Мелодии осенней любви - Барская Мария - Страница 21

— Ой, я не назвался! Колесников.

Ира совсем растерялась, ибо твердо помнила, что среди знакомых у нее нет ни одного Колесникова.

— К сожалению, не припоминаю.

— Уже забыли? — расстроился собеседник. — Мы ведь с вами на Новый год познакомились.

— Вероятно, я вас не по фамилии знаю, — сказала Ирина, пытаясь сообразить, кто из оставшихся трех мужчин на Новом году мог носить фамилию Колесников.

— Василий Мефодьевич я, — обиженно пояснил мужчина.

— А-а! Вдо… Ва… Василий, здравствуйте. Очень приятно! — постаралась бурными восклицаниями закамуфлировать неловкость Ирина. Ужас! Едва человека вдовцом не назвала! — Просто замечательно, что вы мне позвонили! — продолжала от охватившего ее смущения тараторить она. — Я вас тут вспоминала! — Ох, опять глупость ляпнула! — И вашу сестру… — Снова двусмысленность, учитывая как эта сестра обхаживала чужого мужа.

Василий, видимо, потрясенный неожиданно теплым приемом, совсем замолк.

— Вы меня слышите? — Ире пришлось выводить его из ступора.

— Да, да, конечно! — обида в его голосе уступила место бурной радости. — Я вот как раз что звоню: у меня завтра событие назрело совершенно неожиданно.

«Никак, юбилей, и он пригласить меня вознамерился?» — не на шутку встревожилась Ирина. Только этого ей не хватало! Теперь мучайся, подарок незнакомому человеку придумывай…

— У меня близкий друг — художник… — Еще лучше — юбилей у художника!

— У него выставка открывается. Вернисаж. Он меня пригласил, а я вас. Он — известный художник. Там вся Москва будет. Пойдемте?

«Да что ж их всех троих разом разобрало? — подавленно внимала ему Ирина. — Неужели Даша права? Чуют и вступили в соревнование?» По совести надо бы отказать. Зачем еще одного обнадеживать понапрасну! С другой стороны, он приглашает ее на выставку. Светское мероприятие, не более того. Даже менее интимное, чем поход в театр. Марлинский небось тоже в ожидании их встречи не дома сидит, а вращается в обществе. Вот и она повращается. Даже хорошо.

Будет ему потом что рассказать. Посмотреть картины — не шары в боулинге гонять. Не так часто она в последние годы на выставки выбиралась. Может, чуть чаще, чем в театр. А уж на вернисажах Ирина вообще никогда не была.

— Спасибо, Василий. С удовольствием.

— За вами куда заехать? Начало в пять.

— Тогда домой. — И она продиктовала адрес. Утром Иру подняли с кровати настойчивые звонки в дверь. Пока она бежала открывать, сердце бешено колотилось, неужели что-то с родителями? Уже у самой двери она спохватилась: тогда бы скорее по телефону стали звонить. Осторожно выглянув в щелку, она заметила за матовым стеклом общей двери маячащий силуэт.

— Кто? — крикнула.

— Доставка! — рявкнули в ответ.

— Вы ошиблись. Я ничего не заказывала.

— Мне без разницы. У меня ваш адрес. Велели доставить.

— Сейчас халат надену и выйду.

За халатом, впрочем, Ирина не пошла. Натянула поверх ночнушки пальто. На лестничной площадке стоял, зевая, молодой человек в униформе. Едва Ирина открыла, он сунул ей под нос квитанцию.

— Ваш адрес?

— Мой, — подтвердила она.

— Имя ваше?

— Мое.

— Тогда обязаны расписаться.

— Ноя…

— Не распишитесь, меня уволят, — с напором проговорил посыльный.

Ира расписалась, после чего ей был вручен огромный букет синих ирисов.

— От кого? — ахнула она.

— Вам лучше знать, — кинул на нее многозначительный взгляд молодой человек. — Я всего лишь посыльный, — добавил он, входя в лифт.

— И записки нет?

— Не-а. — Напоследок он ехидно оглядел Ирину с ног до головы. — Что, мужиков так много? Запутались?

«Хам!» — хотела крикнуть Ирина в ухмыляющуюся физиономию, но лифт с посыльным уже уехал.

Дома, увидев собственное отражение в зеркале, она ужаснулась. Ну и видок! Лицо заспанное, опухшее. Волосы торчком. Смятая ночная рубашка, выглядывающая из-под пальто и голые синюшные ноги в шлепанцах. С букетом роскошных ирисов плохо сочетается! И, главное, от кого цветы? Никогда еще ей через посыльного букеты не дарили! Наверное, Лев. Его работа. Марлинский далеко. С вдовцом они накануне ночью первый раз поговорили. Не повод для цветов на дом. Отношения еще не те. А Лев, как она уже знала, любит дарить цветы. Видимо, тоже что-то почувствовал и счел за лучшее, не дожидаясь субботы, произвести дополнительное впечатление.

Заваривая кофе, Ирина терзалась сомнениями. Вежливость требовала позвонить Льву с благодарностями. Жест-то и впрямь красивый. Но так не хотелось утром с ним разговаривать! Оставить до субботы, когда по-любому с ним увидится? Оскорбительно. Не заслужил он от нее такой холодности.

Ира выпила кофе, вымыла чашку и устало направилась к телефону. Быть одной, конечно, несладко. Однако с шлейфом поклонников тоже, оказывается, тяжело и обременительно. Каждый требует внимания и покушается на твое время. То есть с Марлинским общение, кроме радости, ничего не доставляет. Но Лев, не говоря уже о вдовце, точно лишний. Зря она Дашку послушалась. Не тот у нее характер. Не доставляет ей удовольствия нескольких мужиков сразу за нос водить. — Ну может, немного греет самолюбие, и только.

Лев по домашнему телефону не отозвался. И по мобильнику оказался недоступен. Теперь она могла с чистой совестью отложить разговор до вечера.

Василий, как и договорились, позвонил в домофон ровно в четыре. Она спустилась. Возле подъезда стоял серый «Ауди». Василий вышел навстречу и открыл заднюю дверцу. «С шофером приехал, — отметила Ира. — Ой, пыль в глаза пускает!»

Как оказалось, Ирина была не права. Как объяснил Василий, после вернисажа намечен банкетик, потому и за руль сам не сел.

«Любит выпить», — невольно констатировала Ирина.

Вдовец весь путь до галереи громко разглагольствовал на тему, какие они близкие друзья с виновником торжества, как тот настойчиво просил его сегодня быть, как обрадуется, увидев его со столь очаровательной спутницей, сколь растет знаменитость этого художника, как неуклонно дорожают его работы и так далее и тому подобное в том же духе.

Выставка располагалась в нескольких залах галереи, заполненных народом. То и дело мелькали лица, знакомые Ирине по телеэкрану, газетам и журналам.

Василий потащил Ирину знакомить с художником. Впечатления она на него явно не произвела. Он бегло кивнул, потрепал Василия по плечу, бросил ему пару слов и переключил внимание на кого-то еще.

— Могучий человечище, правда? — с восхищением произнес вдовец.

Ирине возразить было нечего. Художник был почти двухметрового роста, с полуметровой смоляной бородой, с косой саженью в плечах и по меньшей мере пятидесятым размером ноги. Сапожищи на нем, во всяком случае, были огромные, хромовые, и брюки он в них заправил.

— Соль русской земли, — продолжал восторгаться вдовец.

Ирина молча кивала.

— Пойдем, работы его покажу! — захлебывался от преклонения Василий. — Сама убедишься, какой грандиозный художник. Нет, конечно, пока не Шилов… А-а-а, — по-своему истолковал ее молчание он, — тебе, наверное, Глазунов больше нравится.

— Да, в общем, я между ними особой разницы не вижу, — сказала Ирина, которой уже не нравились ни тот, ни другой ухажер.

Василий растерянно промолчал, потом вдруг улыбнулся.

— Да ты не робей. Я в этом искусстве тоже мало чего понимаю. Но талант-то сразу видно.

Вот, возьми, Айвазовский: мощь! Каждому ясно. Или там Шишкин. Спору нет. А вот эти кубики всякие…

— Вы имеете в виду «Черный квадрат»? — поинтересовалась она.

— Ну хоть бы и его. Как его… этого? Который нарисовал.

— Написал, — поправила Ирина. — Малевич.

— Вот! Даже фамилия соответствующая. Намалевал! Так и я могу. А ты попробуй, чтобы картина тютелька в тютельку как в жизни получилась. Не каждому дано. А вот у Андрюхи выходит. Смотри!

На Ирину с холста взирал Жириновский во всех подробностях, вплоть до последней поры на носу.

— А этот! — уже демонстрировал ей следующее полотно Василий.