Томек ищет Снежного Человека - Шклярский Альфред Alfred Szklarski - Страница 36

В первый момент боцман Новицкий даже онемел от возмущения. Он покраснел, натянул поводья и на месте осадил коня. Поднявшись на стременах, он крикнул мужчинам, сидевшим на крышах:

– Ах вы, воловьи хвосты, вот как встречаете вы путешественников? Так вот что называется у вас гостеприимством?!

Сидевшие на крышах мужчины еще громче крикнули «джуле!» и еще дальше высунули языки.

Возможно, случилась бы неприятность, потому что боцман, охваченный гневом, уже собирался соскочить с седла, но, к счастью, Пандит Давасарман подъехал к моряку и схватил его за руку.

– Стой, сагиб! Это они приветствуют вас по своему обычаю! – вполголоса сказал он, кивнул головой мужчинам, крикнул «джуле!» и тоже вывалил язык.

Мужчины еще раз повторили приветствие и спокойно уселись на крышах.

– А, чтоб их... – выругался боцман, и расхохотался до слез. – Значит это их приветствие? – спрашивал он, вытирая глаза. – А я уж собрался ребра им посчитать.

Теперь боцман в свою очередь вывалил свой огромный язык, что сидевшие на крышах жители восприняли с видом большого удовольствия.

В веселом настроении путешественники отправились в дальнейший путь. По дороге им часто встречались каменные валы, доходившие иногда до ста метров длины, насыпанные благочестивыми буддийскими путешественниками из обломков камней, песка и глины. На верху лежали плоские камни с выбитыми на них письменами. Эти валы, подобно тому, как и каменные столбы, украшенные барельефами и надписями, ставятся для того, чтобы указать Будде дорогу в святую Лхасу, когда он снова сойдет на землю.

Около одного из таких памятников необыкновенного благочестия путешественники заметили огромное изваяние Будды, вырубленное прямо в скале тридцатиметровой высоты.

Теперь караван шел через высокие крутые горы, снова лишь на шаг от бездонных пропастей. Днем путешественники страдали от несносной жары, ночью – от пронизывающего холода. Им приходилось часто выезжать задолго до рассвета, чтобы большую часть пути пройти до того, как солнце распустит замерзший за ночь толстый снежный наст. Разреженный воздух затруднял дыхание и вызывал оптические обманы. Благодаря этому далекие предметы казались очень близкими.

Спустя одиннадцать дней опасного, изнурительного путешествия, они добрались до монастыря в Спиттуге и оттуда, вдоль каньона Инда, направились на восток. Теперь перед ними простиралась обширная песчаная пустыня. На краю ее высились башни замка раджи Ладакха, а несколько выше его находился монастырь Саспулгомпа.

XII

Монастырь в Кими

Путешественники приближались к Лех, столице Ладакха. Им уже больше не приходилось погонять измученных лошадей. Увидев дома, лошади вытягивали шеи и мотали головами, словно хотели стряхнуть с себя пыль пустыни, ржали и сами ускоряли шаг. Путешественники тоже с радостью подъезжали к шумному городу, расположенному у подножия горного массива. Столица древних царей Ладакха и монастырь уже различались совсем ясно. Отдельные этажи дворца сужались кверху. На плоских крышах находилось множество людей. Прикрыв от солнца ладонью глаза, боцман сказал:

– Ах, чтобы их кит проглотил!.. В городе происходит что-то необыкновенное. Я вижу толпы людей на крышах домов. Они смотрят вниз, на улицу.

– Вы правы, я тоже это заметил, – согласился Томек.

В этот момент над городом раздался мощный крик толпы.

– Что же там происходит, черт возьми? – спросил боцман. – Может быть, революция?

Они остановили лошадей, подождали остальных путешественников, и Томек воскликнул:

– На крышах домов полно народа и слышны крики. Мы стараемся догадаться, что это значит?

– Наверно, жители Леха наблюдают за ходом игры в поло[106], которая происходит на базарной площади, – сообщил Пандит Давасарман, и после минутного молчания, добавил: – Конечно, я не ошибаюсь, теперь, вероятно, одна из дружин забила гол. Вы слышите оркестр? Всякий гол здесь встречают музыкой.

Со стороны города доносились звуки труб и барабанов. Вскоре караван подошел к широко открытым воротам в стенах, окружающих город, и въехал в торговую улицу, обсаженную высокими тополями. По-видимому, в обычные дни здесь шла оживленная торговля, но теперь все лавки были закрыты, так как посередине широкой площади восемь ловких наездников гоняли мяч, за которым следила толпа. Вокруг было множество людей. Они стояли вдоль домов, выглядывали из окон, смотрели с крыш. Среди зрителей преобладали ладакхи, но были и индийцы, кашмирцы, тибетцы и даже купцы из далекого Китайского Туркестана. Городские жительницы отличались своими нарядами от очень полных крестьянок, одетых в длинные грубошерстные платья и бараньи тулупы.

Караван остановился на краю базара позади веселящейся толпы.

– Нам, вероятно, придется здесь подождать, пока закончится игра, обратился Вильмовский к Пандиту Давасарману. – Где вы думаете разыскать Смугу?

– Об этом мы узнаем от английского резидента, но раньше надо разместить в караван-сарае наших людей. Все они до крайности измучены, – ответил переводчик.

– А отсюда далеко до караван-сарая?

– Он находится в конце улицы.

– Матч может продолжаться еще довольно долго, – опечалился Вильмовский. – Нам не удастся теперь проехать...

– Почему, сагиб? – улыбнулся переводчик. – Едем!

Он пришпорил коня, а за ним тронулся весь караван. Конь Пандита Давасармана врезался в толпу зрителей, стоявших спиной к воротам. Кто-то из них возмущенно крикнул, и несколько рук потянулось к поводьям лошади, как вдруг всякие протесты затихли – ладакхи увидели белых сагибов; они сразу же расступились, чтобы пропустить караван. Мужчины угодливо кланялись.

– Поглядите-ка, какие здесь вежливые люди, – одобрительно сказал боцман, когда караван выехал на свободное пространство. – Это что, местный обычай – кланяться низко всем приезжим?

– Обмен приветствиями, даже с посторонними людьми, – это один из здешних обычаев, но англичане научили ладакхов и других жителей Азии особому уважению к белой расе. Ты недооцениваешь, благородный сагиб, тех привилегий, которые тебе дает цвет кожи, – с иронией ответил Пандит Давасарман.

Наивный моряк не почувствовал насмешки в его словах, поэтому одобрительно кивнул головой и сказал:

– Это хорошо, что англичане ввели здесь вежливость и хорошие обычаи.

– Это было совсем не трудно. Бей, сагиб, так, как они, людей шомполами, если те не слишком быстро уступают тебе дорогу, и ты сделаешь такое же «доброе» дело.

– Вы надо мною смеетесь? – изумился боцман.

– Нет, не смеюсь, а объясняю методы английской школы вежливости, которые отлично знаю.

– Значит, эти несчастные люди приняли нас за англичан?

– Конечно, в противном случае они тоже были бы вежливы, но не проявили униженности, вызванной боязнью белых колонизаторов.

– Тьфу, сто бочек вонючего жира! Я вижу, что туземцы правы, если не очень любят англичан. Ты слышал, Томек?

– Слышал, боцман. У меня сразу же создалось впечатление, что нас принимают за англичан.

Путешественники въехали во двор караван-сарая. Удаджалак занялся хозяйственными делами. Он наблюдал за разгрузкой лошадей, поставил их в конюшню и уплатил условленное вознаграждение людям, нанятым в Гандарбале. Путешественники умылись, переоделись во все чистое, наскоро поели, и, не мешкая, отправились в резиденцию английского чиновника. Резидент жил вблизи рыночной площади в обширном, удобном доме, окруженном небольшим парком.

Индийский служитель ввел их в приемную. Через несколько минут появился высокий, загорелый мужчина. Дружески кивнув головой Пандиту Давасарману, он подал ему руку.

– А вы, вероятно, гости, о которых меня предупреждал господин Смуга? – спросил резидент, обращаясь к путешественникам.

– Да, сэр Янгхазбенд, благородные сагибы хотят встретиться с шикарром Смугой, – подтвердил Пандит Давасарман и поочередно представил ему путешественников.