Мерзость - Симмонс Дэн - Страница 43

— С Бромли было все в порядке, — сказал Финч. — Лазал очень хорошо — для любителя. Ни разу не пожаловался, даже когда нам пришлось провести долгую, холодную ночь на очень узком карнизе, без еды и должного снаряжения, на том крутом южном гребне в одном коротком, но сложном переходе от вершины. Ни теплой куртки, ни спальника, ни выступа на поверхности скалы, к которому можно привязаться. Карниз был шириной с этот поднос для хлеба… — Финч кивком указал на узкий серебряный поднос. — У нас не было свечей, чтобы держать под подбородком на тот случай, если мы задремлем, и поэтому мы всю ночь по очереди сторожили друг друга, чтобы не дать другому заснуть и свалиться на ледник, который находился в тысяче футов под нами.

Финч помолчал, а затем, возможно, желая убедиться, что мы правильно его поняли, прибавил:

— Я доверил парню свою жизнь.

— Значит, лорд Персиваль был не таким уж неопытным альпинистом, как теперь утверждают некоторые? — Дикон приканчивал Tafelspitz — превосходное блюдо из кусочков говяжьей вырезки с овощами и всевозможными специями в густом соусе, подаваемые с жареными ломтиками картофеля, яблочным пюре и сметаной с хреном. Меня всегда восхищало, как британцы могут поднести ко рту вилку с кусочком мяса в соусе на обратной стороне прибора, причем так, что это кажется не только легким, но и правильным. Есть в Англии и в Европе, подумал я, это все равно что отправиться в Китай и привыкать пользоваться палочками.

— Зависит от того, каких именно «некоторых» ты имеешь в виду, — ответил Финч после очередной долгой паузы. Он пристально смотрел на руководителя нашей маленькой группы. — Кого-то конкретного?

— Бруно Зигля.

Финч рассмеялся отрывистым, похожим на лай смехом.

— А, этот грубиян-нацист, фанатичный поклонник герра Гитлера… Зигль — искусный альпинист. Я никогда не поднимался в горы вместе с ним, но за последние годы мы раз десять сталкивались во время восхождений. Он ловок, осторожен и компетентен на скалах и льду — но в то же время он лживый Scheisskopf, подвергающий смертельной опасности своих молодых товарищей-альпинистов.

— Что такое этот… Scheisskopf? — спросил Жан-Клод.

— Безмозглый, ненадежный человек, — быстро поясняет Дикон, оглядываясь на стоящих за спиной официантов. Потом обращается к Финчу: — Значит, если бы герр Зигль сообщил вам, что Персиваль Бромли отправился на опасную Северную стену Эвереста вместе с каким-то австрийцем и ступил на ненадежный участок снега, вы бы ему не поверили?

— Я не поверил бы Бруно Зиглю, даже если бы этот ублюдок сообщил мне, что завтра взойдет солнце, — сказал Финч и налил остатки вина себе в бокал.

— Ричард, разве ты не был одним из первых, что видел следы монстра на Лакра Ла, когда в двадцать первом году вел Мэллори к этому перевалу? — спросил Джордж Ингл Финч, отрываясь от яблочного штруделя. Жан-Клод и Дикон на десерт заказали только густой, крепкий кофе. Я же решил попробовать шоколадный пудинг.

— Монстра? — вскинул голову Жан-Клод. Я видел, что от тяжелой баварской пищи, непривычной для худощавого французского проводника, его потянуло в сон. — Монстра? — повторил он, словно был не уверен, правильно ли понял английское слово.

— Ja, — ответил Финч. — Следы какого-то громадного двуногого существа, которые наш друг Ричард и ныне покойный, чрезмерно превозносимый Джордж Мэллори видели на высоте больше двадцати двух тысяч метров на Лангри Ла, высокогорном перевале, который Ричард предложил — и, как впоследствии выяснилось, был прав — в качестве возможного маршрута к Эвересту. При подъеме на перевал — по-моему, в конце сентября тысяча девятьсот двадцать второго года — они вместо вида на гору наткнулись на следы. Правильно? — Он повернулся к Дикону.

— Двадцатого сентября, — сказал тот, точно рассчитанным движением ставя кофейную чашку на стол. — В разгар сезона муссонов. Снег был очень рыхлым, выше колен.

— Но вы, несмотря на снег, поднялись на вершину этой маленькой горы — больше похожей на пик, чем на перевал, ja? — Это было утверждение, а не вопрос.

Дикон потер щеку. Я не сомневался, что ему хочется закурить трубку, однако он ждет, пока Финч закончит наслаждаться десертом.

— Да, мы с Мэллори благополучно преодолели ледопад, но глубокий снег замедлил подъем и заставил носильщиков с нашими палатками повернуть назад в восьмистах футах ниже вершины. Мы все — Мэллори, я, Уиллер и Баллок, а также Уолластон, Моршед и Говард-Бери в резерве — поднялись на вершину и разбили лагерь.

— А следы монстра? — напомнил Жан-Клод.

— Да, как насчет монстра? — поддержал его я. За все время ланча я впервые открыл рот, если не считать просьб передать то или иное блюдо.

— Над ледопадом, куда никто из наших альпинистов или носильщиков еще не поднимался, виднелись глубокие следы, как на свежем снегу, так и на более твердом, замерзшем насте, покрывавшем склон, по которому можно идти, не проламывая его. — Голос Дикона звучал очень тихо. — Они были похожи на следы двуногого существа.

— Зачем ты говоришь «похожи»? — спросил Финч; его губы под жидкими усами растянулись в слабую улыбку. — Мэллори, Уолластон, Говард-Бери и все остальные, кто поднимался на вершину седла Лакра Ла, клялись, что это были следы когтистых лап какого-то двуногого существа, вероятно, млекопитающего.

Дикон допил остатки кофе в чашке. Подскочил официант, и мы все заказали еще кофе, чтобы у нас был предлог оставаться за столиком.

— Насколько велики были отпечатки на снегу? — спросил я.

— След, похожий на отпечаток человеческой ноги, только длиной от четырнадцати до шестнадцати дюймов? — Повернувшись к Дикону, Финч превращает утверждение в вопрос.

Наш друг молча кивает. Потом снова ставит кофейную чашку на стол и говорит:

— К тому времени, как Уолластон и остальные поднялись на седловину Лакра Ла, наши носильщики — Мэллори и мои, поскольку мы возглавляли вторую попытку — затоптали все следы, которые мы видели. Остальные британские альпинисты никак не могли знать, что это такое и каков был размер следов на снегу.

— Но Джордж Мэллори их сфотографировал, — заметил Финч.

— Да, — подтвердил Дикон.

— И те следы на снимках практически совпадают со следами, о которых сообщили и которые сфотографировали на высокогорном перевале в Сиккиме в тысяча восемьсот восемьдесят девятом…

— Так мне говорили, — кивнул Дикон.

Финч усмехнулся и повернулся ко мне и Жан-Клоду. Уверен, что глаза у меня были вытаращены не меньше, чем у француза.

— Носильщики точно знали, что это за следы и кому они принадлежат, — произнес Финч со своим легким немецким акцентом. — Они были оставлены метох-кангми… йети.

— Кем? — Моя чашка с кофе застыла в воздухе, словно я был не в состоянии ни пить из нее, ни вернуть на блюдце.

— Чем? — почти одновременно со мной воскликнул Жан-Клод.

— Йети, — повторил Финч. — Не одним из многочисленных демонов, которые, как верит местное население, живут в горе или на горе, а реальным, живым, питающимся кровью, похожим на человека существом… чудовищем ростом в восемь футов или больше. С огромными ступнями. Похожим на гориллу или на человека монстром, способным жить на высоте больше двадцати двух тысяч футов в окрестностях Эвереста.

Мы с Жан-Клодом посмотрели друг на друга.

Финч отправил в рот кусок штруделя и снова улыбнулся.

— Годом позже, в тысяча девятьсот двадцать втором, я сам видел следы, когда мы с Джеффри Брюсом впервые поднялись до вершины Северо-Восточного гребня. Отпечатки были на покрытом коркой льда снежном поле на высоте около двадцати пяти тысяч футов — на то снежное поле не ступал никто из наших людей. Четкие следы двуногого существа, вроде нас, только ширина шага раза в два больше, чем у самого высокого человека, а на самых мелких участках снежного поля, где отпечатались следы — в основном на тонком льду, — можно было различить форму ступни, почти шестнадцати футов длиной и, похоже, с когтями на пальцах. — Он посмотрел на Дикона. — Ты ведь был там, в монастыре Ронгбук, в тысяча девятьсот двадцать втором, когда мы обсуждали йети, да?