Секта эгоистов - Шмитт Эрик-Эмманюэль - Страница 22

К семи часам рукопись была готова, чернила высохли. Я распахнул окно: бледный, несмелый день жался к серым стенам Парижа; там, внизу, начиналась жизнь. Я спустился по лестнице и вышел на улицу.

Мне навстречу попался мальчишка; я посулил ему монету, если он отнесет пакет с рукописью по адресу Старика; в пакет я вложил записку, где объявлял, что зайду завтра после обеда. Довольный выгодной сделкой и стремясь доказать, что я не ошибся в выборе, мальчишка только натянул поглубже свою кепку и припустил во всю прыть.

Я вернулся домой и лег спать.

Кажется, я проспал больше суток. Проснулся я всего за несколько часов до встречи со Стариком. Едва придя в себя, я с величайшим трудом смог отыскать чистую сорочку и черствую горбушку. Я перешагивал через груды книг, бумаг, одежды и мусора, захламлявшие коридор. Захлопнув дверь, я принял решение завтра же выбросить все это вон или переехать на другую квартиру.

Вновь оказавшись перед унылым зданием, я вошел в темный холл и поднялся на четвертый этаж. Квартира 202. На этот раз дверь оказалась закрыта. Я позвонил.

Ответа не последовало.

Я позвонил опять.

«Квартира большая», — подумал я.

Никакого ответа.

Я звонил снова и снова. Потом постучал. Потом забарабанил в дверь изо всех сил, на случай если Старик глуховат.

Никого.

Охваченный паникой, я бросился вниз на поиски консьержки, или сторожа, или соседа, кого-нибудь, у кого мог бы оказаться запасной ключ, но тщетно. Дом был пустынен. Мне попадались лишь безлюдные коридоры и запертые двери. Ни одной живой души.

Я был в отчаянии, убежденный, что Старик умер. Я вновь поднялся к нему, полный решимости высадить дверь, однако едва я взялся за ручку, как она тотчас поддалась, очень мягко, словно желая меня успокоить.

Теперь здесь было светло, стены сияли ослепительной белизной. Квартира была именно такой, какою я хотел бы сделать свою. Но как можно было так переделать ее всего за два дня? Уж не ошибся ли я этажом?…

Однако в конце коридора, там, где был кабинет, посреди совершенно пустой комнаты на новом ковролине лежал белый конверт, на котором было написано мое имя.

Я вскрыл конверт.

Сколько часов прошло?

И где они прошли?

Я очнулся лишь поздним вечером; и слепящие прожекторы прогулочного катера застали меня облокотившимся на перила моста Нотр-Дам и созерцающим черные воды Сены.

Я посмотрел на свои руки, ощупал свое лицо. Стало быть, отныне Гаспар Лангенхаэрт — это я?