Томек в стране фараонов - Шклярский Альфред Alfred Szklarski - Страница 30

Направившись к горе, путешественники задержались чтобы посмотреть на проводимые в Долине царей археологические раскопки. Издалека они ничего интересного собой не представляли. Просто группа арабов под надзором европейца в пробковом шлеме доставала корзинами землю и пересыпала ее в большие ящики либо прямо в стоящие на временных рельсах вагонетки, толкаемые вручную. Всему этому сопутствовало монотонное хоровое пение.

Никому как-то не захотелось дольше здесь задерживаться, кроме, пожалуй, Новицкого, взгляд которого привлекла фигура надсмотрщика. Что-то в ней показалось ему знакомым. Но уже приближалось самое жаркое время дня, и он тоже поддался общему рассеянному настроению, тем более, что всех вскоре захватил спор об обратной дороге: возвращаться ли по удобной северной дороге, как предлагал Беньковский, или узкой горной тропкой, ведущей в Дейр эль-Бехари. Этого очень хотела Салли, особенно когда Беньковский упомянул, что этот горный переход отличается удивительно красивыми видами.

Путешественники не знали и не могли знать, что их заметили, что за ними следили с той самой минуты, как они въехали в Долину. Подвижный надсмотрщик, растворившийся среди работников, завидев их, перекинулся парой фраз с одним из рабочих, тот сейчас же бросил работу, сел на осла и поспешно куда-то удалился. Поблизости не было никого, кого мог бы удивить столь внезапный отъезд.

Наша же небольшая, еще не так давно осматривавшая раскопки кавалькада, переждав зной в тени скал, разделилась на две группы, и каждая выбрала свою дорогу назад. Беньковский, прихвати/в ослов и погонщиков, двинулся на север, Салли с Томеком и не вполне довольным Новицким, не любившим всякое лазание по горам, выбрали горную тропу.

Поначалу движение по тропе оказалось легким, но вскоре появились первые трудности: по обеим сторонам обрывистых известковых скал зияли пропасти. Внизу слева теперь была видна вся Долина царей. Справа берег Нила: плодородная низменность с разбитыми на квадраты полями, в отдалении — деревеньки Эль-Курна и Мединет Хабу, колоссы Мемнона, пальмы на горизонте.

Ярко светило солнце, понемногу склоняясь к западу. Легкий порыв ветра взносил временами клубы саббаха[106], но путникам это не мешало. Часа за два до сумерек небо потихоньку стало менять цвет. До этого серо-голубое, оно становилось все более красным. Воздух как будто все больше наполнялся пылью, стало трудно дышать. Даже желтый обычно песок стал казаться красным. Первым заметил это Новицкий:

— Что-то происходит, братишка. Все красно и в ушах звенит… — он попытался поглубже вздохнуть.

— Тишь, как перед бурей, — ответил Томек. — Давайте побыстрее двигаться.

— Скоро местность будет легче, — старалась их подбодрить Салли.

— Лучше бы поискать какое-нибудь укрытие, — поторопил их Новицкий.

Раз и два поперек тропинки пробежала полоска песка, издали послышался какой-то шелест. Когда они взглянули вниз, Долины уже почти не было видно, Нил же, напротив, вырисовывался очень четко и как-то потемнел. Краснота шла как раз оттуда. Все более густеющий саббах обметал их лица. Становилось страшновато. Они прижались к скале, ощупывая ее в поисках расселины, углубления, чтобы можно было втиснуться, укрытия перед растущей силой ветра. Внезапно клубы саббаха поднялись совсем высоко, закрыли солнце и тут же опали. В эту же минуту Салли почувствовала спиной, что скала за ней не совсем монолитна, втиснулась в углубление и втянула за собой Томека. Съежившись в полукруглом углублении, они услышали ужасающий свист, быстро перешедший в вой. Ветер гнал волны песка. Путники закрыли лица от острых, ранящих ударов.

Они не знали, что с Новицким, надеялись — хотя его не было видно — что он где-то рядом. Томек искал его на ощупь, но натыкался лишь на скалы.

Он попробовал высунуться наружу, но был с силой возвращен обратно. Впрочем, он бы все равно ничего не увидел. Если бы они не прижались друг к другу, то не заметили бы, что находятся рядом. Мощь ветра, хотели они того или нет, держала их в тесном углублении скалы. Песок пробивался повсюду, казалось, он их совсем засыпает. Ужас усиливался темнотой и страшным беспокойством за Новицкого. Один-единственный порыв такого ветра мог снести человека в пропасть. Оставалось только ждать и надеяться…

А буря все продолжалась… Как много времени прошло — пять, десять, пятнадцать часов? Они не знали. Их мучила жажда и хотя у обоих была вода во флягах, они берегли ее, как могли, думая о пропавшем Новицком. Они с трудом дышали сквозь запыленные платки. Губы и горло горели от песка. Они попеременно дремали, присев в своем укрытии, потом вставали, отряхивая песок, чтобы через минуту опять присесть и забыться беспокойным сном.

Наконец, ветер утих, выглянуло солнце. Все вокруг было засыпано песком. Долина царей напоминала городок, покрытый желтым снегом. Кое-где мелькали люди, пытаясь навести какой-то порядок. Местность по другую сторону горы пострадала меньше. Нил блестел по-прежнему, зелень пальм вселяла веру в победу жизни. Подгоняемые тревогой Томек и Салли пустились на поиски. Может быть, спасся, пережил, может, не сбросило его ветром в пропасть… Если так, ему срочно нужна помощь.

Чуть подальше тропа пологой петлей сходила вниз, образуя поверхностную, может, двухметровую впадину, и так же полого устремлялась вверх. Сейчас впадина была почти полностью засыпана песком.

— Томми, Томми, посмотри сюда! — вдруг позвала его Салли.

Они немного спустились. Томек смахнул песок с темного предмета, просвечивающего снизу.

— Господи Боже! — охрипшим голосом воскликнул он.

Это была правая, обутая в крепкий ботинок нога Новицкого. Они срочно принялись разгребать песок. Моряк лежал на животе, втиснув голову в небольшое углубление. Когда они переворачивали его на спину, им показалось, что он застонал. Томек приложил ухо к груди Новицкого, а Салли профессиональным жестом взяла руку, ища пульс. Он бился слабо, но ритмично.

— Жив, — вздохнула она сквозь слезы.

— Тадек! Тадек! — повторял Томек, вглядываясь в приятеля покрасневшими глазами.

Они подняли его и прислонили к скале.

— Воды, Салли, воды! — поторопил ее Томек.

Они приложили фляжку к губам моряка, наклонили его голову назад. Он сделал несколько глотков и, не открывая глаз, попытался что-то сказать, но только шевельнул губами. Наклонившись, Томек прочел по губам знакомое:

— Я-май-ка!

Они лихорадочно начали искать и действительно рядом с бурдюком с водой обнаружили и заветную фляжку. Глоток любимого напитка, и Новицкий открыл глаза. Избитый, измученный, он кашлял и отряхивал песок. Вскоре он уже смог собственными силами встать и заговорить.

Оказалось, порыв ветра ударил его о землю и понес в сторону впадины. Он пробовал встать, но ничего не получилось, ветер был ужасно силен. Тогда Новицкий стал искать место, где было легче дышать. Он нашел его между двумя обломками скалы, и это, видимо, спасло ему жизнь. Новицкий прикрыл голову рубашкой и дышал в углублении между обломками скалы. Вскоре он уснул или потерял сознание. Подробностей не помнил…

По положению солнца следовало, что снова наступает полдень. Буря, должно быть, продолжалась около двадцати часов.

Переждав зной в том же самом скалистом углублении и отдохнув, они двинулись, наконец, в Дейр эль-Бехари. Казалось, что все самое трудное уже позади, как вдруг… исчезла дорога. Она снова показалась в каких-нибудь тридцати — сорока сантиметрах, но за обрывающейся вертикально пропастью. Глубоко на дне вырисовывались очертания третьей, самой высокой террасы храма Хатшепсут.

— А, сто бочек гнилой селедки, — выругался моряк, со вздохом привалившись к скале. — Нет уж, это мой последний поход в горы.

— Зато, Тадек, мы можем сейчас прямо попасть в гробницу, в объятия царицы, — с юмором висельника заметил Томек.

— Только хоть ты, синичка, не говори сейчас, как это прекрасно, — простонал Новицкий. — Лучше ничего не говори.