Вечер в Византии - Шоу Ирвин - Страница 69

– Боюсь, что так.

Она положила руки на колени. Маленькие, жесткие. Двадцать три года на пишущей машинкой. Ногти покрыты лаком кроваво-красного цвета. Она безошибочно выбирает неудачные цвета. Она подошла к окну, немного спустила штору.

– Джесс, – сказала она. – Я хочу уйти от вас.

– Не верю, – скачал он.

– Поверьте.

– Вы подыскали себе другое место?

– Конечно, нет. – Она повернулась спиной к окну, лицо ее казалось обиженным.

– Тогда зачем уходить?

– Когда вы отсюда выйдете, вы все равно не сможете работать.

– Какое-то время – да.

– Долгое время. Не будем обманывать себя, Джесс. Вам не нужны ни я, ни ваша контора. Вам еще пять лет назад надо было закрыть ее. Вы только из-за меня ее и держали.

– Какая чушь, – сказал он нарочито резким тоном. Она знала, что он говорит неправду, но ложь в данном случае была необходима.

– К тому же я и неприятностей натерпелась, – тихо сказала она. – С меня хватит. Уеду из Нью-Йорка. Больше здесь не могу. Сумасшедший дом какой-то. На днях ограбили двух моих знакомых. Средь бела дня. Племянника за пачку сигарет ударили в грудь ножом. Едва не умер. Вечером из квартиры боюсь выйти. Целый год не была ни в кино, ни даже в театре. В дверь четыре разных замка врезала. Всякий раз, когда на моем этаже открывается лифт, я вся дрожу. Джесс, если им так уж нужен этот город, пусть они возьмут его.

– Куда вы поедете? – мягко спросил он.

– У моей мамы в Ньютауне есть дом. Она нездорова, и я буду ей помогать. Это прелестный тихий городок, по его улицам можно спокойно ходить.

– Может, и я туда перееду, – сказал он полушутя-полусерьезно.

– Это было бы совсем неплохо.

– А чем вы будете зарабатывать себе на жизнь? – Вечная проблема, от нее никуда не уйдешь.

– Мне много не надо, – сказала она. – Да и скопить удалось порядочно. Благодаря вам, Джесс. Вы замечательно щедрый человек, и я хочу, чтобы вы знали мое мнение о вас.

– Вы же работали.

– Я работала у вас с удовольствием. Мне повезло. Это было лучше всякого брака. А я на них достаточно насмотрелась.

Крейг засмеялся.

– Это ни о чем не говорит.

– Для меня говорит, – сказала она. – Договор на аренду конторы истекает в этом месяце. Сказать им, что мы не будем его продлевать? – Она разглядывала свои кроваво-красные ногти и ждала ответа.

– Долгий и славный путь мы с вами прошли, а, Белинда? – ласково заметил Крейг.

– Да. Долгий и славный путь.

– Скажите им, что продлевать не будем.

– Они не удивятся.

– Белинда. Подойдите ближе и поцелуйте меня.

Она чинно поцеловала его в щеку. Обнять ее он не мог из-за трубки, подведенной к руке. Когда она выпрямилась снова, он спросил:

– Белинда, а кто же будет готовить мне на подпись чеки?

– Сами готовьте. Вы же большой, взрослый мужчина. Только не выписывайте слишком много.

– Постараюсь.

– Если я останусь здесь еще хотя бы на минуту, то разревусь, – сказала она и выбежала из комнаты.

Он откинулся на подушки и устремил взгляд в потолок. «Итак, двадцать три года долой, – подумал он. – Прибавь к ним двадцать один год, прожитый с женой. Отбыл сразу два срока. Поработал я сегодня на славу».

Когда Констанс вошла в палату, он спал. Ему приснилось, будто его целует женщина, которую он никак не может узнать. Открыв глаза, он увидел, что рядом стоит Кинстанс и без улыбки смотрит на него сверху.

– Здравствуй, – сказал он.

– Если ты хочешь спать, то спи. Я просто посижу здесь и посмотрю на тебя.

– Я не хочу спать. – Она стояла с той стороны кровати, где не было трубки для вливания, так что он мог взять ее руку в свою. Ладонь у нее была холодная и твердая. Она улыбнулась ему.

– Ты не стригись. Длинные волосы очень тебе идут.

– Еще неделя, – сказал он, – и я смогу выступать на Вудстокском фестивале. – Он решил выдержать разговор в шутливом тоне. Констанс – не жена и не Белинда Коэн. Им не стоит обижать друг друга и не стоит напоминать друг другу о лучших временах, когда они были вместе.

Она пододвинула стул к самой койке и села. На ней было черное платье, не придававшее, впрочем, ей траурного вида. Красивое, кажущееся безмятежным лицо. Волосы, зачесанные назад, открывали широкий прекрасный лоб.

– Скажи по буквам «Мейраг». – Эти слова вырвались у него как-то сами собой, и он тут же пожалел о них. Но она засмеялась, все хорошо.

– А ты явно поправляешься.

– Быстро, – сказал он.

– Быстро. Я уж боялась, что так и не смогу тебя повидать. Завтра мне возвращаться в Париж.

– Вот как.

Наступило молчание. Потом она спросила:

– Что ты собираешься делать, когда тебя выпишут?

– Придется какое-то время побыть без дела.

– Я знаю. Жаль, что с картиной так получилось.

– Не так уж плохо. Она свою роль сыграла. Или почти сыграла.

– Обратно в Париж не поедешь?

– А ты оттуда уезжаешь?

– Думаю, недели через две.

– Сомневаюсь, что я поеду в Париж.

Она немного помолчала.

– Для меня арендовали дом в Сан-Франциско. Говорят, с видом на залив. Там наверху есть большая комната, где человек может спокойно работать. И не слышно, как шумят дети. Или почти не слышно.

Он улыбнулся.

– Похоже на подкуп, да? – спросила она и сама же ответила: – Наверно, да. – Она засмеялась, потом лицо ее сделалось серьезным. – Думал ли ты о том, куда подашься после того, как выберешься отсюда? Где будешь жить?

– Нет еще.

– Не в Сан-Франциско?

– Староват я для Сан-Франциско, – мягко сказал он. – Он, конечно, имел в виду не город, и она это понимала. – Но я наведаюсь туда.

– Я буду ждать, – сказала она. – Какое-то время, во всяком случае. – Слова эти прозвучали как недвусмысленное предупреждение, но что тут можно было поделать?

– Бери этот город штурмом, – сказал он.

– Попробую воспользоваться твоим советом. – Лицо ее стало опять серьезным. – Как жаль, что время наше, в сущности, не совпадает. Ну да все равно, когда тебе надоест скитаться по гостиницам, вспомни, что есть на свете Констанс. – Она протянула руку и погладила ему лоб. Ее прикосновение было приятным, но не возбуждало желания. Больное тело без остатка отдавалось своему недугу. Болезнь есть высшее проявление эгоизма.

– В последние дни я занималась отвратительным делом, – сказала она, отнимая руку. – Все подсчитывала, кто кого больше любит. Результат получился ошеломляющий: я люблю тебя больше, чем ты меня. Это – первый случай в моей жизни. Хотя, конечно, раз-то в жизни это должно случиться.

– Еще неизвестно… – начал было он.

– Известно, – резко перебила она. – Известно

– Я-то еще не занимался подсчетом.

– И не надо. Кстати, вспомнила: виделась я с твоей хорошенькой юной приятельницей из Канна. Нас доктор Гибсон познакомил. Мы очень подружились и несколько раз встречались в ресторане. Очень умная. И очень волевая. Завидно волевая.

– Я не настолько хорошо ее знаю, – сказал он. Удивительно, но это правда. Он действительно не знал, волевая Гейл или нет.

– Обо мне она, разумеется, все знала.

– Не от меня, – сказал он.

– Нет. Разумеется, не от тебя. – Констанс улыбнулась. – Она улетает в Лондон. Ты это знал?

– Нет. Я ее не видел.

– Бедный Джесс, – насмешливо сказала Констанс. – Все трудящиеся дамы покидают его. На будущее рекомендую тебе держаться одного какого-нибудь города и выбирать женщин праздных.

– Я не люблю праздных женщин.

– Я тоже… Да! – Она порылась в сумочке и достала листок бумаги. Он узнал почерк Гейл. – Я обещала, если увижу тебя раньше ее, передать тебе ее телефон. Она живет в Филадельфии, у отца. Ради экономии, говорит, что разорилась вчистую.

Он внял у нее листок. На нем были адрес и номер телефона. И больше ничего. Он положил бумажку на столик.

Констанс встала.

– Сиделка не велела утомлять тебя.

– Увидимся ли мы еще? – Не в Нью-Йорке, – ответила она, натягивая перчатки, – в этом городе чистых перчаток хватает только на час. – Она раздраженно смахнула сажу с тыльной стороны перчатки. – Не скажу, чтобы эта поездка в Нью-Йорк доставила мне удовольствие. Прощальный поцелуй. – Она наклонилась, поцеловала его в губы и прошептала: