Русская военно-промышленная политика 1914—1917 - Поликарпов Владимир Васильевич - Страница 26

Динамика «снарядного голода» составляет лишь одну сторону вопроса. Другая заключается в сравнительной оценке интенсивности сопутствующих «болезненных ощущений». Утешительным для русской армии выглядит тот факт, что «снарядный голод» первое время мучил и другие армии обеих коалиций — следствие допущенных всеми просчетов в отношении ожидаемой длительности войны и норм боезапасов{295}. Но если иметь в виду значимость этого бедствия не исключительно для артиллерии, а для фронта в целом, то нужны поправочные коэффициенты. Во-первых, нехватка боеприпасов умножалась на сравнительную слабость русской артиллерии по количеству стволов. Во-вторых, нужда в артиллерийском огне усугублялась неспособностью русской пехоты развить собственный интенсивный ружейный огонь при критическом недостатке винтовок и патронов. Как отмечал Залюбовский, расход ружейных патронов был «сравнительно очень мал», «пока не ощущалось недостатков в артиллерийских снарядах»{296}.

Изучая причины недостатка снарядов, Верховная следственная комиссия не смогла получить от ГАУ сведения, необходимые, чтобы подсчитать, «сколько не хватало у нас взрывчатых веществ сравнительно с тем количеством, которое соответствовало заявленной Штабом верховного главнокомандующего потребности». ГАУ ссылалось на невозможность учесть «без больших приближений» объем материалов, поступивших по 1 декабря 1915 г. из-за границы. На обозримое время, до середины 1917 г., было намечено использовать 5,3 млн. пудов взрывчатых веществ, из них 2,8 млн. пудов — заграничного происхождения{297}. Для наращивания собственного выпуска тротила в 1916 г. появился новый тормоз: «Усиленная постройка новых коксовых печей с рекуперацией побочных продуктов… сильно затруднялась и подчас совершенно приостанавливалась» из-за недостатка железа и огнеупорного кирпича, а действующие печи свертывали производство из-за отсутствия вагонов для подвоза угля и вследствие реквизиций угля железными дорогами для своих нужд{298}.

Кроме взрывчатки и пороха, выпуск снарядов зависел также от металла. Трехдюймовые снаряды к 1917 г. поглотили столько стали, что с ноября 1916 г. заказы подверглись сокращению — не вследствие избытка их, а ввиду «явной невозможности усилить без такой меры производство более крупных снарядов». По словам Маниковского, еще с 1915 г. приходилось «прежде всего заботиться об удовлетворении потребности выстрелов для тяжелой артиллерии, хотя бы даже в ущерб полевой», потому что «нельзя готовить одновременно и достаточное количество тяжелых снарядов»{299}.[67] Усилить подачу тяжелых выстрелов было возможно «только при условии сокращения (и притом значительного) выстрелов к 3-дм пушкам», между тем Упарт «продолжал настаивать и на своих несообразных нормах 3-дм выстрелов, из-за которых наше внутреннее производство более тяжелых снарядов так до самого конца войны и не могло подняться до необходимого уровня»{300}.[68] Вообще выпуск снарядов «задерживается главным образом из-за недостатка топлива и металла», — гласил отчет Военного министерства за 1916 г. Главноуполномоченный по снабжению металлом А.З. Мышлаевский 14 мая 1916 г. докладывал Особому совещанию по обороне, что «общий недостаток в черных металлах выражался в треть существующей в них потребности»{301}.

При проектировании казенного сталелитейного завода предусматривалось устройство в его составе снарядного отдела (мастерской). Возник вопрос даже о создании особого завода крупных и средних снарядов: подготовить проект такого завода артиллерийскому ведомству было предложено на заседании Особого совещания по обороне 18 мая 1916 г. Вождь правых Н.Е. Марков на этом заседании требовал построить казенный завод крупных орудий и снарядов, «отложив в сторону» вопрос о том, может ли от этого «впоследствии, после войны пострадать частная промышленность» (такое опасение высказал февральский съезд металлозаводчиков). Маниковский поспешил заверить присутствующих, что производство крупных снарядов уже предусмотрено «программой устраиваемого на юге военным ведомством сталеделательного завода», но погрешил против истины: проектом сталелитейного завода, утвержденным Советом министров 29 мая 1915 г., в составе будущего завода намечалось производство не крупных и даже не средних, а лишь мелких, трехдюймовых снарядов{302}.

Вопрос о новом производстве крупных и средних снарядов был еще только поставлен перед ГАУ. Он возник в связи с рассмотрением Подготовительной комиссией по артиллерийским вопросам 13 мая 1916 г. предложения «Русского общества для изготовления снарядов» создать отдел средних (6-дм и 4,8-дм) снарядов при Юзовском заводе. Условием был заказ на 3 млн. таких снарядов. Отклонив это предложение, комиссия признала «предпочтительным приступить к устройству казенного снарядного завода» и поручила ГАУ «представить соображение об организации производства снарядов средних и крупных калибров средствами казны». ГАУ на другой же день, 14 мая, отдало распоряжение строительной комиссии 2-го сталелитейного завода экстренно «представить краткое исчисление стоимости устройства и оборудования особой мастерской» при будущем втором сталелитейном заводе «для изготовления снарядов тяжелой артиллерии» — несравнимо большей мощности, чем предлагало «Русское общество»{303}.[69]

Эта «мастерская», как показал вскоре подсчет, должна была обойтись дороже, чем сам сталелитейный завод, — в 137 млн. рублей{304}.[70] Осенью 1916 г. в ГАУ поступали из США реляции о готовности всякого рода устройств, заказанных для сталелитейного завода, но отправка их в Россию задерживалась состоянием расчетов с поставщиками{305}. Крупные поставки оборудования для той же «мастерской» получили в ноябре 1916 г. Краматорское металлургическое общество, общество «Роберт Круг», завод инж. А.В. Бари, «Металлический завод» (Петроград) и «А. о. пневматических машин» (в декабре). На заводе Гартмана в Луганске были заказаны паровые котлы{306}.[71]

К весне 1917 г. постройка металлургических печей и корпусов еще не началась, и было ясно, что завод «не может дать стали к 1 января 1918 г.», тем более что на этом же основании (не пригодится для текущей войны) в апреле 1917 г. Англия отказала в кредите на оборудование для этого завода{307}. В Металлургической секции Комиссии Покровского (по пересмотру плана создания военных заводов) на продолжении постройки Каменского металлургического завода настаивал один только представитель ГАУ. Прочие же организации, как общественные, так и предпринимательские, а также Министерства финансов, путей сообщения полагали, что «теперь же должны быть прекращены все работы, связанные с постройкой этого завода, и воспрещено дальнейшее производство заказов для него»; а когда «изменятся условия и настанет возможность воздвигать в России новые заводы», то и тогда еще пришлось бы вопрос о данном заводе пересмотреть «с точек зрения: целесообразности возобновления постройки, рациональности ее организации и возможного сокращения затрат государственного казначейства».

Снарядный отдел завода, соответственно, также вычеркивался из программы, но Снарядная секция Комиссии была настроена менее решительно, «так как попутно возник вопрос о возможной эвакуации… заводов Петрограда; в зависимости от решения этого вопроса может быть внесено то или иное решение о снарядном отделе»{308}.

Решение о предпочтении казенного производства снарядов — частному не имело характера изолированной, эпизодической меры. Не говоря уже о развертывании снарядного производства на заводах горного и морского ведомств, одновременно из него вытеснялись частные предприниматели. К маю 1916 г. перестал существовать частный снарядный завод «Саламандра»: оборудование его было реквизировано для казенных нужд. То же случилось с токарными станками Люберецкого завода сельскохозяйственных машин, вывезенными из него на казенные снарядные заводы[72]. Стало, по существу, казенным изготовление снарядов и на Путиловском заводе — одном из главных поставщиков снарядов (секвестр был наложен на него 27 февраля). 21 мая 1916 г. Шуваев утвердил решение о ликвидации так называемого Гранатного комитета, объединявшего группу предприятий во главе с Путиловским заводом, Русско-Азиатским банком и французской фирмой «Шнейдер»[73]. Устроенные по «общественной» инициативе снарядные заводы (Демиевский под Киевом, бакинский, завод Земского и Городского союзов в Подольске) с окончанием войны и ликвидацией предприятий Земгора тоже должны были отойти к казне.