География растений - Вульф Е. В. - Страница 18

изменения в разные периоды времени; в области физики и химии—

имеются отдельные небольшие работы по изучению состава воздуха,,

в частности содержания в нем углекислоты, и влиянии последнего-

на почву; в отношении метеорологии: впервые даны точные данные

климатических условий тропиков, введены в науку понятия о

линиях одинаковых температурных условий и составлена первая

изотермическая карта; к геологии относится ряд работ по горному делу—

специальные работы по геологии и геологический том «Космоса»,,

но особенно крупное научное значение имели опубликованные данные

экспедиции в Америку, которые дали громадный материал,

расширивший во много раз геологические знания, в особенности в

отношении строения вулканов и их деятельности; больше всего Гумбольдт'

занимался ботаникой, значение его работ в этой области уже

очерчено нами в отдельной статье; по зоологии специальных работ

Гумбольдтом написано не было, но в его описаниях посещенных стран,

в его картинах природы животный мир является неотъемлемой

частью; к физиологии относится опытная работа над раздражением,

мускулов и нервов электрическим током, а также над проблемой

раздражимости растений и животных; наконец, в область общего

землеведения и народоведения работы Гумбольдта внесли

крупнейший вклад.

По инициативе Гумбольдта в ряде стран была создана первая

сеть станций для метеорологических и магнетических наблюдений,,

по его инициативе основана Главная Физическая обсерватория в

Петербурге и Астрономическая обсерватория в Екатеринбурге, он был

основателем Астрономической обсерватории в Берлине.

Для осуществления такой работы надо было посвятить всю свою

жизнь исключительно науке. Таковой и является жизнь Гумбольдта.

Отказавшись от всех служебных мест, которые ему предлагались,

отклонив все предложения многочисленных высоких общественных

постов, которые ему делались, Гумбольдт жил исключительно

интересами науки, с удивительной последовательностью осуществляя ту

жизненную программу, которую он наметил себе еще в молодости.

Он не был женат и не имел никакой семьи, женщины не сыграли в его

жизни никакой роли, его единственной любовью, по его собственным

словам, была одна лишь наука, ей в дар он принес все свое состояние.

«Из всех человеческих интересов,—как он сам говорил,—выше

всех стоят научные интересы, именно те, благодаря которым наши

взгляды на строение объектов и сил природы получают дальнейшее

развитие; все остальные его интересы были им подчинены,

материальные играли для него наименьшую роль».

До самой старости он сохранил идеи, воспринятые в молодости

под влиянием французской революции, в течение всей жизни он ни

разу не изменил своим атеистическим взглядам, полное отсутствие

тщеславия, исключительное бескорыстие были характерными чертами

его характера.

Многочисленные начинающие ученые получили, благодаря его

указаниям, советам, материальной помощи, хлопотам, поддержку

в начале своей деятельности.

Но этот благородный облик имел и свою оборотную сторону.

Характеру Гумбольдта свойственна какая-то удивительная

двойственность, как будто в нем жили два совершенно различных человека.

Проникнутый «идеями 1789 г.», не признававший никакой формы

религиозности, он значительную часть своей жизни провел при одном

из самых консервативных и известных своим ханжеством и

клерикализмом дворе Европы. Отказавшись от ряда почетных и важных

в общественном отношении постов, он мирился с ролью камергера,

имевшего единственной обязанностью развлечение ограниченных

прусских королей, хотя и считал «посмешищем свое камергерское

одеяние» и по всей Европе жаловался, что «нет другого места на

свете, кроме Берлина, где бы двор и дворянство было бы более лишено

духовных интересов, грубо и невежественно». И в то время как днем

он читал Вильгельму IV любовные романы и альманахи, слушая

которые тот не раз засыпал, ночью он писал произведение, которое

с жадностью читалось по всей Европе и Америке, которое открывало

людям новый, им неведомый мир.

Он ненавидел рабство, он считал обязанностью каждого

путешественника прежде всего отображать политическую и

общественную жизнь той страны, которую он посещает. И действительно, он

посвятил американским колониям Испании не только свои научные

труды, но нарисовал яркую картину их политического положения, не

скрыв всех отрицательных его сторон.

«Обязанность путешественника,—писал он в своем исследовании

политического положения острова Кубы,—видевшего вблизи то, что

терзает и унижает человеческую природу, довести жалобы

несчастных до сведения тех, долг которых оказать им помощь». И в

предисловии к этому же труду, по поводу имеющегося в нем раздела об

уничтожении рабства и смягчении положения невольников, мы читаем:

«Этой части моего произведения я придаю гораздо большее значение,

чем всем требующим большого труда работам по астрономическому

определению положения места, магнитному наклонению и

сопоставлению статистических данных».

А между тем он согласился на поставленные ему русским

правительством условия не касаться во время путешествия в Азии

политических условий России и с такой точностью их выполнял, что

даже в частных письмах нельзя нигде найти какого-либо указания

на его отношение к крепостному праву и правительственному режиму

Николая I. Больше того, он старался найти самому себе

оправдание, когдаписал из Екатеринбурга Канкрину: «Само собой разумеется,

что мы оба (Гумбольдт и*Розе) ограничиваемся лишь мертвой

природой и избегаем всего того, что касается человеческих

учреждений и отношений низших классов населения; то, что чужестранцы,

незнающие языка, предают по этим вопросам гласности, всегда шатко,

неправильно, и в такой сложной машине, как отношения и

наследственные права высших сословий и обязанности низших, действует

возбуждающе, не принося ни в какой степени пользы». Но все же,

несмотря на весь почет, оказанный ему в России, сделанное ему

через полтора года Николаем I предложение нового путешествия

на Кавказ, Байкал или Финляндию—куда он пожелает, Гумбольдт

отклонил, а в 1843 г. писал: «мне стоило больших усилий три тома

моей «Центральной Азии» посвятить русскому царю; но это нужно

было сделать, так как экспедиция была совершена на его средства».

Стоя вблизи самого кормила власти и еще в такие моменты, как

революция 1848 г., он ограничивался лишь добрыми советами,

которых никто не слушался, а между тем революционные шествия,

направлявшиеся к дворцу, склоняли свои знамена, проходя мимо его дома..

Эта боязнь активного действия, эта дипломатичность, присущая

его характеру, сказалась и в его научном творчестве. Самый расцвет^