Астронавты в лохмотьях - Шоу Боб - Страница 20

– Прости, – невесело улыбнулся Далакотт. – Чем больше я старею, тем чаще думаю о прошлом.

– Ты думал об Одеране?

– Я думал о многом. – Далакотт пригубил бокал и отправился вслед за невесткой вести светские беседы с малознакомыми мужчинами и женщинами.

Он заметил, что среди них практически нет представителей военной касты, и это, возможно, указывало на то, какие чувства на самом деле питала Конна к тем, кто отнял у нее мужа, а теперь собирался забрать единственного ребенка. Далакотт с трудом поддерживал разговор с чужими, по существу, людьми и с облегчением услышал приглашение к столу.

Теперь он был обязан произнести короткую официальную речь о совершеннолетии внука, а потом, если получится, можно будет раствориться в толпе гостей.

Он обошел вокруг стола и подошел к единственному стулу с высокой спинкой, в честь Хэлли украшенному голубыми стрелоцветами, и тут до него дошло, что он уже давно не видит мальчика.

– Где же наш герой? – крикнул кто-то из гостей. – Предъявите героя!

– Он, наверно, у себя в комнате, – сказала Конна. – Сейчас я его приведу.

Виновато улыбнувшись, она выскользнула из гостиной, а через минуту вновь появилась в дверях со странным застывшим лицом, кивнула Далакотту и, не сказав ни слова, снова исчезла. Внутри у Рисдела все похолодело, и уговаривая себя, что нет оснований для беспокойства, он прошел по коридору в спальню Хэлли.

Мальчик лежал на спине на узкой койке. Его лицо раскраснелось и блестело от пота, а руки и ноги беспорядочно подергивались.

Не может быть, подумал Далакотт, и сердце его замерло. Он подошел к койке, посмотрел на Хэлли и, увидев ужас в его глазах, сразу понял, что мальчик изо всех сил пытается сесть или встать, но не может. «Паралич и лихорадка! Этого не может быть! – мысленно прокричал Далакотт, падая на колени. – Это не по правилам!»

Он положил ладонь мальчику на живот и обнаружил еще один симптом – вздутую селезенку; с губ его сорвался горестный стон.

– Ты обещал присмотреть за ним, – безжизненным голосом прошептала Конна, – ведь он совсем ребенок!

Далакотт встал и взял ее за плечи.

– Есть тут доктор?

– Что толку?

– Я вижу, на что это похоже, Конна, но Хэлли ни разу не подошел к птерте ближе тридцати шагов, а ветра не было. – Он слышал свой голос как будто издалека, словно бы он сам себя пытался убедить. – И потом, на развитие птертоза уходит два дня. Так быстро это не бывает. Ну что, есть доктор?

– Визиган, – прошептала Конна; ее расширенные глаза шарили по его лицу в поисках надежды. – Я приведу его. – Она повернулась и выбежала из комнаты.

– Ты поправишься, Хэлли. – Далакотт снова опустился на колени у койки. Он вытер краем маленького одеяла мокрое лицо мальчика и с ужасом отметил, какой жар излучает покрытая капельками пота кожа.

Хэлли смотрел на него с немой мольбой, его губы дрогнули в попытке улыбнуться. Рядом на койке Далакотт заметил баллинскую птертобойку. Он взял ее, вложил в руку мальчику и, согнув нечувствительные пальцы на полированном дереве, поцеловал Хэлли в лоб. Его поцелуй был долгим, словно он пытался вобрать в себя пожиравший мальчика жар, и Рисдел не сразу заметил, что Конна слишком долго не возвращается с доктором, а где-то в доме кричит женщина.

– Я вернусь через секунду, солдат. – Он встал, в полуобморочном состоянии вернулся в гостиную и увидел, что на полу лежит человек, а гости собрались вокруг него.

Это был Джихейт. Он метался в лихорадке, его руки беспомощно скребли пол, и весь его вид свидетельствовал о запущенном птертозе.

Ожидая, пока отвяжут дирижабль, Далакотт сунул руку в карман и нащупал странный безымянный предмет, который нашел несколько десятилетий назад на берегу Бес-Ундара. Большой палец генерала описывал круги по зеркальной, отполированной многолетними поглаживаниями поверхности. Далакотт пытался свыкнуться с чудовищными событиями последних девяти дней, и никакая статистика не могла передать его душевную боль.

Хэлли умер до исхода малой ночи своего совершеннолетия. Джихейт и Ондобиртр пали жертвами новой страшной формы птертоза к концу того же дня, а на следующее утро Далакотт нашел Конну в ее комнате; она тоже умерла от птертоза. Так он впервые столкнулся с заразной формой птертоза, а когда узнал о судьбе гостей празднества, у него помутилось в голове. В ту же ночь смерть настигла тридцать два человека из сорока, включая детей. И на этом ее наступление не остановилось. Население деревушки Клинтерден и ее окрестностей в три дня сократилось с трехсот до пятидесяти человек. После этого яд невидимого убийцы, по-видимому, утратил силу, и начались похороны.

Воздушный корабль освободили от пут, гондола слегка накренилась и качнулась. Далакотт пододвинулся ближе к бортовому иллюминатору и в последний раз посмотрел вниз на знакомую картину: домики с красными крышами, сады и полоски полей. За безмятежным фасадом крылись необратимые перемены. Неизменная солдатская выправка генерала полагала скрыть то, что за девять дней он сам стал стариком. Мрачная апатия, потеря оптимизма – то, чему Рисдел никогда в жизни не поддавался, овладели им, и генерал впервые понял, что значит завидовать мертвым.

Часть II

ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ

Глава 6

Опытный оружейный завод располагался на юго-западной окраине Ро-Атабри в старом фабричном районе Мардаванских Набережных.

Район находился в низине, и его даже пытались осушить, проведя канал, который за чертой города вливался в Боранн. Столетия промышленного использования сделали почву Мардаванских Набережных местами совершенно бесплодной, хотя кое-где на пустырях торчали высокие сорняки неприятного цвета, которые питались тем, что сочилось из древних сточных колодцев и скотомогильников.

Глубоко просевшие колеи связывали многочисленные фабрики и склады, а за ними укрывались ветхие жилища, в окнах которых редко светились огни.

В этом окружении вполне уместно смотрелась опытная станция с кучей мастерских, сараев и запущенных одноэтажных контор. Даже на стенах конторы начальника традиционный колкорронский ромбический узор едва проглядывал из-под многолетнего слоя грязи.

Толлера Маракайна эта обстановка удручала. Когда он просил назначения сюда, то плохо представлял себе работу отдела Разработки вооружений. Он ожидал увидеть что-то вроде открытой всем ветрам лужайки, а на ней меченосцев, от зари до зари испытывающих новые типы клинков, или лучников, придирчиво оценивающих многослойные луки и наконечники стрел из новых материалов.

Нескольких часов на Набережных оказалось достаточно, чтобы Толлер узнал: под руководством Боррита Харгета новое оружие почти не разрабатывается, а большая часть фондов расходуется на попытки создать материалы, способные заменить бракку в зубчатых передачах и других деталях машин. Толлеру в основном приходилось смешивать различные волокна и порошки со всякими смолами и отливать из этих композитов опытные образцы разных форм.

Ему не нравился удушливый запах смолы, не нравилась монотонность работы, тем более что в глубине души он считал весь проект пустой затеей. Ни один из созданных на станции композитов не выдерживал сравнения с браккой – самым твердым и стойким материалом на планете. И если природа так любезно предложила идеальный материал, какой смысл искать другой?

Однако, не считая того, что Толлер иногда ворчал на Харгета, работал он усердно и старательно, так как твердо решил доказать Лейну, что он тоже ответственный член семьи. Женитьба на Фере – с единственной целью досадить жене брата – неожиданно помогла ему, придав солидности.

Сначала Толлер предложил Фере четвертую ступень – временную, непостоянную, когда муж может разорвать брак в любой момент, но у той хватило терпения продержаться до статуса третьей ступени. Теперь они были связаны на шесть лет.

Это произошло уже пятьдесят дней назад. Толлер надеялся, что Джесалла изменит отношение к нему и к Фере. Но если какие-то изменения и произошли, то только в худшую сторону. Замечательный аппетит Феры и ее склонность побездельничать раздражали и оскорбляли вспыльчивую властную Джесаллу, а Толлер никак не мог заставить Феру изменить привычки. Она заявляла, что имеет право быть такой, какая есть, и не обязана потакать чьим-то прихотям. А Толлер считал, что имеет право жить в фамильном доме Маракайнов; и хотя Джесалле был нужен только предлог, чтобы выселить их из Квадратного Дома, Толлер из чистого упрямства удерживался от поисков другого пристанища.