Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих - Страница 60

Нет, господа, вашими устами говорит не осадное положение — это говорит настоящий, переведенный на берлинский язык Одилон Барро со всей его ограниченностью, со всем его бессилием, со всеми его благими пожеланиями.

Ни один революционер не может быть столь бестактен, столь детски наивен, столь труслив, чтобы отрекаться от революции как раз в тот момент, когда контрреволюция празднует свои самые блестящие победы. Если он не может говорить — он действует, а если он не может действовать — он предпочитает совершенно молчать.

Но, быть может, господа из «National-Zeitung» ведут хитрую политику? Быть может, они для того выражаются так смиренно, чтобы накануне выборов привлечь на сторону оппозиции еще часть так называемых умеренных?

Уже в первый день после того, как на нас обрушилась контрреволюция, мы сказали, что отныне существуют только две партии: «революционеры» и «контрреволюционеры»; только два лозунга: «демократическая республика» или «абсолютная монархия». Все, что находится посередине, это уже не партии— это лишь фракции. Контрреволюция сделала все, чтобы подтвердить сказанное нами. Выборы — самое блестящее подтверждение наших слов.

А в такое время, когда партии так резко противостоят друг другу, когда борьба ведется с величайшим ожесточением, когда только подавляющее превосходство сил организованной солдатни препятствует тому, чтобы борьба была решена с оружием в руках, — в такое время прекращается всякая политика посредничества. Нужно быть самим Одилоном Барро, чтобы в такое время играть роль Одилона Барро.

Но у наших берлинских Барро свои оговорки, свои условия, свои интерпретации. Они нытики [Heuler][184], но отнюдь не простые нытики; они нытики с оговорочкой, нытики из тихонькой оппозиции:

«Но мы хотим новых законов, каких требуют пробудившийся свободный дух народа и принцип равноправия; мы хотим истинного демократически-конституционного строя» (т. е. истинной бессмыслицы); «мы хотим спокойствия, которое держится не на одних только штыках и осадных положениях, — спокойствия, которое представляет собой политически и нравственно (!) обоснованное успокоение умов, вызванное подтвержденным делами и мероприятиями убеждением, что каждому классу народа его право и т. д. и т. п.»

Мы можем избавить себя от труда дописывать до конца эту фразу, составленную применительно к осадному положению. Достаточно сказать, что эти господа «хотят» не революции, а только небольшого букета из результатов революции: немного демократии, но также и немного конституционализма, некоторые новые законы, устранение феодальных учреждений, буржуазное равенство и т. д. и т. п.

Другими словами, господа из «National-Zeitung» и из круга бывшей берлинской левой, органом которых она является, хотят добиться от контрреволюции как раз того, из-за чего контрреволюция их разогнала.

Ничему не научились и ничего не позабыли!

Господа эти «хотят» все таких вещей, каких они никогда не добьются иначе, как путем новой революции. А новой революции они не хотят.

Ведь новая революция принесла бы им, кроме того, и нечто совершенно отличное от вышеприведенных скромно-буржуазных требований. И потому господа эти совершенно правы, не желая революции.

Но, к счастью, историческое развитие мало заботится о том, чего «хотят» или «пе хотят» господа Барро. Парижский прототип Барро тоже «хотел» 24 февраля добиться совсем скромных реформ, а в особенности министерского портфеля для себя; и едва он дождался того и другого, как волны захлестнули его, и он исчез со всеми своими добродетельными мелкобуржуазными сторонниками в революционном потопе. Вот и теперь, когда он, наконец, снова добился министерского поста, он снова «хочет» разных вещей; по ничто из того, чего он хочет, не осуществляется. Такова искони судьба всех Барро. Та же участь постигнет и берлинских Барро.

При осадном положении или без него они будут по-прежнему докучать публике своими благими пожеланиями. Самое большее, что им удастся, — это провести немногие из своих пожеланий на бумаге. А затем они получат отставку либо от короны, либо от народа. Но так или иначе, отставку они получат.

Написано К. Марксом 25–27 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 205 и во втором выпуске № 207; 26 и 28 января 1849 г.

Перевод с немецкого

ПОЛОЖЕНИЕ В ПАРИЖЕ

Париж, 28 января. Опасность народного восстания пока что устранена голосованием палаты против неотложности запрещения клубов, т. е. против запрещения клубов вообще. Но надвигается новая опасность: опасность государственного переворота.

Достаточно прочитать сегодняшний «National», чтобы сказать, что в каждой строчке виден страх перед государственным переворотом.

«Сегодняшнее голосование — смертельный удар для кабинета, и пусть гг. Одилон Барро, Фоше и tutti quanti {иже с ними. Ред.} попробуют еще цепляться за свои портфели».

Пока «National» как будто еще настроен бодро. Но послушайте окончание фразы: «… не восставая открыто против духа и буквы конституции?»

А что стоит гг. Одилону Барро, Фоше и tutti quanti открыто восстать против конституции? С каких это пор Барро и Фоше в восторге от конституции 1848 года?

«National» уже не грозит министрам — он убеждает их, что они должны подать в отставку, он убеждает президента, что он должен их уволить. И это в стране, где отставка министров после такого голосования уже тридцать лет считается само собой разумеющейся!

Президент республики, — говорит «National», — поймет, надо надеяться, что большинство палаты и кабинет совершенно расходятся друг с другом, что отставкой кабинета он укрепит свою связь с большинством, что только одно препятствие мешает установлению доброго согласия между ним и большинством — кабинет министров.

Мало того, «National» старается предоставить министерству возможность почетного отступления: он желает, чтобы было снято обвинение, предъявленное министрам. Голосование палаты — достаточная кара для них. Крайнюю же меру надо-де приберечь на тот случай, если министры действительно нарушат конституцию каким-нибудь определенным действием.

Да, — восклицает под конец «National», — все обязывает кабинет подать в отставку; его собственные заявления связывают его настолько, что он, по нашему мнению, вряд ли осмелится остаться у власти. Г-н Барро заявил сегодня вечером, что, если Собрание проголосует против неотложности предложения, оно само возьмет на себя ответственность за последующие события. Ну, и прекрасно, если прекращается ответственность, должна прекратиться также и власть. Коль скоро кабинет не желает нести ответственности за события, он не должен также и руководить ими. Сняв с себя ответственность, г-н Барро тем самым положил на трибуну свое прошение об отставке.

Короче говоря, «National» не верит в добровольную отставку министерства и столь же мало верит в его увольнение президентом.

По если министерство не намерено считаться с голосованием Собрания, то у него не остается ничего другого, как — государственный переворот.

Роспуск Национального собрания и подготовка монархической реставрации с помощью военной силы — вот что проглядывает из-за опасений «National» по поводу того, что министерство останется на своем посту.

Поэтому «National» и красные газеты умоляют народ во что бы то ни стало соблюдать спокойствие, не давать ни малейшего повода для насильственных мер, так как каждая вспышка мятежа может только укрепить падающий кабинет, только послужит на пользу роялистской контрреволюции.

Что государственный переворот все приближается, — доказывают столкновения между Шангарнье и офицерами мобильной гвардии. «Bouchers de Cavaignac» {«Мясники Кавеньяка». Ред.} не проявляют ни малейшего желания быть использованными для роялистского переворота. Поэтому они должны быть распущены. Они ропщут — и Шангарнье угрожает пустить в ход против них сабли, сажает их офицеров под арест.