Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 97

– Вы генерал-губернатор Петербурга. – Никс почувствовал, что шипит, как гусь. – Вы уверяли меня, будто город спокоен. Вот и скажите, что происходит?

Милорадович отшатнулся.

– Дело плохо. Бунтовщики у Сената. Я намерен обратиться к ним. – Граф повернулся и, опустив плечи, побрел со двора. Больше Николай его не видел.

Мария Федоровна тем временем была отвлечена от написания письма в Варшаву криками: «Ура!»

«Итак, дорогой Константин, воля Ваша исполнена, – не без внутреннего торжества вывела пожилая дама. – Вчера Николай провозгласил себя императором. Присяга приносится сегодня утром. Слезы текли из глаз у всех…» В этот миг шум во дворе заставил вдовствующую императрицу отложить перо. Подойдя к окну, она с удивлением увидела сына на площади, окруженного народом. Николай говорил с людьми, и время от времени до второго этажа долетали возбужденные возгласы. Потом, к еще большему удивлению государыни, молодой император достал манифест и стал читать его вслух. Матушка заволновалась.

– Растолкуйте мне, что там происходит? – строго спросила она, когда в дверь заглянул ее племянник, принц Евгений Вюртембергский.

– Государь прислал меня, чтобы вы не волновались. Две роты Московского полка пришли в возмущение. Я считаю своим долгом сказать: дело принимает скверный оборот. К мятежникам присоединились моряки и часть гренадерского корпуса.

Мария Федоровна вернулась к окну. На площадь явился батальон Преображенского полка в шинелях. Он выстроился напротив ворот, а потом двинулся к Адмиралтейству, но вдруг по команде встал, зарядил ружья. Император следовал за ними.

Не теряя присутствия духа, пожилая дама отправилась за Александрой. С той минуты как муж покинул ее, молодая императрица пребывала в сильном волнении. Чтобы скрыть его от окружающих, она села за туалет, ибо в два часа должен был состояться большой выход и молебен. Горничная укладывала волосы госпожи, а та, как обычно, подавала шпильки из коробочки. Пальцы не слушались, и на пол поминутно падала то одна то другая.

– Дорогая, – maman появилась на пороге, – все идет плохо. Бунт.

Александра побелела. Накинула платье, наскоро позволила себя зашнуровать и поспешила за Марией Федоровной к ней. Караул грянул: «Здравия желаем!» – и этот звук так больно ударил по нервам, что обе женщины вздрогнули. Из маленького кабинета вдовствующей императрицы им было видно, что вся площадь до самого Сената заполнена людьми. Фигуру Николая они заметили во главе Преображенского полка. Государь был уже верхом. Вскоре к нему присоединилась конная гвардия.

Наконец к ним с докладом явился флигель-адъютант Алексей Ушаков, по прозвищу Лоло.

– Что там? Что? – закричали обе женщины.

– Мрак и ужас, – отрапортовал тот. – Но будьте надежны: верных войск гораздо больше. Как все это могло произойти? Даже к преображенцам приходил какой-то поручик смущать их: «Уж не думаете ли вы играть присягой?» Его схватили и посадили под арест.

– А на площади?

– Московский полк отправился к Сенату и выстроился там в каре, крича: «Ура, Константин!» Все более или менее пьяны. Государь потребовал к себе остальные полки. Он пытался призвать мятежников к исполнению долга мерами кротости. Милорадович хотел говорить с ними. В него выстрелили и ударили штыком.

– Ах! – вдовствующая императрица опустилась на стул, сжимая в пальцах платок с такой силой, будто хотела его порвать.

А Александра еще плотнее приникла к стеклу. Со стороны площади слышались крики и недружные выстрелы. Вообразить, что ее муж сейчас находится там, не хватало сил.

– Услышь меня, Господи, в моей величайшей нужде! – твердила она.

– А Михаил? – раздался сзади голос Марии Федоровны. – Он прибыл?

– Да, ваше величество, но сразу отправился к своим артиллеристам и присягнул вместе с ними. Сейчас оба там. – Ушаков кивнул в сторону Сената.

Когда Милорадович достиг первой шеренги бунтовщиков, его встретили крики «ура». Вероятно, московцы думали, что генерал-губернатор спешит присоединиться к ним. Ему сделали на караул и приготовились слушать. Граф выхватил шпагу и, потрясая ею, воскликнул:

– Братцы, этот клинок подарен мне цесаревичем Константином в знак дружбы! Он отрекся от престола и не хочет царствовать! Неужели думаете, что я изменю своему долгу и стану обманывать вас?!

Московцы заколебались.

– Разве нет среди вас старых солдат? – продолжал Милорадович. – Которые бы служили со мной и знали меня?!

Ответом ему было молчание.

– Я вижу, что тут одни мальчишки! – рассердился он.

Колебания усилились. Вдруг кто-то сзади закричал:

– Не верьте ему! Он продался!

И почти в тот же миг прогремел выстрел. Михаил Андреевич пошатнулся и стал съезжать с седла. Его адъютант Башуцкий, все время бывший рядом, подхватил начальника и направил лошадей прочь. В суматохе вокруг них кто-то нанес губернатору удар штыком. Адъютант насилу вытащил генерала к линии верных войск.

– Его надо домой!

– Нет. – Милорадович остановил Башуцкого. – Рана смертельная. Отнесите в конногвардейские казармы. Они ближе.

На шинели графа поволокли туда. Стали раздевать, и тут хватились, что некто из нижних чинов, крутившийся рядом, стянул у раненого часы и кольцо, подаренные вдовствующей императрицей. Михаил Андреевич еще имел силы рассмеяться:

– Вот народ!

Тут пришла весть, что государь уже на площади и прислал спросить о положении раненого.

– Передайте, что я прошу у него прощения. – Милорадович закрыл глаза.

Полковой врач начал вырезать пулю. Граф только закусил губы до крови, но молчал.

– Покажите, – слабеющим голосом попросил он. – Пистолетная? Слава Богу.

Прибытие первого батальона Преображенского полка прервало чтение манифеста, которым Николай решил занять толпящийся народ. Время было выиграно, преображенцы выстроились в линию спиной к Комендантскому подъезду дворца, их левый фланг почти касался экзерциргауза. Император пошел вдоль фрунта, спрашивая, готовы ли солдаты исполнить долг. В ответ грянуло:

– Рады стараться!

Сердце занялось у Николая при виде ветеранов, большинство которых служило со времен войны и было переведено в лучший гвардейский батальон за отличия. Их спокойная наружность предала ему уверенности. Он скомандовал:

– К атаке в колонну, первый и восьмой взводы, вполоборота налево и направо, – и двинул батальон на угол Адмиралтейского бульвара, мимо заборов строившихся Министерств Финансов и Иностранных дел. Тут один из адъютантов подвел императору лошадь, и Никс сел верхом. Оглядевшись вокруг, он заметил у Главного штаба полковника Трубецкого. Тот стоял с бледным лицом и явно не знал, податься ли ему в здание, или идти на площадь.

– Эй, князь! – окликнул его государь. – Ваше место там! – Монаршая длань указала в сторону Сенатской площади, куда потихоньку стягивались верные войска.

Вместо ответа Трубецкой побелел еще больше и отшатнулся под арку. «Вот что с людьми делает паника!» – подумал Никс и тут же выбросил полковника из головы, потому что со стороны площади долетели выстрелы.

– Милорадович ранен! – крикнул подскакавший флигель-адъютант Голицын.

Государь побледнел.

– Какой-то фрачник спустил курок, – ответил на незаданный вопрос Голицын. – Мятежные солдаты сами его схватили.

– Значит, есть надежда их уговорить. – Николай приказал стрелкам выдвинуться на фланги батальона и продолжать движение. От угла Вознесенской улицы уже была видна цепь бунтовщиков у Сената. В это время по левую руку от себя император заметил офицера Нижегородского драгунского полка. Это был крупный, высокий человек с головой, обвязанной черным платком, с большими черными глазами, сверкавшими огнем, и с пышными усами по кавказской моде. Во всей его наружности Никсу почудилось что-то отталкивающее, но он не мог отвести от незнакомца взгляда. А тот держал руку под шинелью и тоже смотрел на императора.

– Подойдите сюда! – властно крикнул Николай.

Человек вздрогнул и как будто вышел из оцепенения.