Скажу вам, как погиб он - Алекс Джо - Страница 43

И все же Люси Спарроу, гордая и спокойная богиня нейрохирургической операционной, которая спасла жизнь стольким людям, что, по ее внутреннему убеждению, одного можно бы и убить, — совершила несколько ошибок:

1. Во время допроса она утверждала, что отсутствие скальпеля в чемоданчике она сразу заметила бы, но чуть раньше сказала, что сегодня утром она положила в этот чемоданчик эластичный бинт. Это значит, что отсутствие там скальпеля утром не удивило ее, хотя по ее легенде она должна была удивиться. А не удивило ее это потому, что она точно знала, где этот скальпель находится — он был в спине Иэна.

2. Кулон. Я обратил внимание, что она надела его по очереди к двум разным платьям в один день, что с женщинами случается крайне редко. Тогда я подумал, что Люси просто не придает значения тому, как она выглядит, но позже, когда кулон приобрел значение в деле, я обдумал это еще раз. Она хотела, чтобы этот кулон врезался всем в память.

3. Это она сказала: «У Сары есть маленький “Ремингтон”», хотя вчера говорила мне, что совершенно не разбирается в пишущих машинках. Как правило, женщины никогда не говорят так, они говорят просто: «Я одолжила пишущую машинку»…

4. Стакан. Только убийца мог оставить этот стакан. Никто из тех, кто сошел вниз позже: Филипп, Спарроу, Гастингс, Сара, снова Филипп и я, не были в том психологическом состоянии, чтобы спуститься вниз за соком. То есть, это было бы возможно, если бы мы застали Драммонда живым. Но каждый из нас, сходя вниз, имел к Иэну какое-то дело, и когда каждый из нас убеждался, что он убит, — тут уж не до сока было. И лишь один убийца мог спуститься за соком, оставить его на каминной полке, войти в кабинет, убить Иэна и быстро вернуться, забыв о соке. Сара не нуждалась бы в таком оправдании, чтобы спуститься вниз. Она тут хозяйка и могла пойти за чем угодно. Никто бы этим даже не поинтересовался. Взять сок после 10.30 могла только Люси, больная Люси Спарроу, муж которой сейчас был занят разговором, а она не хотела отрывать его от гостя. И притом лишь одна Люси Спарроу заявила, что она вообще не спускалась вниз. А зачем ей надо было ставить этот стакан на камин? Только затем, чтобы в темноте открыть рукой в перчатке дверь кабинета Иэна. Если бы она держала в одной руке стакан, ей пришлось бы открывать дверь другой, а тогда куда девать скальпель? В ту минуту этот стакан очень мешал ей. А потом она о нем забыла. Но мне недоставало еще одной детали, и я пошел в ее комнату, когда вы были внизу и ты потом спросил меня, где я был. Я пошел за сожженным бумажным листом.

— За чем? — спросил Паркер, отирая со лба пот. — За чем?

— За листом бумаги, в который Люси завернула окровавленную перчатку! Ей же надо было во что-то ее завернуть, чтобы не испачкать кровью халат. А потом она должна была его немедленно сжечь, потому что Филипп с минуты на минуту мог обнаружить убийство, и тогда было бы поздно. И я нашел этот лист, полностью сожженный — в камине, конечно.

Паркер встал.

— М-да, — сказал он тихо. — Я думал обо всем этом… Обо всех этих фрагментах… Порой я был в этом убежден так же, как и ты… Но мне не хватало мотива. А ты его нашел. Но как… как мы докажем ей это? Да — это улики… Ты знаешь и я знаю, что все было именно так. Иэн тоже знал в последнюю минуту своей жизни. Но суд? Какой суд в мире приговорит ее на основе твоей гипотезы и даже эффектных, как скажет ее адвокат, выводов из этой гипотезы? — Он подошел к Алексу. — Джо, это страшно!

Алекс встал, подошел к двери и выглянул.

— Могу ли я задать один вопрос мистеру Джонсу?

— Ну разумеется! Джонс!

— Да, шеф? — Джонс появился так мгновенно, будто вырос из-под земли.

— Спускалась ли миссис Спарроу вниз, пока мы тут беседовали в кабинете? — спросил Алекс.

— Да. Она звонила в Лондон, сказала, что не приедет на операцию и чтобы ее заменил какой-то другой хирург…

— Пошли, — сказал Алекс и первым зашагал вверх по лестнице. Перед дверью комнаты Люси Спарроу он остановился и без стука осторожно нажал на ручку двери.

Паркер вошел следом и застыл на пороге.

Люси Спарроу лежала на кровати одетая. Казалось, она спит. И лишь когда Алекс подошел к ней и прикоснулся к ее руке, инспектор шагнул в комнату. Рука женщины бессильно опустилась, свисая к полу. Алекс склонился над ней.

— Цианистый калий, — сказал он тихо и указал на дверь, ведущую в комнату Спарроу.

Паркер повернулся к камину. На углях лежал лист бумаги, но не сожженный, а совсем целый, даже не помятый.

— «Я хочу спасти тебя от суда, унижений и презрения людей, — прочел инспектор. — Доказательств достаточно, и тебя отправят туда, куда ты отправила Иэна. Если ты могла быть столь жестокой, Люси, будь же теперь мужественной. Через несколько минут сюда явится полиция и на тебя наденут наручники. Избавь от этого меня, кого ты любила, не позволь мне увидеть тебя на скамье подсудимых, не допусти до того, чтобы тебе пришлось публично рассказывать о нас, обо мне, о ней, о себе…» Гарольд Спарроу? А если не он, то кто-то другой, кто написал это от его имени. Это… это ты написал? — спросил он шепотом.

Ни слова не говоря, Алекс взял его за руку и вывел из комнаты.

— Это письмо тоже написано на машинке Сары Драммонд, — сказал Джо, — и я сомневаюсь, что ты когда-либо найдешь его автора. Я знаю только, что его, вероятно, написал тот, кто хорошо знал, каким гордым человеком была Люси Спарроу и как она любила своего мужа. Поставленная лицом к лицу с жестокой правдой, с тем, что ее преступление раскрыто, она даже не думала о том, как она будет защищаться и удастся ли ей это. Игра была проиграна. И она ушла.

— Должно быть, это написал кто-то, кто очень дорожил памятью об Иэне и не хотел, чтобы его личная жизнь стала темой для сотен пронырливых судебных репортеров… — сказал Паркер.

Они спустились вниз и остановились в холле.

— Вас к телефону, сэр, — сказала Кейт Сандерс, появляясь из темного коридора.

— Меня? — Алекс встряхнулся и подошел к телефону. — Алло?

— Это я, — сказал знакомый голос. — Как ты там?

— Каролина?

Да.

— Как ты нашла меня здесь?

— Позвонила твоему издателю. Я сижу тут одна у моря, и как-то мне грустно стало. Я подумала и позвонила тебе.

— Завтра же выезжаю в Торки![1] — сказал Алекс. — Буду в полдень у отеля «Эксельсиор».

— Ах, мой милый! — сказала Каролина и повесила трубку.

Алекс вернулся в холл. Сквозь окна виднелся парк в солнечных лучах. Каролина. Добрая, спокойная, милая Каролина. Сейчас она нужна была ему как никогда раньше. Каролина — это гармония, покой, тишина, жизнь без крови и преступлений. Любимая, славная Каролина…

Он взглянул на парадный подъезд. Черный «ягуар» привез его вчера в этот дом. Из «ягуара» выскочила стройная девушка и бросилась на шею Иэну Драммонду… «Все благовония Аравии…»

— Я устал, — сказал он Паркеру. — Ты отвезешь меня в Лондон в своем автомобиле?

— Конечно, — сказал инспектор и обнял Алекса за плечи.

Перевод с польского Роберта СВЯТОПОЛК-МИРСКОГО при участии Владимира КУКУНИ.