быстрее от мысли взять Зел. Обожать ее всем, чем я могу. Хотел знать, каково это обнимать ее или держать крепко без того дерьма, что жило во мне.

Не будет прошлого или Призрака, или ужаса.

Будет только любовь и похоть, и голод.

— Ничего себе, ты был занят, — голос Зел прозвучал позади меня.

Я повернулся к ней лицом, ощущая, что никогда не смогу свыкнуться с мыслью, насколько моя любовь вызывает сладостное чувство трепета.

— Дерьмо, я хотел закончить все прежде, чем ты спустишься.

Я все еще не расставил еду как хотел. И статуя, которую я сделал, не была покрыта. Черт.