Томек среди охотников за человеческими головами - Шклярский Альфред Alfred Szklarski - Страница 35

– Это смешное суеверие никому не вредит. Впрочем, кто его знает, может быть вода в ручье и в самом деле вредна, – сказал Смуга. – Было бы глупо, если бы мы из-за такого пустяка рассорились с туземцами.

– Ну, вот и конец ожиданиям! Идут женщины с водой – воскликнул Новицкий.

На краю деревушки показалась вереница женщин. Они несли на плечах по две бамбуковые трубы, заткнутые с обеих сторон деревянными пробками из стволов ароматных растений. Все присутствующие стали утолять жажду. Некоторые туземцы набирали воду в свернутые в трубку листья, другие пили прямо из бамбуковых труб,

Во время ночного гулянья обитатели деревушки подружились с носильщиками из Порт-Морсби, поэтому многие жители во главе с утаме решили сопровождать караван по дороге в Пополо. Все они, не исключая утаме добровольно взяли на себя часть поклажи. Караван отправился в путь.

Носильщики чувствовали себя превосходно. Как и все обитатели морского побережья они боялись горных племен, которые не раз нападали на береговые деревушки. Теперь они в мире и согласии шли вместе со своими вековыми врагами, делились с ними бетелем, признанным здесь повсеместно символом мира. Дружба заключена благодаря белым путешественникам, которые оказались действительно могущественными чародеями. Из близкого уже Пополо они собирались вернуться в родные деревушки на берегу моря. Поэтому теперь они шли в радостном настроении, пели хором песню наскоро сочиненную местным поэтом, в которой прославлялись подвиги великих белых путешественников[101].

Веселое настроение не прошло даже и после того, как во время одного из постоев утаме заявил, что пора уже возвращаться домой. Эти слова, сказанные им спокойно, были единственным приказом, изданным за все время похода. Путешественникам представился случай убедиться каким огромным авторитетом пользовался утаме среди своих людей, которые без малейшего протеста сразу стали собираться в дорогу и прощаться с белыми путешественниками и носильщиками из Порт-Морсби.

– Посмотрите-ка, друзья, невзрачный парень этот утаме, а каким пользуется уважением у своих, – сказал капитан Новицкий, наблюдая за поведением туземцев. – Нам бы поучиться дисциплины у них!

– Они его уважают, как родного отца, – заметил Томек. – Я только что размышлял об этом и мне пришло в голову интересное сравнение.

– Что за сравнение? Что ты там выдумываешь? – спросил Новицкий.

– Поведение утаме напоминает мне до некоторой степени Смугу. Он тоже пользуется огромным авторитетом и приказания издает не повышая голоса, так как и утаме.

– Ты попал в самую точку, – правильное замечание! – удивленно воскликнул Новицкий. – Но все же есть и разница. Смуга мужчина видный, а этот – карлик!

– Дело не во внешности, а во внутренних достоинствах.

– Ты, видимо, прав, потому что если бы командовали только самые сильные и высокие, то я несомненно был бы вождем! Что ж, мои родители хотели, как можно лучше, и одарили меня силой и ростом, только я слишком мало заглядывал в книги, – печально сказал Новицкий.

– У вас нет причин жаловаться, капитан. Пополнить знания никогда не поздно, а вот я хотел бы пользоваться таким уважением и любовью, каким вы пользуетесь у своего экипажа. Все они готовы идти за вами в огонь и воду!

– Ты в самом деле так считаешь?! – обрадовался Новицкий.

– Лучший пример этому – я сам, – ответил Томек. – Папа постоянно твердит, что я вам подражаю во всем...

– Вот уж действительно из нас два сапога пара! – ответил Новицкий. – Ты стараешься подражать мне, а я – тебе. Ты знаешь, я решил, что буду так же красиво писать в корабельном журнале, как это делаешь ты!

Говоря это, капитан Новицкий достал из большого левого кармана блузы толстую записную книжку.

– Посмотри-ка, сколько я здесь уже нацарапал, – сказал он. – Я составляю рапорт о каждой моей вахте на суше. В свободное время ты прочтешь, и кое-что исправишь в моей писанине, хорошо?

– Можете рассчитывать на меня, – заверил Томек Новицкого. – Я вижу, вы приняли близко к сердцу это дело, недаром вы поместили тяжелый журнал в кармане на левой стороне груди.

– Не смейся, браток, ты же знаешь, что лапа у меня тяжеловата для пера и мне приходится нелегко...

Караван опять тронулся в путь. Носильщики шли бодро, близость цели придавала им сил. Горные цепи все выше и выше громоздились на горизонте. Однако караван очутился на плоскогорье Пополо только лишь перед самым закатом солнца. Айн'у'Ку выбежал вперед, уверяя, что узнает родные места. Вскоре путешественники вышли на берег какой-то реки. На противоположном берегу виднелась деревушка, окруженная деревянной стеной из заостренных кольев.

И на этот раз тоже никто не вышел приветствовать путешественников, но Айн'у'Ку, не долго думая, вброд переправился через реку. Побежал к деревушке; приложив руки рупором ко рту, он стал что-то громко выкрикивать. Из-за ограды выглянули головы обитателей деревушки. Видно, они узнали Айн'у'Ку, потому что ворота широко отворились. Пожилой туземец, отец Айн'у'Ку выбежал навстречу сыну. Сначала он крепко обнял сына, несколько раз громко произнося его имя. Потом положил свою голову на плечо Айн'у'Ку и стал тереться носом о его нос, ощупывая сына левой рукой, подобно слепцу, который может узнать дорогого человека только ощупывая его пальцами.

– Я очень рада, что парню удалось найти близких, – сказала Салли, обращаясь к Томеку.

– Теперь он не захочет идти с нами, – заметил Збышек. – Видимо, он давно уже не был дома.

Короткое сообщение Айн'у'Ку развеяло все опасения туземцев. Они толпой вышли встретить путешественников. Все они как можно скорее хотели увидеть могущественных белых чародеев. Вскоре весь караван очутился внутри деревянного ограждения.

Путешественники с интересом рассматривали деревушку и ее обитателей. Дома туземцев свидетельствовали о крайнем примитивизме племени мафулу. Большинство из них помещались в обыкновенных шалашах, кое-как сложенных из веток и прикрытых толстыми, похожими на кожу листьями. Шалаши на первый взгляд казались большими ульями, куда человек только с трудом на четвереньках пролезал через узкую щель, заменявшую дверь. В качестве поддерживающего каркаса, при постройке шалашей использовались часто стволы растущих пальм, которые со всех сторон застраивались стенами из листьев и веток. Живые кроны этих «колонн» часто напоминали огромные зонты, распростертые над зелеными хижинами. Только лишь дом холостяков – эмоне, построенный на сваях, да хижина миссионера, несколько напоминали человеческие дома.

Но в деревушке белых путешественников ожидал неприятный сюрприз; после официальных приветствий к ним подошел туземец, одетый в длинную до пят рубашку и сказал:

– Моя кис-баибе[102], великий белый отец идти к большая вода, ваша может спать его дом, ол райт!

Айн'у'Ку спешно пояснил его слова. Оказалось, что миссионера нет в деревушке. Он отправился на побережье.

– Когда вернется большой белый отец? – спросил Бентли.

– Очень много, много лун, – ответил туземец. – Злые духи гневаться на великий белый отец. Он строить дом молитвы, злые духи гневаться, трясти земля, горы, деревья, ломать дома. Великий белый отец говорить: наша строить другой дом, другой крыша. Злые духи не разрушить его и идти прочь за горы к злым люди. Мы хороший люди!

Говоря так, туземец гордо показал на распятие и свисток, висевшие у него на груди.

– Вот беда, видимо, недавно здесь произошло землетрясение, – догадался Бентли. – Миссионер, на помощь которого мы рассчитывали, ушел на побережье, наверное за более прочным строительным материалом.

– Не повезло нам, – опечалился Вильмовский. – Ждать его возвращения значит потерять множество времени.

– Мы еще подумаем, что нам предпринять. Теперь следует отдохнуть, – решил Смуга. – Кис-баибе советует воспользоваться домом миссионера. Это превосходно. Мы предоставим его нашим дамам