В отеле «Новый путь» - Шоу Боб - Страница 1

Боб Шоу

В отеле «Новый путь»

Помещение было чистым, комфортабельным, даже элегантным, и совсем не похожим на машину для убивания людей.

Когда входная дверь захлопнулась, Ренфрю несколько секунд стоял неподвижно, пытаясь определить наиболее вероятные источники смерти. Кухня — всегда самое хитрое место в любой квартире и поэтому туда-то лезть точно не стоит. Любая крошка пищи и любая капля воды может быть отравлена. Не исключено, что электроприборы только и ждут случая ударить током неосторожного жильца, а банки с яркими надписями окажутся бомбами, готовыми взорваться при первом прикосновении. А открыв дверцу шкафа, можно запросто получить струю быстродействующего газа в лицо, и хватит одного вдоха, чтобы…

Хочешь выжить — держись подальше от кухни, подумал Ренфрю.

С того места, где он стоял, он мог заглянуть и в ванную, но ванная ему тоже не понравилась — слишком много всяких хромированных штуковин, способных выкинуть какие-нибудь неприятные фокусы. Он должен прожить в этой квартире установленную законодательством неделю — но чтобы сделать это, нужно быть чертовски осторожным. Лучший способ, который он смог придумать, — это устроиться поудобнее на полу посреди гостиной и оставаться там, пока не истекут семь суток. Это будет не легко и не приятно — взять хотя бы отправление естественных надобностей, но выбирать-то приходилось между жизнью и смертью, а Ренфрю гораздо больше хотелось остаться в живых.

Он прошел в гостиную и, насколько возможно, изучил ее. Комната примерно футов десять на десять, с полом, покрытым синим материалом, с хорошей мебелью — диван, стол, несколько легких стульев. На кремовых стенах несколько абстрактных картинок. Такая комната вполне могла бы принадлежать какому-нибудь молодому интеллигентному человеку без особых увлечений — если бы не две необычные детали. Во-первых, не было ни одного окна, а во-вторых, над искусственным камином светился экран дисплея.

На экране янтарно мерцали два слова: СУД СОВЕЩАЕТСЯ.

Ренфрю огляделся и сразу решил, что если отодвинуть в сторону стол, стоявший посреди комнаты, то в центре появится достаточно свободного места. Ничто здесь не внушало ему доверия, и он не собирался прикасаться Ни к каким предметам. Как только суд признает его виновным, любая вещь может начать выделять яд, проникающий сквозь кожу. Ренфрю хотел устроиться так, чтобы даже перевернувшись во сне, ни к чему не притронуться.

Когда он попытался сдвинуть стол, тот оказался неожиданно тяжелым, и Ренфрю на мгновение испугался, что стол привинчен к полу. Он изменил тактику и стал толкать, вместо того чтобы поднимать, и на сей раз стол сдвинулся, оставляя глубокие борозды в покрывающем пол материале. Когда стол уперся в стену, Ренфрю отступил и, широко разведя руки, оценил размер освобожденного пространства. Оно показалось ему достаточно вместительным.

Что-то очень уж легко, недоверчиво подумал он. Никто не знал, скольким осужденным на смерть преступникам удалось протянуть здесь неделю. Из гуманных соображений оставшихся в живых быстренько переправляли в отдаленные внеземные колонии — совершенно секретно и анонимно. Но коль скоро эту систему можно перехитрить, просто-напросто сидя посреди комнаты, то почему ее не модифицировали? А вдруг сам пол станет токсичным? Или ночью из него выскочат острые колья?

Нет, так было бы просто несправедливо, решил Ренфрю, успокаивая себя. Тогда это помещение оказалось бы не более чем смертной камерой, а ведь суть «Закона о высшей мере наказания» от 2061 года состояла как раз в том, чтобы избавить человека от ужасного ожидания смерти — неизбежного элемента более ранних способов казни. Должна быть какая-то надежда прожить эту неделю. Для этого требовалось только сохранять самообладание и ясность мысли. И выдержать семь дней без глотка воды.

В тюремной медицине, как ни странно, не было определенного мнения насчет того, сколько человек может прожить, не употребляя жидкости. Одни признанные авторитеты вообще избегали каких-либо оценок, другие считали, что смерть наступает по прошествии семи-десяти дней. Ренфрю полагал, что все зависит от таких факторов, как размер, вес, общее состояние здоровья объекта и количество влаги, теряемой тканями тела. Он постарался сделать все, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. У него всегда были кое-какие отложения на талии, да еще за четыре дня до суда он начал крепко солить всю пищу и пить как можно больше чая, воды и кофе. Склонность его организма накапливать жидкость, которую он в прошлом так часто проклинал, теперь позволила ему увеличить свой вес килограммов на пять — что приблизительно соответствовало четырем литрам спасительной жидкости.

Одного этого было достаточно, чтобы выжить.

Ренфрю заранее знал, что, перед тем как его засунут в эту камеру, у него отберут все личные вещи. Утром, после завтрака, в последнее оставшееся время он покрыл большую часть своей кожи не пропускающим влагу составом, который, к счастью, почти не имел запаха. Хотя он и подозревал, что эффективность этого средства будет быстро снижаться, все же некоторое время поры его кожи останутся закрытыми, предотвращая испарения и давая ему лишний шанс в борьбе за жизнь. Можно было принять две меры предосторожности.

Ренфрю взглянул на экран над камином и отметил, что суд все еще совещается. Дела у его защиты шли настолько плохо, что Ренфрю ожидал вынесения приговора с минуты на минуту. Фортеск, молодой государственный адвокат, упирал на то, что охранник магазина, которого подстрелил Ренфрю, сам обвинялся в непредумышленном убийстве ребенка (юный грабитель пытался скрыться с подносом, полным золотых колец). Подразумевалось, что Ренфрю оборонялся от чрезмерно рьяного служаки, но сам Ренфрю прекрасно понимал, что судьи всегда на стороне рьяных служак, а не взломщиков. Судьи сами были бы не прочь нанять целый полк таких служак, дабы охранить собственное имущество. Не питая на сей счет особых иллюзий, Ренфрю упорно размышлял как прожить неделю — назовем это помещение одним из его наиболее популярных имечек — в «Отеле „Новый путь“.

Уменьшить испарения влаги из тела можно было еще одним способом — понизив температуру воздуха. Ренфрю заметил на стене термостат и установил его на минимум. Затем он отправился в кухню, налил стакан воды и выпил, чтобы еще хоть немного увеличить запас жидкости в организме. Он почувствовал большое искушение набрать воды в каждую подходящую посудину, чтобы создать недельный запас, но это было слишком опасно. Любой микроскопический пузырек в стакане мог оказаться контейнером с адом, который раскроется с помощью дистанционного управления, как только присяжные проголосуют. Ренфрю поставил стакан, вернулся в комнату и посмотрел на экран.

Текст на нем теперь гласил: ПРИСЯЖНЫЕ ГОЛОСУЮТ.

— «Голосуйте вовремя и голосуйте всегда» note 1, — произнес Ренфрю шутливым тоном, пытаясь подавить тревожный спазм, который он ощутил, осознав, что сейчас решается вопрос о самом его существовании.

Он снял со стула коврик и уселся было на него, потом нахмурился, обуреваемый сомнениями. Коврик был таким же предметом обстановки, как и микроволновая печь, и столь же легко мог оказаться ловушкой. Ренфрю швырнул коврик обратно на стул и снова сел, повернувшись к экрану в ожидании финального объявления. Он вдруг остро почувствовал нараставшее исподволь беспокойство: до него вдруг дошло, что настоящая система должна отвечать всем требованиям «Закона» от 2061 года. До сих пор у него не было совершенно никакого предчувствия неминуемо надвигавшейся смерти.

Неизбежная реакция на устойчивое возрастание уровня преступности началась в последней четверти двадцатого столетия, когда один штат за другим начали вновь вводить смертную казнь. К середине двадцать первого века высшая мера наказания стала почти универсальной и применялась на всех территориях от одного океана до другого. Пропорционально выросла и этическая проблема, всегда стоявшая перед законодателями. Правомерно ли осуждать убийство и, в то же время, по решению суда отнимать у человека жизнь? Какие бы не вводились изменения в существовавшие способы казни, принципиальные возражения против узаконенного убийства оставались все те же: сообщать человеку, когда и как он умрет, и потом заставлять его ожидать этого, в высшей степени негуманно. А если негуманно само государство, можно ли надеяться, что его граждане будут иными?