Спецслужбы и войска особого назначения - Линник Татьяна Ивановна - Страница 39

Наконец, он прибыл. Пинкертон и его товарищи довели до конца знаменательный переезд, бдительно охраняя спокойствие Линкольна.

На другой день, когда известие об этой удаче контршпиона взбудоражило всю нацию, фанатические приверженцы Юга подняли целую бурю. Они не жалели брани и насмешек, чтобы представить своих противников в невыгодном свете. Однако ни Аллану Пинкертону, ни его агентам нельзя было отказать в известных заслугах, когда выяснилось, что они уберегли Авраама Линкольна от угрозы покушения.

Ни облав, ни арестов производить в Балтиморе не предполагалось; обстановка и времена были весьма напряженные. Но Фернандина и главные заговорщики все же предусмотрительно покинули свои насиженные места и предпочли скрыться в неизвестном направлении.

(Р Роуан. Очерки секретной службы. — М., 1946.)

УЧРЕЖДЕНИЕ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ

Провал балтиморского заговора интересен и важен не только тем, что удалось сохранить жизнь Линкольну, которому суждено было спасти Американский Союз, но и тем, что он продемонстрировал отличную координацию действий секретной службы и койтршпионажа. Пинкертон и его сотрудники вернулись в Чикаго; но их совместные операции в критические недели, предшествовавшие 4 марта 1861 года, так зарекомендовали агентство Пинкертона в кругах нового республиканского правительства, что глава агентства и Тимоти Уэбстер были снова вызваны в Вашингтон.

Перед страной встала угроза неизбежной войны. Организованный мятеж охватил девять южных штатов, а у федерального правительства имелась лишь плохо организованная и морально неустойчивая армия. Каждый сколько-нибудь значительный штаб Севера кишел шпионами; секретной службы для борьбы с этими шпионами у федерального правительства не было и в помине.

В понедельник 15 апреля, после того как мятежные артиллеристы Чарстона, в Южной Каролине, прекратили стрельбу по форту Самнер, президент Линкольн объявил первый призыв 7 5 000 волонтеров. 19 апреля 6-й Массачусетский пехотный полк высадился в Балтиморе, чтобы, промаршировав по городу, следовать в Вашингтон. И тогда оправдались самые худшие предсказания сыщиков. Начались беспорядки. Агитация Фернандины и его последователей, нескрываемая враждебность местных чиновников, вроде полицейского маршала Кейна, наконец-то нашли себе цель, и пехотинцам-«янки», осажденным огромной толпой, подстрекаемой к зверским насилиям, пришлось отстаивать свою жизнь штыками и боевыми патронами.

За этим кровавым бунтом последовала вторая демонстрация, о возможности которой еще за две месяца предупреждали пинкертоновские агенты. На заре 20 апреля были сожжены мосты у Молвейла, Рили-хауза и Кокисвилла, на Гаррисббургской дороге, а также через реки Буш, Ганпаудер и Гаррис-Крик. Сообщение между столицей, и Севером было прервано, телеграфные провода перерезаны.

Правительство оказалось запертым в Вашингтоне, где находилось несколько батальонов солдат и двойное количество хотя и недисциплинированных, но все же деятельных сторонников раскола.

Одним из первых эмиссаров Севера, посланных для обследования этого края, был Тимоти Уэбстер. В подкладку его жилета и в воротник пальто миссис Кет Уорн вшила дюжину мелко исписанных посланий от друзей президента. Этот пинкертоновский агент не только весьма быстро доставил их секретарю Линкольна, но и привез с собой устные сообщения, в результате которых был арестован один из видных заговорщиков.

Арест этой крупной дичи являлся обнадеживающим началом, Линкольн послал за Уэбстером, желая лично поздравить его. За каких-нибудь три месяца Тимоти Уэбстер превратился из частного сыщика в секретного агента и шпиона-профессионала, в шпиона-двойника, в поездного наблюдателя, в правительственного курьера и, наконец, в контрразведчика — все это без предварительной подготовки, но с неизменным успехом. Так он исполнил все основные роли в системе секретной службы. Конечно, часть его успехов обуславливалась дезорганизацией, царившей в лагере южан.

Одно из писем Линкольна, спрятанное в выдолбленной трости Уэбстера, было адресовано его начальнику Пинкертону Президент приглашал Аллана Пинкертона прибыть в столицу и обсудить с ним и членами кабинета вопрос об учреждении «отдела секретной службы» в Вашингтоне.

Пинкертон согласился. Тучи агентов Юга без устали следили за приготовлениями Севера к войне Никто не угрожал им, никто не призывал их к порядку Если бы существовали контршпионы, которые мешали бы им посылать донесения о приготовлениях Севера, южане мобилизовались бы не с таким явным ликованием.

Главным руководителем вновь организованной и утвержденной свыше федеральной секретной службы США был назначен Пинкертон, прирожденный контрразведчик, осмотрительный, вдумчив вый и осторожный. До этого своего назначения ой не сидел сложа руки, а практиковался в искусстве военной разведки в качестве «майора Аллена», офицера при штабе генерала Джорджа Мак-Клеллана.

Федеральная секретная служба под руководством Пинкертона сняла для своего штаба дом на 1-й улице. После разгрома у Манассаса стало ясно, что перед правительством стоит серьезная проблема подавления шпионов Юга. Но генералу Мак-Клеллану хотелось, чтобы Аллан Пинкертон сопровождал его в качестве штабного офицера новой секретной службы. Вероятно, и штаб Мак-Клеллана притягивал к себе шпионов, как магнит. Однако Вашингтон оставался более опасной зоной, где обнаружить шпионов было еще труднее и где они могли принести наибольший вред; если не сам Пинкертон, то его главнокомандующий должен был понимать это.

Вскоре новая федеральная секретная служба показала все свои возможности в отношении одного весьма опасного агента Конфедерации (объединения рабовладельческих штатов). Тогдашний помощник военного министра Скотт посетил Пинкертона, чтобы указать ему на зловредную деятельность миссис Розы Гринхау, проживающей в столице на углу 13-й и 1-й улиц. Эта вдова, слывшая богатой женщиной, была агентом мятежников, причем даже не пыталась прикрыть свое сочувствие Югу хотя бы показным нейтралитетом.

В одном из многочисленных докладов генералу Мак-Клеллану Пинкертон говорил о подозрительных лицах, имеющих «доступ в золоченый салон аристократических предателей». Эта столь презрительно сформулированная привилегия принадлежала миссис Гринхау по естественному праву и базировалась на ее получившей широкую известность фразе, что она «не любит и не почитает старого звездно-полосатого флага», а видит в нем лишь символ «аболиционизма» — убийств, грабежа, угнетения и позора».

Свою шпионскую деятельность она начала в апреле 1861 года, а в ноябре того же года военное министерство и Аллан Пинкертон были сильно обеспокоены ее непрерывным пребыванием в столице. Помощник министра Скотт утверждал, что Роза Гринхау опаснейшая шпионка, легкомысленно пренебрегающая маскировкой своих откровенных высказываний. И как только Аллан Пинкертон и некоторые его агенты начали вести наблюдение за этой дамой, они обнаружили не только правильность этого утверждения, но и неопровержимые доказательства измены одного федерального чиновника, которого она открыто старалась завербовать.

Окна квартиры Гринхау были расположены слишком высоко, поэтому, чтобы что-нибудь увидеть с тротуара, сыщики Пинкертона обычно снимали обувь и становились на плечи друг другу. Слежка, проводимая по такому «гимнастическому» методу», принесла обильные плоды, и в скором времени миссис Гринхау была заключена в тюрьму Олд-Кэпитал.

Аллан Пинкертон попытался использовать фешенебельную квартиру миссис Гринхау как ловушку. К его большому удивлению, в день ареста миссис Гринхау на ее квартиру не пришел ни один человек, хотя бы сколько-нибудь замешанный в сотрудничестве с Югом. Агенты секретной службы, находясь в засаде, тщетно дожидались их появления, ибо восьмилетняя дочь миссис Гринхау залезла на дерево и оттуда кричала всем знакомым ей лицам: «Маму арестовали!.. Мама арестована!»

Благодаря давлению, оказанному ее многочисленными друзьям, Розе Гринхау не пришлось подвергнуться военному суду или даже длительному заточению. Наоборот, вскоре ей разрешили проехать в Ричмонд на пароходе, защищенном флагом, перемирия.