Любовь не терпит отлагательств (СИ) - Никитина Светлана Валерьевна - Страница 12

- Что?

- Я его мало знала. Это случилось… буквально на следующий день после знакомства…

- Ой! – фыркнула Любаня. – Не парься! Сейчас уже не модно выдерживать три свидания до секса. Сейчас так: захотели – переспали! Жизнь короткая, от нее надо успеть взять все!

- Нет, я все-таки с этим не согласна. Ты меня успокаиваешь, да? Скажи, я повела себя как шлюха? – я нерешительно подняла на Любу глаза.

- Что?! – взвилась она. – Нет! Я сказала чистую правду! С чего у тебя вообще такие… - она вдруг уставилась на меня широко распахнутыми глазами и еле-еле закончила фразу: - М-ы-с-л-и… Так ты…из-за нее?! Из-за нее, что ли?!

Любаня поняла, в чем заключается причина моих приступов самобичевания. Любой психолог скажет: все проблемы из детства.

Я столько лет шла к своей цели – получить хорошее образование. И сколько еще предстоит идти… А в момент физиологической и эмоциональной слабости поставила на карту эту самую цель. Свою веру в себя. Свою гордость. Свое достоинство.

И уподобилась вокзальной шлюхе…

Дело даже не в том, ЧТО произошло, а как и когда; нельзя – с малознакомым человеком.

Неужели гены моей матери проснулись во мне?! Я с отвращением отбросила эту мысль. Но она оказалась такой липкой и грязной, что никак не хотела отставать от моих рук. Я все детство смотрела, как эта женщина прыгает из одних похотливых рук в другие. И клялась себе, что никогда такой не стану! И прежде мне казалось, что я вообще никогда не смогу заниматься этим!

… А Маринка еще спрашивала: «что тянешь, что тянешь»… Да вот оттого и тяну…

Как это гадко было – слышать воркование бесстыдных развратников за закрытой дверью спальни, их приглушенный смех – такой, заговорщеский – шорохи, от которых мой желудок рвал вверх холодный крюк. Мне становилось страшно и омерзительно, и я бежала к Вовке, а если его не было дома – пряталась на лестничной площадке между этажами, уткнувшись носом в школьные учебники за пятый класс – все ради того, чтобы не становиться свидетелем маминых постыдных вакханалий. Почему она не стеснялась своих детей?! Почему?! Почему?! Кем же надо быть?!..

Я крепко стиснула кулаки, пытаясь сдержать одолевавшие меня воспоминания.

Я тогда уже понимала очень многое. Больше, чем хотела понимать…

Я все эти годы – с самого детства – была уверена, что это все ужасно, и я никогда не буду этим заниматься. Но тогда в подвале мне было хорошо! В подвале – и хорошо! Подумать только!

Я… я становлюсь похожей на свою мать?

Мой мозг словно разорвала эта противная, пропитанная смрадом, мысль. Я громко застонала от отвращения и страха, и спрятала лицо в коленях.

Этого не может быть! Не должно! Нет! Нет!

- Брось! Ну и бред посещает твою прелестную головку! – Любочка крепко прижала меня к себе, угадав мои мысли. – Не смей сравнивать себя с этой падшей женщиной! Не смей! Я знаю твою душу! Лучше любого другого человека знаю! Даже лучше тебя самой! Ты костьми ляжешь только ради того, чтобы никому и в голову не пришло сравнивать тебя с ней! Твоя мать – прости, Господи! - бессовестная шалава! Кукушка! Моя мама тоже ее ненавидит за то, что она бросила двоих детей одних, без средств к существованию! Мама всякий раз плюется, вспоминая о ней, и отрекается от такой сестры. Пропади она пропадом в своем Амстердаме! И пусть никогда и не возвращается оттуда! Здесь ее никто не ждет! Никто не рад! Ведь сама знаешь, наши матери – родные сестры. Но моя-то – настоящая мать! Я ею могу гордиться! И ты будь уверена: мамашины дурные гены тебе не достались! Ты хороший человек, и в свое время будешь замечательной матерью.

Я грустно кивнула:

- Честно говоря, я и сама так думаю. Во всяком случае, надеюсь.

- Ну вот! – обрадовалась Любаня. – Пойми, в таких семьях, где родители – не родители, а не пойми что, возможны только два пути развития событий: либо дети идут по пятам предков, либо в их душах этот дурной пример вызывает протест! У вас с Вовкой – второй случай. Ну скажи прямо: бывает у тебя желание наброситься на первого попавшегося парня? Соблазнить и просто переспать? Да хоть бы пофлиртовать?

- О Боже мой, конечно, нет! – горячо воскликнула я, ведь для меня это было само собой разумеющееся утверждение. Более того, я и впрямь не отличалась особой страстностью и темпераментом.

- Насколько я тебя знаю, ты вообще с парнями разговаривать не умеешь, - необидно заметила она.

- Точно! – улыбнулась я почти обрадовано, словно это было каким-то моим особым плюсом.

- Вот видишь! Если бы ты пошла по ее стопам, такие предположения, а так же ее поведение, не вызывало бы у тебя столь бурного негодования!

- Лучше сказать, отвращения! – я сердито сдвинула брови.

- Что и требовалось доказать! – подвела черту Любаша.

- Действительно, откуда у меня в голове такие навязчивые идеи? – улыбнулась я ей. – Ты прямо камень с души сняла.

- Ну и слава Богу! И никогда больше не позволяй подобным мыслям брать над собой верх! А если что – сразу звони мне! Я разобью вдребезги твои беспочвенные угрызения совести!

- Ох, ты права…

Расстались мы с ней снова повеселевшие. После этой неприятной темы мы успели обсудить еще кучу других – очень приятных – вещей.

Я побежала домой по освещенным фонарями улицам. Надо лечь спать пораньше: я ведь должна утром помочь Любе подготовиться к свадебной церемонии. Я же дружка, как-никак!

Свадьба получилась веселой, шумной и трогательной, не смотря на традиционный сценарий и маленький «недостаток» - не было мордобоя, как в шутку заметила подвыпившая крестная Виталика.

А если честно, меня уже заранее охватила легкая ностальгия и едва заметная тоска от осознания того, что скоро Любашка уедет из этого небольшого, но милого сердцу городка, с которым нас связывают бесчисленные общие воспоминания из детства и отрочества, когда мы вместе исследовали каждый его уголок, открывая «новые земли». Любка стала совсем взрослой… в этом пышном белом платье, рядом с мужем. Как непривычно было называть Виталика, которого я так же знала со школьной скамьи, Любашкиным мужем! Казалось, еще совсем недавно он бедокурил вместе с Вовкой на уроках и носился по школьным коридорам, а вечерами заезжал за моим братом на велике, и они уносились по своим мальчишечьим делам.

Мы же с Любой подружились лишь когда она училась в десятом классе, а я – в седьмом. До этого разница в возрасте не позволяла нам найти общий язык. Но однажды она стала свидетельницей скандала тети Маши с моей мамой на почве ее безразличия к собственным детям и разгульного образа жизни. Я тоже там присутствовала и не смогла сдержать слез от справедливых обличительных речей тети Маши в адрес моей матери. И так мне тогда стало жаль себя и Вовку… Видимо, и Любе стало жаль…

Так она и взяла надо мной шефство, так сказать, взяла под свое крыло.

Мы стали много общаться, вместе гулять. Она часто брала меня с собой на встречу с подружками или приглашала домой, где учила меня наносить макияж, ходить на каблуках и всяческим прочим премудростям жизни.

Через некоторое время сбежала мама.

Я погрузилась в учебу с еще большим рвением. Так и перешла в десятый класс, круглой отличницей. Люба тогда уже училась в медицинском училище и подрабатывала медсестрой. К этому моменту наша разница в возрасте окончательно стерлась, и мы совершенно на равных гуляли вместе и обсуждали абсолютно любые вещи.

В одну из таких прогулок к нам и присоединились Вовка с Виталиком, которые учились в институте и приехали домой на выходные. Это был удар молнии, как принято сравнивать в таких случаях. Между Любашей и другом моего брата вспыхнула любовь с первого взгляда.

Не смотря на тесную дружбу со мной, Люба мало общалась с Вовкой, так что с его лучшим другом она и вовсе никогда не пересекалась.

С тех пор мы так и гуляли вчетвером: я – шестнадцатилетняя, Люба – девятнадцатилетняя, и Вовка с Виталиком, которым было по двадцать одному году. У нас словно образовался свой орден – неразлучный и единомыслящий. Конечно, кроме тех случаев, когда мы с Вовчиком оставляли влюбленных наедине.