Молодые львы - Шоу Ирвин - Страница 47

Письма Гарденбурга из Ренна, адресованные Гретхен, пустые, холодные, чопорные, напоминали лаконичные военные документы. Читая их, Христиан не мог сдержать улыбку. Он понимал, что если Гарденбург и уцелеет на войне, то по возвращении будет отброшен и забыт, как некая пустяковая деталь в бурном прошлом Гретхен. Что касается своего будущего, то Христиан вынашивал кое-какие планы, хотя и не решался открыто признаться в этом даже самому себе. Однажды вечером за очередной выпивкой Гретхен между прочим заметила, что война окончится месяца через два, и человек, занимающий высокий пост в правительстве (она не стала называть его фамилию), предложил ей поместье в Польше – не тронутый войной замок семнадцатого века и больше тысячи гектаров земли, триста из которых обрабатываются и сейчас.

– Тебе хотелось бы управлять поместьем одной дамы? – лежа на кушетке, полушутливо спросила Гретхен.

– Это было бы замечательно.

– И ты не стал бы переутомлять себя обязанностями управляющего? – продолжала она с улыбкой.

– Что ты! Конечно, нет.

Христиан присел рядом и, подсунув руку под голову Гретхен, поглаживал упругую кожу у нее на шее.

– Ну что ж, посмотрим, посмотрим… Пока все идет неплохо.

«Да, это как раз то, что нужно, – размечтался Христиан. – Огромное поместье, масса денег и Гретхен – хозяйка старинного замка… Они с Гретхен, конечно, не поженятся. Зачем? Он будет своего рода принц-супруг – изящные сапоги для верховой езды, двадцать рысаков в конюшне, из столицы приезжают на охоту великие и сильные новой империи… Вот когда будет самый счастливый момент моей жизни! – мысленно воскликнул Христиан. – Момент, когда в полицейской казарме Ренна Гарденбург открыл ящик стола и достал сверток с черным кружевом».

Христиан теперь уже почти не вспоминал о возвращении и Ренн. Гретхен сообщила ему, что она уже договорилась с одним генерал-майором о его переводе и присвоении ему офицерского звания и что сейчас дело находится в стадии оформления. Гарденбург теперь казался ему жалким призраком далекого прошлого, который, если и появится в будущем, то только на одно упоительное мгновение, чтобы тут же быть выгнанным одной короткой, убийственной фразой.

«Да, это будет действительно счастливейший день моей жизни!» – снова подумал Христиан и с сияющим лицом повернулся, услышав звук открывающейся двери. На пороге стояла Гретхен, одетая в платье из золотистого материала, с небрежно наброшенной на плечи пелериной из норки. Она ласково рассмеялась и протянула Дистлю руки.

– Как это приятно! Вернуться домой после дня тяжелой работы и встретить ожидающего тебя близкого человека!

Христиан подбежал к ней, пинком ноги захлопнул дверь и заключил Гретхен в объятия.

Дня за три до окончания отпуска (Христиан не проявлял никакого беспокойства, поскольку фрау Гарденбург утверждала, что все будет в порядке) в пансионе раздался телефонный звонок, и Христиан побежал вниз. Он сразу узнал голос Гретхен и, улыбаясь, спросил:

– Да, дорогая?

– Замолчи! – голос Гретхен звучал резко, хотя она и говорила шепотом. – Не называй моего имени по телефону!

– Что случилось? – растерянно спросил Христиан.

– Я говорю из кафе. Не звони мне домой и не приходи.

– Но ты же сказала, что сегодня в восемь вечера?

– Я и без тебя знаю, что сказала. Ни сегодня в восемь, ни когда-либо вообще. Вот и все. Больше ко мне не приходи. Прощай.

Послышались гудки отбоя. Христиан тупо посмотрел на аппарат, медленно повесил трубку, поднялся в свою комнату и лег было на койку, но тут же вскочил, надел мундир и вышел из пансиона. «Уйти! Куда угодно уйти, лишь бы не видеть этих стен!» – лихорадочно повторял он.

Растерянный и недоумевающий, бродил Христиан по улицам, снова и снова припоминая все, что сказала ему Гретхен и тщетно пытаясь понять, какими поступками или словами он мог навлечь на себя ее гнев. Накануне они провели самую обычную для них ночь. Гретхен возвратилась домой в час, совершенно пьяная; до двух часов они пили, затем легли спать. Часов в одиннадцать утра, перед уходом на работу, она нежно поцеловала его и сказала:

– Сегодня вечером приходи пораньше. Жду тебя в восемь часов.

Он не слышал от нее ни единого упрека. Христиан бессмысленно вглядывался в темные фасады зданий и в лица торопливо проходивших мимо него людей. Да, единственное, что он мог сделать, это дождаться ее у дома и прямо спросить обо всем.

Часов в семь вечера он занял позицию за деревом на противоположной стороне улицы, напротив входа в дом. Вечер выдался отвратительный, моросил мелкий дождь. Уже через полчаса Христиан весь вымок, но не обращал на это внимания. В половине одиннадцатого в третий раз мимо прошел полицейский и вопросительно посмотрел на него.

– Я жду девушку. – Христиан натянуто улыбнулся. – Она пытается отделаться от майора-парашютиста.

– Война всем создает трудности, – ухмыльнулся полицейский и ушел, сочувственно покачав головой.

Часа в два ночи к дому подкатила одна из хорошо знакомых Христиану служебных машин. Из нее вышли Гретхен и какой-то офицер. Перебросившись несколькими словами, они скрылись в подъезде, а машина тут же ушла.

Сквозь частую сетку дождя Христиан напряженно всматривался в затемненное здание, пытаясь отыскать окно квартиры Гретхен, но в темноте ничего нельзя было различить.

В восемь часов утра длинный автомобиль снова остановился у подъезда. Вскоре из дома вышел офицер, уселся в машину и уехал. «Подполковник», – механически отметил Христиан.

Дождь не переставал. Христиан решил зайти в дом и уже почти пересек улицу, но передумал. «Она рассердится и выгонит меня – и все будет кончено…»

Он возвратился на свой пост за деревом. Форма его вымокла до нитки, глаза слипались от бессонной ночи, но он упрямо всматривался в окно квартиры Гретхен, которое быстро нашел в сером свете утра.

Гретхен вышла в одиннадцать часов. На ней были короткие резиновые боты и легкий плащ с поясом и капюшоном, похожий на маскировочный солдатский халат. Как всегда по утрам, она выглядела свежей и юной, словно школьница. Деловитой походкой Гретхен направилась по улице и свернула за угол. Дистль нагнал ее и притронулся к ее локтю.

– Гретхен!

Женщина нервно обернулась и остановилась.

– Не подходи ко мне! – шепнула она, боязливо озираясь по сторонам.

– Но что случилось? – умоляюще спросил Христиан. – В чем я провинился?

Фрау Гарденбург пошла дальше, и Христиан поплелся за ней.

– Гретхен, дорогая!..

– Я же ясно сказала – не подходи ко мне! Ты что, не понимаешь?

– Но я должен знать, что случилось.

– Меня не должны видеть с тобой. – Она продолжала шагать по улице, глядя прямо перед собой. – Все! Уходи. Ты хорошо провел отпуск, а к тому же у тебя все равно осталось только два дня. Возвращайся во Францию и забудь обо всем.

– Но это же невозможно! Мне надо поговорить с тобой – в любое время и в любом месте.

Из магазинчика на другой стороне улицы вышли два человека и быстро направились в том же направлении, в котором шли Христиан и Гретхен.

– Ну хорошо, – согласилась она. – Сегодня вечером в одиннадцать часов у меня дома. Только не ходи через парадный вход, а иди по черной лестнице, через подвал. Вход с другой улицы. Дверь кухни будет отперта. Я буду дома.

– Хорошо, спасибо. Чудесно!

– А сейчас оставь меня в покое.

Христиан остановился и поглядел ей вслед. Фрау Гарденбург, не оглядываясь, шла по улице быстрой, нервной походкой, мелькая черными ботиками. Перетянутый поясом плащ подчеркивал ее стройную фигуру. Дистль повернулся и побрел в пансион. Не раздеваясь, он бросился на койку и попытался уснуть.

В одиннадцать часов вечера Христиан поднялся по неосвещенной черной лестнице. Гретхен в зеленом шерстяном платье сидела за столом и писала. Она даже не повернулась, когда вошел Христиан.