Повседневная жизнь жен и возлюбленных французских королей - Шоссинан-Ногаре Ги - Страница 5

Но довольно часто фаворитка играла совсем другую роль, выступая своеобразной хранительницей и опорой монархии. Оберегая трон от поругания, она концентрировала на себе все протесты и неуважение к Короне обращала на себя. Если в конце царствования короли погружались в распутство (Карл VII, Генрих IV, Людовик XV), то отношение к особе короля резко ухудшалось. Но лишь при Людовике XVI, единственном короле, чья личная жизнь была безупречна, который неизменно сторонился женщин и ломал вековую традицию содержания больших и малых фавориток, народ решился беспощадно выступить против королевской семьи и прежде всего против наиболее уязвимого и прославившегося ее члена — против королевы. Гарантии защиты репутации, которой до сих пор пользовались законные супруги королей, больше не существовало, и супруга монарха сделалась мишенью злобы и неуважения. Совпадение конца эпохи великих фавориток и момента утраты престижа униженной монархией неслучайно. Исчезновение защитного экрана позволило поразить монархию в самое сердце.

Таким образом, итог развития этой тонкой и сложной структуры королевской полигамной семьи, не слишком добродетельной и не слишком христианской, в общем оказывается вполне позитивным. Благодаря разделению задач королевы и наложницы, двор всецело принял это разделение. Роль королевы величественная, а у фаворитки — она игровая, феерическая и творческая, что защищает от скуки и фактически создает рядом с ней весьма привлекательное место для всего, что есть в королевстве молодого, жизнеспособного и талантливого. Она как бы превращается в привилегированное средоточие созидания и культуры. Шатобриан видел в правлении фавориток «одно из бедствий старой монархии». Это острое и уничижительное мнение нуждается в корректировке. Если иные фаворитки действительно были пагубны для государства, то очень многие принесли славу монархии и ее культуре, которой без них могло бы и не быть.

Наконец, длинный ряд королевских фавориток создает замечательную картину для наблюдения нравов. Не представляя собой чего-то повсеместного, эти нравы распространяются, по крайней мере, на придворное общество, моделируя его поведение, сферу чувств и пристрастие к идеалу королевского величия — объекту преклонения и восхищения. Можно было бы также, скорее ради развлечения, нежели пользы, более подробно исследовать игры галантных волшебниц. Словесная любовь, мифологичная и книжная — все это было хорошо для Дианы де Пуатье. А любовь удалая, раблезианская, мощная? Вне всякого сомнения, Генрих IV и его возлюбленные отвечали этим понятиям. Лавальер? Безоглядно отдаться романтической страсти и нежной любви, не раздумывая о несчастье и предопределении? Мон-теспан демонстрирует нам надменную и смущающую, амбициозную и эксцентрическую галантность барокко. В XVIII веке духовную, рассудочную и философствующую любовь мадам де Помпадур противопоставляли распутному и разнузданному промыслу Дюбарри. Развлечениям не было конца, не упускали даже самых пустячных затей. Но помимо игры угадывается и внутренняя глубина: перед нами те, кто действительно, по-настоящему любил.

Глава первая

ДАМСКИЙ ДВОР

С конца XV века происходят глубокие перемены в окружении и стиле жизни французских государей, и вот — перед нами совершенно иное, по сравнению с предшествующей эпохой, грациозное и жизнерадостное зрелище. Двор феминизируется, королева и принцессы оказываются в окружении настоящих эскадронов молодых женщин, создающих в королевском дворце атмосферу постоянного праздника. Благодаря им в лучшую сторону обновляется стиль поведения, разнообразнее становится досуг и, главное, изменяется психология привилегированных обитателей королевского дома.

До этого времени двор, заполненный королевскими слугами, сановниками и советниками, оставался почти полностью мужским. Обычные посетители-мужчины приводили с собой своих жен только в исключительных случаях: на пиры, балы и турниры. Разумеется, к услугам королевы и принцесс всегда имелось несколько дам для компании, но совсем немного, очень незаметных и скромных. Они не играли сколько-нибудь значительной роли. У короля и членов его семьи было мало шансов выделить среди них кого-либо. В утешение мужчинам, часто позволявшим себе грубости с этими немногочисленными

дикарками, оставалось, согласно выражению того времени, «посещать двор». Действительно, в штат королевского дома входил бордель, хорошо подобранный и оплачиваемый из государственной казны, просуществовавший вплоть до конца правления Франциска I. Например, в 1540 году королевский казначей каждый месяц выплачивал 45 ливров Сесилии де Вьевилль, «даме девиц радости за службу при дворе», в качестве содержания и вознаграждения за ее услуги. [3]

Однако даже в эпоху королей-рыцарей бывало так, что преимущественное право мужчин отодвигалось на второй план, а двор превращался в какой-то «ларец», наполненный нимфами, нимфетками, обожанием, парчой и вожделением. Первый подобный случай произошел при Анне Бретонской, которая в 1491 году стала французской королевой. Она создала, устроила и прославила двор королевы и дворы принцесс. У нее имелось 9 дам и от 35 до 40 фрейлин. Позднее она увеличила их число. У Екатерины Медичи было уже более ста дам и фрейлин. Королева Анна, которую молва считала целомудренной и жеманной, требовала от своих придворных дам большей дисциплины, заставляя их заботиться о разумной мере удовольствий и нравственном самоконтроле. Она отбирала только красивых девушек — они ведь нужны для украшения двора — и серьезно относившихся к нравственности, ибо в те грубые времена девушке требовалось постоянно противостоять естественному распутству мужчин, которые, по мнению Анны, нуждались в очищении. Рассказы Брантома неистощимы на тему об этой преувеличенно добродетельной государыне и ее фрейлинах, в поведении которых она не терпела никаких нарушений или необдуманных поступков. «Ее двор, — сообщает Брантом, — был прекрасной школой для дам, она замечательно их там воспитывала и обучала, по образцу ее самой они получались весьма умными и добродетельными». Анна проявляла о них непрерывную заботу, богато одевала, выдавала замуж, снабжала приданым, защищала от всех опасностей, подстерегавших неопытных молодых женщин в жизни, где соблазн велик, а соблазнители всегда готовы пойти на приступ. «Мудрая королева, — писал Шарль де Сен-Март, — не желала, чтобы ее дом был открыт для всяких опасных персон, от которых нечего ждать дамам и девицам, кроме непристойности и сладострастия». [4]Влияние Анны воистину творило чудеса. Образованная, любительница книг и чтения, она собрала библиотеку, насчитывавшую около полутора тысяч томов, большую часть манускриптов Карл VIII привез ей из Италии. Она жила в окружении поэтов — Лемер де Бельж, Жан Маро, которые внесли свой вклад в формирование изысканных вкусов при ее дворе. Пение и чтение вслух Священного Писания и исторических рассказов занимали совместный досуг этого сообщества, столь ценившего радости духовного времяпрепровождения. Со скромностью и изяществом окружение Анны провозгласило салон хороших манер — начинание, которое позднее получит новый блеск благодаря стараниям мадам де Лафайет и мадам де Рамбуйе.

Франциск I расширил и приукрасил дамский двор, так мило устроенный в королевском дворце благочестивой Анной. Брантом считал эту королеву первооткрывательницей очаровательной традиции, столь значимой для французской монархии. «Она впервые, — с восхищением писал он, — завела великий дамский двор, существующий до нашего времени. У нее была очень большая свита из дам и девиц, и ни одной из них она ни в чем не отказывала. Весьма часто она осведомлялась у отцов тех дворян, что находились при дворе, есть ли у них дочери, и если были, то требовала их к себе». [5]С того момента их присутствие становилось постоянным, в их обязанности входило соблюдение хорошего тона и правил учтивости, а также — не отставать от меняющейся моды двора. Франциск I желал, чтобы двор сделался еще более великолепным и дамы украшали его собственным блеском. Они должны были быть неизменно красивы, ярки, чувственны и пробуждать желание. Он преподносил им наряды, самые богатые ткани[6], поощрял их стремление к роскоши, а начинающих вовлекал в галантные игры. «Не было при его дворе никого из знати, как мужчин, так и женщин, кто бы не устраивал и не участвовал в торжествах, праздниках, турнирах и поединках, маскарадах или шествиях с переодеваниями. Я видел сундуки и гардеробы некоторых дам того времени, они были столь полны платьями, пожалованными королем по тому или иному случаю, что являли собой истинное изобилие». [7]