Серебряная звезда - Уоллс Джаннетт - Страница 8

– Фидо означает «преданный», – сказала я. – Фидо была очень преданной черепахой.

– Конечно! – сказал дядя Тинсли.

За сараем находилось несколько ветхих деревянных строений. Дядя Тинсли показал на коптильню, на коровник и сарай для жеребят, на птичник, ледник и теплицу. Объяснил, что прежде «Мэйнфилд» был действующей фермой. У дяди Тинсли было двести пятьдесят акров земли, включая леса, а еще большой луг, где находилось и кладбище. Теперь фермер, живущий выше по дороге, мистер Манси, выкашивает луг и взамен дает дяде Тинсли яйца и овощи.

Мы прошли через сад, дядя Тинсли показал нам яблони, персиковые и вишневые деревья и вывел нас на большое пастбище. Вдали росли деревья, затеняющие семейное кладбище, которое было окружено проржавевшей железной оградой. Кладбище заросло сорняками, над ними возвышались старые, выветрившиеся могильные камни. Дядя Тинсли повел нас к ухоженной могиле с новым камнем. Это Марта, пояснил он, а рядом – свободное место для него, когда время придет. Домашних животных, добавил он, хоронили около их хозяев.

– Давайте положим Фидо около Марты, – предложил дядя Тинсли. – Я думаю, черепаха ей понравилась бы.

Дядя Тинсли вырыл небольшое углубление и положил туда Фидо, использовав тарелку как гроб. Я нашла хорошенький кусочек белого кварца для могильного камня. Дядя Тинсли произнес небольшую надгробную речь. Фидо был храброй и действительно преданной черепахой, которая совершила длинное и опасное путешествие из Калифорнии, чтобы охранять двух сестер, ее хозяек. Как только Фидо благополучно довез их до Виргинии, то работа его была закончена, он почувствовал себя свободным и покинул их, отбыв на тайный остров в середине океана, который является черепашьим раем.

После этой надгробной речи мне стало немного лучше. На обратном пути я спросила у дяди Тинсли о золотой рыбке, которую мы нашли в бассейне.

– Рыбка – это редкость, – сказал он. – Это был мамин сад. Один из прекраснейших частных садов во всей Виргинии, в прежние времена мама получала за него призы. Ей завидовали все члены клуба садоводов.

Мы завернули за сарай, и перед нами возник большой белый дом. Я начала рассказывать дяде Тинсли о своих снах про этот дом и вдруг поняла, что видела во сне дом, существующий на самом деле. Дядя Тинсли задумался и поставил лопату перед сараем, около корыта с водой.

– В таком случае, думаю, вам следует осмотреть дом внутри, – сказал он. – Просто чтобы убедиться.

Мы поднялись вслед за дядей Тинсли. Он глубоко вздохнул и открыл дверь. Передний холл был большим, темным, с множеством деревянных шкафов с застекленными дверцами. Газеты, журналы, книги и письма были сложены на столах и на полу, рядом с коробками с камнями и с бутылками, наполненными грязью, песком и жидкостями.

– Возможно, здесь небольшой беспорядок, – сказал дядя Тинсли, – но скоро я все это уберу.

– Все не так плохо, – улыбнулась Лиз. – Просто нужно немного прибраться.

– Мы можем помочь, – предложила я.

– Ох, нет. Здесь все так, как и должно быть. Все на своем месте, и я знаю, где что лежит.

Дядя Тинсли показал нам гостиную, столовую и бальный зал. На стенах криво висели картины маслом, некоторые вываливались из рам. Персидские ковры были порваны и протерты, шелковые шторы выгорели, обои в пятнах отставали от стен. В зале с французскими окнами стоял большой рояль, покрытый темно-зеленой бархатной тканью. На всех поверхностях было что-то поставлено и положено – кипы бумаг, блокноты, старинные бинокли, часы с маятниками, свернутые карты, груды фарфоровой посуды с отколотыми краями, старые пистолеты, корабли в бутылках, статуэтки коней, фотографии в рамках и разные маленькие деревянные коробочки, в которых лежали монеты, пуговицы и старые медали. Все покрывал толстый слой пыли.

– Тут наверняка несколько тонн всяких вещей, – заметила я.

– Да, но каждая вещь имеет свою ценность, – произнес дядя Тинсли. – Если у вас хватает мозгов оценить это по достоинству.

Он повел нас вверх по изогнутой лестнице и потом вдоль длинного холла. В конце холла дядя Тинсли остановился перед дверями. На них были медные молоточки в виде птиц.

– Птичье крыло, – объяснил он. – Тут вы будете жить. Пока ваша мать не приедет, чтобы забрать вас.

– И мы больше не будем спать в сарае? – спросила я.

– Нет, раз нет Фидо, который вас защищал.

Дядя Тинсли открыл двери. У каждой теперь своя собственная комната, сказал он. Комнаты были оклеены обоями с изображениями птиц – обычных, таких, как малиновка и кардинал, и экзотических, таких, как какаду и фламинго. Птичье крыло, объяснил дядя Тинсли, было спроектировано для близнецов, его теток, которые были маленькими девочками, когда дом строился.

– Они любили птиц, и у них был большой птичник в викторианском стиле для разных видов певчих птиц.

– А где находилась мамина комната? – спросила я.

– Она никогда об этом не рассказывала? Все «птичье крыло» принадлежало ей. – Он открыл дверь одной комнаты. – Когда она, после того как ты родилась, принесла тебя из больницы, то положила в колыбель, вон там, в углу.

Я посмотрела на белую колыбель. Она была маленькой, сплетенной из прутьев, и я никак не могла понять, почему это вызвало во мне ощущение полной безопасности.

Глава 6

На следующее утро, доедая яйца-пашот, мы с Лиз попытались предложить дяде Тинсли помочь ему убрать дом, хотя бы немного. Но он настаивал на том, что из дома ничего нельзя выбрасывать и даже передвигать. Все, говорил он, является семейным сокровищем, или частью его коллекции, или необходимо ему для геологических исследований.

Мы провели утро, бродя за дядей Тинсли по дому, а он объяснял нам, что из вещей имеет для него значение. Он поднимал, например, ножичек с ручкой из слоновой кости для вскрытия конвертов или треуголку и объяснял, откуда появились эти вещи, кто ими владел и почему это чрезвычайно важно. Я сообразила, что, в сущности, все было устроено таким образом, что только он один все это понимал.

– Это место как музей, – произнесла я.

– А вы – его куратор, – добавила Лиз.

– Хорошо сказано, – ответил дядя Тинсли. – Но все было в порядке до тех пор, пока я не провел последнюю экскурсию. – Мы стояли в бальном зале. Дядя Тинсли стал осматривать все вокруг. – Я допускаю, что это место немножко захламлено. Эту фразу употребляла Марта. Я всегда любил коллекционировать вещи, но когда она была жива, она помогала мне контролировать мои порывы.

В конце концов дядя Тинсли позволил нам выбросить старые газеты и журналы и сложить их на чердаке, а вниз в подвал спустить коробки с образцами минералов, шпульки с нитками с фабрики и бумажные деньги конфедератов. Мы вымыли окна, проветрили комнаты, отскоблили полы и полки и пропылесосили ковры и занавески старым пылесосом образца 1950 года, который напоминал космический корабль.

К концу недели дом стал выглядеть немного лучше. И все же он не мог бы соответствовать мнению большинства людей об опрятности и аккуратности. И следовало принять факт, что вы живете не в обычном доме, а в месте, больше похожем на лавку старьевщика, переполненную всевозможными очаровательными вещами – если у вас хватает мозгов, чтобы понять их ценность.

Тушеное мясо оленины и яйца были основными составляющими диеты дяди Тинсли. Он уже не стрелял больших оленей в виде трофея, но, если убивал двух-трех за сезон охоты, потом обрабатывал мясо, дважды заворачивал его и затем хранил в подвале в холодильнике. Еды хватало до конца года. Так что вечером у нас была тушеная оленина с морковью, луком, помидорами, картофелем и иногда с ячменем. Мясо было более жестким, чем курятина в пирогах, и иногда приходилось как следует поработать челюстями, прежде чем его проглотить, но оно всегда было приправлено пряностями и всегда было вкусным.

Спасибо мистеру Манси, старому соседу, восьмидесяти трех лет, который косил большой луг, так что дяде Тинсли не нужно было покупать яйца и овощи, а горячую кашу он делал из овсянки, которую покупал в продуктовом магазине. Но он решил, что растущим девочкам необходимо молоко и сыр, плюс у нас кончались такие важные вещи, как соль, и в конце нашей первой недели дядя Тинсли заявил, что настало время отправиться в бакалейную лавку. Мы взобрались в пикап с деревянными панелями, который дядя Тинсли называл «Деревяшка». Мы не покидали «Мэйнфилда» со дня нашего приезда, и я горела желанием обследовать округу.