Рокировка. Шах - Долгова Галина - Страница 2

– Здравствуйте, – смущаясь своей наготы, пробормотала я, поняв, что первым никто со мной заговаривать не будет. – Где я и что происхо…

Договорить мне не дали.

– О небо! Она еще и уродина… – простонал пухлый. – Магистр, может, пока не поздно…

– Хватит, – отрезал тонкий, заставив нас с пухлым вздрогнуть. Но именно этот тон и сила, прозвучавшая в его голосе, позволили привычно удержать поток слез.

– Будь повежливей с избранной, Ханой. Кто знает, как повернется колесо небес, может, она еще станет твоей госпожой.

– Она? – Скепсисом в голосе пухлого можно было заморозить океан.

– Подай избранной накидку, – не обратив на него внимания, велел тот, которого Ханой назвал магистром.

Пухлый посопел, но ослушаться приказа не решился, и уже через две минуты я с облегчением куталась в серый балахон. Да будь он хоть розовый в синюю полосочку, главное, что не голая.

– Итак, избранная, я – магистр Этхой. Добро пожаловать в Амирию. Могу я узнать твое имя? – Глубокий голос завораживал, успокаивал и внушал почтение, ровно до последнего вопроса. Уж не знаю, какой черт меня дернул, но с губ сорвалось…

– Вика. Виктория.

Это было не мое имя. Даже близко – не мое. Свое мне жутко не нравилось, и по молодости я всегда его сокращала всеми возможными нетрадиционными способами, но сейчас чужое имя само сорвалось с губ. Не знаю, что это было: интуиция, настроенная на ожидание беды, подсознание, успевшее отметить то, чего не заметило сознание… но… имя было произнесено чужое. Не мое, и ко мне отношения не имевшее.

Судя по прищурившимся глазам магистра, что-то в моем ответе ему не понравилось. Плевать. Я достаточно прочитала книг, чтобы знать, какую власть над человеком дает знание его имени. А я, пока не пойму, что происходит, рисковать не намерена. Но только я хотела начать задавать вопросы, как меня опередили:

– А полное имя?

– Виктория Васильевна Пешкова, – автоматически выдала имя своей коллеги. И только потом осознала, насколько я была права. Что ж, надеюсь, с Викой ничего плохого не случится.

– Магистр, я бы хотела…

– Позже, Виктория, – перебил он. – Вам все объяснят позже, когда очнутся остальные девушки. А сейчас, думаю, вам стоит отдохнуть и прийти в себя. За вами зайдут через несколько часов.

– Хорошо, – покорно кивнула я, понимая, что спорить бесполезно.

– Сколько тебе лет? – голубые глаза внимательно осмотрели меня.

– Тридцать шесть, – вот сейчас врать почему-то не решилась.

– Сколько? – удивленно воскликнули за спиной, и, повернувшись, я столкнулась с пухлым.

– И все еще девственница? Хотя ничего удивительного, при такой-то внешности… – пробормотал он, чем заслужил еще один недовольный взгляд от начальника, или кем он там ему являлся.

– Прошу прощения, избранная, за поведение хранителя Ханоя. Хотя, должен признать, я тоже испытал удивление. Однако я не могу сказать, что твоя внешность настолько ужасна, чтобы к такому возрасту ты не познала мужчину. Или у тебя есть еще какие-то дефекты?

От услышанного я замерла. Просто не знала, как реагировать. Обидеться, оскорбиться, разругаться или, наоборот, счесть комплиментом. Слишком часто я слышала насмешки по поводу своей внешности, слишком давно привыкла к тупой боли после каждого подобного замечания.

Как это ни печально, но я родилась с дефектом внешности, как заявляли доктора, или в результате врачебной ошибки, как были уверены мать и бабушка. Диагноз – родовая травма. И не важно, врожденный то дефект, просто несчастный случай, или во время родов кто-то пережал какой-то нерв. Факт оставался фактом – вся левая часть моего тела была парализована. Не сильно, так, словно поплыла, искривив черты лица и слегка скосив на один бок тело, заставляя слегка тянуть ногу и с трудом управляться левой рукой. Но самым «ярким» пятном на моем лице был полуприкрытый глаз. Словно я вечно щурилась. Да и мутная пелена, полностью застлавшая белок, красоты не добавляла. В общем, по отдельности, отклонения небольшие, даже не сильно заметные на первый взгляд, но достаточные, чтобы повлиять на многое – в том числе на чистоту речи и возникновение у маленькой девочки целой кучи комплексов. Мне было неловко смотреть в глаза прохожим, замечая, как они начинают бессознательно разглядывать меня, пытаясь понять, что со мной не так, и быстро отводят взгляд, когда понимают. Если ко мне обращались на улице с вопросом, я невнятно бормотала в ответ, стараясь поскорее уйти подальше. В итоге – полное отсутствие друзей и вакуум одиночества, окружавший меня практически всю жизнь.

Моя мать потратила в свое время кучу денег, сил и времени, чтобы свести дефект к минимуму, но… Уже было поздно. Да еще и постоянные нотации бабушки, что мое уродство – это наказание матери за мое рождение вне брака. Я полностью ушла в книги и учебу, чему домашние были только рады. Мама отдала последние деньги, чтобы подправить мне зрение, которое к середине школы начало стремительно падать. Пелену врачи убрали, но полностью восстановить зрение не удалось, так что очки я носила постоянно. Зато через них был не так заметен мой «прищуренный» взгляд. Золотая медаль, потом институт… В понимании мамы все было прекрасно, только я хотела другого. У меня появились подруги, но я была им нужна лишь в качестве жилетки, советчика и помощницы, а ребята воспринимали исключительно, как своего парня. Добавьте к этому строгое воспитание – и вуаля! Впервые я пошла на дискотеку в двадцать три года, и то тайком от матери с бабушкой, соврав, что иду на день рождения! К тому времени большинство моих подруг уже были по парам, а я, и так с детства отличавшаяся высоким ростом и крупным телосложением, выглядела среди них как тридцатилетняя. Естественно, на этом почти все и закончилось. Нет, однажды я попыталась. Мой одноклассник, которому я вроде как нравилась… Мне до сих пор стыдно вспоминать о той ночи. Уж не знаю, в чем была причина – в его мужской силе или отношении ко мне, но он даже не понял, что я невинна. Ничего не произошло. А через неделю он пропал. Потом были попытки познакомиться через Интернет, так ни к чему и не приведшие… И даже если я пару раз за год выходила в ночной клуб или кафе, то возвращалась всегда одна. На работе был женский коллектив, и постепенно я начала терять уверенность в себе. Опустила руки, в моем гардеробе появилось слишком много черных вещей… Которые, к несчастью, пригодились, когда в двадцать шесть лет авария перечеркнула всю мою дальнейшую жизнь. Пьяный водитель сбил переходивших дорогу маму и бабушку. Насмерть.

Не знаю, как я пережила то время. Кажется, пару раз появлялся мой несостоявшийся возлюбленный. Предлагал утешение и брак, но я его послала. Хотя, спустя пару лет, малодушно жалела, что не согласилась… Очнулась я только полгода назад. Одинокая, старая, опустившаяся и разжиревшая уродина, и поняла, что… что ничего хорошего меня в будущем уже не ждет. Пустота, холод, слезы в подушку и одинокая темная квартира… А вчера я отмечала свой тридцать шестой день рождения – и ровно как десять лет я праздную его в одиночестве. Всегда одна, если не считать нескольких смс и телевизора… Так что я могла ответить этим… магистрам… беспардонно лезущим в мою жизнь?

– Нет, – процедила, с трудом сглотнув комок, – внутренних дефектов нет. Только внешние.

– Хорошо, – довольно кивнул магистр, отчего мне захотелось расцарапать ему лицо. – Это очень хорошо. Ханой, проводи избранную.

– Конечно, магистр.

И уже в мою сторону:

– Следуй за мной.

Комната, куда меня привели, скорее походила на камеру временного содержания. Без окон, из обстановки – одна деревянная скамья с тонким пледом и узкой подушкой, стол, стул, кувшин с водой и факел на стене.

– Отдыхай. За тобой придут, – небрежно бросил пухлый и ретировался.

Отдыхать я не хотела, но, взяв себя в руки, все же легла на скамью и задумалась. Пожалуй, это – немногое, что я делала превосходно. Помогло обилие прочитанной литературы, просмотренных научных передач, изученных игр и головоломок. Я умела и любила анализировать, только вот в моей прошлой жизни это никому не было нужно.