Две недели в другом городе - Шоу Ирвин - Страница 15

Деспьер придвинул ей кресло, стоящее у соседнего столика; официант принес кресло для блондинки. Они непринужденно сели, и Джеку ничего не оставалось, как опуститься на свое место.

— Тебе есть о чем побеседовать с Фелис, Джек, — заметил Деспьер. — Вы занимаетесь одним делом.

— Которая из них Фелис? — грубовато спросил Джек.

— Я, — сказала блондинка. — Вы разочарованы, да?

Мисс Хенкен выдавила из себя улыбку.

— Она тоже дублирует фильмы, — пояснил Деспьер. — На английском.

— А…

«Знает ли Деспьер, что моя миссия в Риме — тайная, — мелькнуло в голове Джека. — Конечно, знает, — решил он, — просто сегодня Жан-Батист не в духе, он настроен против Делани и хочет насолить режиссеру».

— Я делаю это первый и последний раз в жизни, — заявил Джек, подумав, что Деспьер, наверное, не без какого-то тайного умысла ввел девушек в заблуждение относительно его основной профессий. — Вообще-то я зарабатываю на жизнь подделкой чеков.

— Не будь с девушками таким сердитым, Dottore. Они тебя обожают. Верно, девушки?

— Мистер Роял, — сказала итальянка по-английски, — на этой неделе я смотрела ваш фильм три раза. Я плакала как ребенок.

По-английски она говорила медленнее, чем по-итальянски, более резко, менее мелодично, ее голос уже не напоминал пение флейты; судя по акценту, она много общалась с американцами.

— Моя фамилия — не Роял, — сказал Джек, подумывая о бегстве, — а Эндрюс.

— Он ведет двойную жизнь, — заявил Деспьер. — В свободное от работы время подыскивает места для размещения пусковых установок.

Девушки вежливо, смущенно заулыбались.

— Я искала другие фильмы с вашим участием, — произнесла итальянка, склонив голову набок отчего ее волосы упали на плечо, — но оказалось, что никто не знает, где они идут.

— Они нигде не идут. Я не снимаюсь более десяти лет.

— Очень жаль, — с искренностью в голосе заметила синьорина Ренци. — Подлинно талантливых актеров очень мало, они должны работать.

— Я перерос эти забавы, — пояснил Джек — Жан-Батист, позвони мне позже, и мы…

— Позже я буду занят, — произнес Деспьер. — Джек рассказывал мне о мистере Делани.

Он повернулся лицом к девушкам.

— О событиях столетней давности. Продолжай, Джек Я уверен, девушки охотно послушают.

— В молодости, — заметила итальянка, — когда Делани делал эту картину, он был очень интересен.

— А сейчас? — спросил Джек.

— Я видела другие его ленты. — Девушка пожала плечами, как бы извиняясь. — Они скучноваты. В них много голливудского. Я не права?

— Не знаю, — сказал Джек.

«Похоже, в Риме мне придется постоянно заступаться за Делани», — подумал он.

— Теперь я редко хожу в кино, — добавил он, глядя на девушку с интересом.

Она была умнее, чем показалось Джеку вначале.

— Это произошло в Филадельфии в 1937 году, — напомнил ему Деспьер. — Ты играл в спектакле…

Джеку не нравилось присущее Деспьеру стремление делать из работы событие светской жизни; находясь в женском обществе, Деспьер, похоже, постоянно проявлял подобную склонность.

— Девушкам будет скучно.

— Я очень хочу услышать о Филадельфии тридцать седьмого года, — заявила светловолосая американка. — Мне исполнилось тогда десять лет. Это был лучший год моей жизни.

В ее сдержанной, печальной улыбке сквозило неприятное самоуничижение.

— А сколько лет было тогда тебе, cara mia? [14] — спросил Деспьер итальянку. — И где ты находилась в тридцать седьмом году?

— Два года, — с неожиданной застенчивостью ответила девушка. — Я жила в испанском городе Сан-Себастьяне. Если мистер Роял, извините меня, мистер Эндрюс, не хочет рассказывать нам, настаивать невежливо.

— Не забывай, Вероника, я — газетчик, — сказал Деспьер. — В нашем деле…

Тут он попал в точку, подумал Джек Вероника. Вот, оказывается, какое у нее имя. Вероника. Классический элемент корриды, выполняемый с плащом. Сан-Себастьян, Испания. В его голове мелькнуло воспоминание о виденном им сне, и эта ассоциация встревожила Джека.

— У меня есть идея, mes enfants. [15] —Деспьер лениво поднялся с кресла. — Мы перекусим, а заодно поведаем друг другу тайны нашего прошлого.

Они неуверенно встали.

— Если мистер Эндрюс не возражает… — Вероника серьезно, с прежней неожиданной застенчивостью посмотрела на Джека.

— Конечно, нет, — сдался Джек «Все равно мне надо где-то поесть», — подумал он.

— Следуйте за мной, — сказал Деспьер, взяв Веронику под руку и направившись в сторону улицы. — Я отведу вас в такое место, где с двенадцатого века не было туристов.

Джек задержался, чтобы заплатить официанту сто лир. Потом вместе с мисс Хенкен пошел за Деспьером и Вероникой. «Этот хитрец собирается угостить свою девушку ленчем за мой счет», — подумал Джек.

На лице мисс Хенкен появилась радость с оттенком сомнения — она была из тех девушек, которых приглашают на ленч только случайно.

Джек не спускал глаз с пары, шагавшей впереди. Деспьер с видом собственника держал Веронику за плечо; их смех, долетавший до Джека, звучал вполне интимно. Раскачивающиеся полы пальто частично закрывали великолепные ноги девушки — длинные, загорелые, в туфлях на высоком каблуке. Настроение Джека испортилось окончательно. «Ручаюсь, после ленча они найдут предлог покинуть нас, чтобы заняться любовью», — возмущенно подумал он.

— Господи, — тихо сказала мисс Хенкен, глядя на идущую впереди девушку, — почему я не родилась итальянкой?

Джек посмотрел на нее с жалостью и отвращением.

— К тридцати годам она расплывется, — заметил он, помогая мисс Хенкен утешать себя.

Мисс Хенкен сухо рассмеялась и похлопала себя по плоской груди:

— Что ж, мне уже тридцать. Вы меня успокоили.

«Я приехал в Рим не для того, чтобы утешать обделенных, — подумал Джек — Заставлю Деспьера заплатить за себя и свою девушку. Это будет моим единственным достижением за день».

Деспьер ошибся, сказав, что в том ресторане, куда он привел их, не было туристов с двенадцатого века. Напротив Джека в углу небольшого зала сидела тихая американская пара, казавшаяся четой молодоженов. Они серьезно изучали меню; девушка, подняв голову, обратилась к стоявшему перед ней официанту:

— Я хочу что-нибудь типично итальянское. Омлет — это итальянское блюдо?

Джек готов был поцеловать ее в чистый, прекрасный американский лоб.

Интерьер этого типичного римского ресторана не радовал глаз: стены были расписаны кричаще яркими видами Неаполитанского залива; люстры в виде безвкусных модернистских конструкций висели под потолком столь высоким, что благодаря какому-то акустическому эффекту посетителям приходилось кричать, чтобы их услышали соседи по столику. Деспьер заказал для всех местное фирменное блюдо — spaghetti alle vongole, [16] официант поставил на стол открытый графин с широким горлом, наполненный вином.

— По мнению Джека, в характере Мориса Делани есть тайные красоты; сейчас он поведает нам о них, и я смогу нарисовать объективный портрет великого человека.

Джек попытался вспомнить, как однажды вечером, более двадцати лет назад, он познакомился с Делани. Случилось это в гримерной; кроме режиссера, в убогой полутемной комнате находились Лоренс Майерс и девушка, впоследствии ставшая женой сценариста. Только что закончился спектакль, в течение недели апробировавшийся в Филадельфии. Майерс и его невеста сидели рядом на старом диване, Джек очищал перед зеркалом лицо кольдкремом.

— Это была первая пьеса Майерса, — сказал он. — Драматург радовался положительным откликам прессы и успеху, который вещь имела у публики, все говорили, что Хэрри Дэвис — он играл главную роль — станет звездой. Дэвис уже умер. Майерс — тоже.

Джек замолчал, пытаясь понять, зачем сказал об этом, ради чего воздвиг над заброшенными могилами забытых американцев надгробия из слов, объявив своим слушателям об их смерти. В этот миг Джек как бы воочию увидел живого Майерса — бледного, нервного молодого человека в изношенном костюме, сидящего возле смущенной девушки, которая напоминала гувернантку, отпущенную на выходной; она любила Майерса так неистово, что превратила их жизнь в цепочку ужасных сцен ревности, оборвавшуюся в тот день, когда Лоренс покинул кислородную палатку, чтобы умереть.