Приключения Томека на Черном континенте - Шклярский Альфред Alfred Szklarski - Страница 16

VII

Черное око

Несколько часов тому назад охотники сели в поезд, идущий из Найроби в Кисуму, откуда намеревались верхом добраться до Уганды. Томек уже устал смотреть из окна вагона на проносящиеся мимо пейзажи; воспользовавшись тем, что остальные участники путешествия задремали, он решил написать письмо Салли. Достав письменные приборы, он начал писать:

В этот момент боцман Новицкий сел на лавку рядом с Томеком. Взглянув на прилежно пишущего мальчика, он спросил:

– Что это ты так прилежно скрипишь пером, браток? Наверное, дневник пишешь, признайся!

Томек поднял голову и прекратил писать.

– А кому нужен мой дневник, кто его будет читать? Просто пишу письмо, – пробурчал он в ответ.

– Наверное, в Варшаву, Карским!

– Нет, не Карским! К ним я послал письмо из Найроби.

– Значит, снова кропишь над письмом к своей милой голубушке из Австралии, – рассмеялся боцман.

– Почему вы называете Салли «голубушкой»?

– А ты мне зубы не заговаривай, браток! Ведь ты ей тоже писал письмо из Найроби!

– Ну и что же, что писал, Салли наверное беспокоится о Динго. И мне надо ее успокоить.

– А пиши себе, пиши, она очень милая голубушка. Ну-ка, что ты там ей нацарапал в своем письме?

– Прочитать вам?

– Читай, браток, только медленно, чтобы я хорошо понял, – согласился боцман, усаживаясь поудобнее. Он набил трубку табаком и, выпуская клубы голубого дыма, внимательно слушал, как Томек читал свое письмо.

– Ну, ну, совсем неплохо! Ты бы и в газету мог написать, – похвалил боцман, когда Томек окончил чтение.

– Вы и в самом деле считаете, что я хорошо написал?

– Здорово! Письмо как стихи.

– Это хорошо, потому что Салли читает мои письма подругам.

– Обещай ей какой-нибудь подарок. Знаешь что? Есть у меня идея. Подари ей шкуру того льва, которого мы вместе с тобой убили.

– Не знаю, можно ли дарить девушке сувенир такого рода!

– Конечно, можно! Она эту шкуру повесит над койкой и как только на нее посмотрит, то сразу же подумает о тебе. Ведь нельзя же ей подарить такой браслет, какой носят женщины масаев. Как бы она выглядела, закованная в тяжелую трубу?

Томек расхохотался и воскликнул:

– У вас в самом деле множество великолепных идей!

– Эх, дружище! Я уже не одно письмо нацарапал своей милой. Привычка тоже кое-что значит! – похвастался боцман.

– Салли совсем не моя «милая», – возразил Томек.

– Ах ты, лицемер! А кого это ты, извиняюсь за выражение, называешь «дорогая Салли»?

– Это только вежливое обращение, применяемое во всех письмах, – защищался мальчик.

– Ну да, человек «обращается» и «обращается», пока не попадает в сети, – смеялся боцман. – Ну, что же, кончай свое письмо!

Томек стал писать, а боцман через его плечо читал про себя:

– Напиши Салли, что я тоже шлю ей привет, – добавил боцман.

– С удовольствием. Она очень обрадуется, – сказал Томек.

Он дописал несколько слов, заклеил письмо и спрятал конверт в карман.

– Через два часа мы будем в Кисуму, – сообщил Вильмовский, входя в купе. – Вы чувствуете дуновение влажного ветра?

– Чего бы стоил нос моряка, который бы не чувствовал близости воды, – ответил боцман.

– Папа, мы из Кисуму сразу же пускаемся в дальнейший путь? – спросил мальчик.

– Да, Томек. Мы должны как можно скорее очутиться в Буганде. В октябре здесь начинается период дождей, тогда ухудшаются условия охоты.

Томек взглянул в окно. Вдоль пути тянулись цепи пологих холмов, поросших высокими, раскидистыми деревьями. Мальчик подумал, что скоро они поедут верхом в Уганду, но впервые с момента высадки в Африке не почувствовал радости. Вернее, его охватила неясная тревога. Он стал думать о том, что их ждет в глубине таинственного материка во время охоты на горилл и окапи. Хантер боялся этой охоты. Обвинять в трусости такого опытного охотника невозможно. Если он первоначально отказался участвовать в охоте на окапи, то лишь потому, что эта охота была связана со значительным риском. Томек вспомнил пигмеев с их отравленными стрелами, каннибалов и ужасных диких горилл, но сразу же отогнал от себя неприятные мысли, так как его оптимистический характер не позволял ему долго думать о неприятных вещах.