Глубина. Трилогия - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 60

   Я прохожу мимо, к двери в служебные помещения, когда до меня доходит. А парень уже откинул альбом и неторопливо двигается к выходу.

   – Кепочка! – окликаю я его.

   Он останавливается и медленно оборачивается. Глаза пустые, жизнерадостные, как у вареной рыбы.

   – Ты – Кепочка, – повторяю я.

   Ни малейшей реакции. Парень лупится на меня пустым взглядом.

   – Ты мне не нравишься! – с нежданной радостью говорю я. – Слышишь? Ты мне очень не нравишься.

   – Три раза «ха-ха», – отводя блеклый взгляд, отвечает Кепочка. И вновь поворачивается к двери. Любопытства в нем нет в принципе.

   Но по крайней мере земляк.

   – Стой! – кричу вслед, и он останавливается. Равнодушно ждет. – Тебе не следует больше приходить сюда, – говорю я.

   Кепочка ухмыляется. Первая эмоция на его лице – но она такая механическая, словно я общаюсь с программой, а не с человеком.

   – Чего ты здесь добиваешься?

   Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.

   – Некоторые исследования групповой психологии.

   – Проводи их в другом месте.

   Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы:

   – Ты здесь работаешь?

   – Нет.

   – Значит – мутант.

   Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:

   – Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.

   Уже открывая дверь он добавляет:

   – Неинтересно…

   …Голос Вики догоняет меня на выходе:

   – Подожди, Леонид. Не надо!

   Прийти в себя – довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.

   – Это был Кепочка? – уточняю на всякий случай.

   – Да.

   – Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…

   – Остыл? – интересуется Вика. – Молодец. Пойдем. Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести – ничего в общем-то не значащими словами.

   – Кто он такой, Вика?

   Она чувствует, что на этот вопрос придется дать ответ.

   – Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.

   – Например – виртуальных проституток?

   – Не только. Я знаю еще пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.

   – Он что-то говорил о психологии…

   Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:

   – Личность, не способная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстраненного наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…

   Мы проходим в дверь, с которой улыбается черный котенок, и Вика продолжает:

   – Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, не способные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.

   – Кто ты, Вика?

   – Психолог. Доктор, если тебе интересно.

   Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула все равно нет, я опускаюсь на корточки.

   – А тема твоей диссертации?

   – «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».

   Словно извиняясь, она добавляет:

   – Принято формулировать таким языком.

   Вот оно что…

   – Ты изучаешь таких, как Кепочка? – спрашиваю я. – Настоящий охотник за охотниками липовыми?

   – Нет. Уже давно нет, Леня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас – все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.

   – Тогда, зачем…

   – Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение – пыль. Пыль на ветру.

   – Но ведь тебе тяжело – здесь!

   – И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.

   – Вика…

   – Я тебя прошу – не вмешивайся в дела Заведения. А то Мадам снимет твой доступ.

   Она улыбается, и я теряюсь.

   – Ладно. В Заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.

   – А за его пределами?

   – Это уже вопрос личной свободы.

   Вика разводит руками.

   – Леонид, тебе сколько лет?

   – Меняемся? – быстро спрашиваю я. – Информация на информацию?

   В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.

   – Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.

   Прежде чем ответить, я еще успеваю обрадоваться.

   – Тридцать четыре.

   – Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.

   Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.

   – Виртуальность лжива.

   – Нет. Виртуальность – как лед. Мы вмерзаем в нее раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.

   – Твоей первой маской была Мадам?

   Вика берет со стола сумочку, достает сигареты, закуривает: