Собрание сочинений. Том 2 - Маркс Карл Генрих - Страница 101

Что заработная плата падает с усовершенствованием машин, это буржуазия тоже яростно опровергает, между тем как рабочие не перестают это утверждать. Буржуазия уверяет нас в том, что, хотя с усовершенствованием производства поштучная плата понизилась, недельная плата, тем не менее, в общем скорее повысилась, чем понизилась, и положение рабочих скорее улучшилось, чем ухудшилось. Трудно ответить точно на этот вопрос, так как рабочие большей частью ссылаются на падение поштучной платы; при всём том несомненно, что в различных отраслях труда и недельная плата понизилась с внедрением машин. Так называемые тонкопрядильщики, изготовляющие тонкую пряжу на мюль-машине, получают, правда, высокую заработную плату, от 30 до 40 шилл. в неделю, ибо они организованы в сильный союз для борьбы против снижения заработной платы и труд их требует долгого обучения. Зато обыкновенные прядильщики, которым приходится конкурировать с неприменяемыми при изготовлении тонкой пряжи автоматическими станками (сельфакторами) и союзу которых введение этих машин нанесло большой удар, получают очень низкую плату. Один из таких рабочих говорил мне, что он зарабатывает не более 14 шилл. в неделю, и это совпадает с данными Лича, что на различных фабриках обыкновенные прядильщики зарабатывают меньше 161/2 шилл. в неделю и что прядильщик, зарабатывавший три года тому назад 30 шилл. в неделю, теперь с трудом может заработать 121/2 шилл. и за последний год в среднем зарабатывал не больше. Заработная плата женщин и детей, правда, упала меньше, но только потому, что она с самого начала была невысокая. Я знаю многих женщин, вдов с детьми, которые с трудом зарабатывают в неделю от 8 до 9 шилл., а что на эти деньги нельзя прилично прожить с семьёй, признаёт каждый, кто знаком с ценами на предметы первой необходимости в Англии. Все рабочие единодушно утверждают, что с усовершенствованием машин заработная плата вообще понижается. И на каждом рабочем собрании в фабричных округах можно убедиться в том, что сами рабочие считают вопиющей ложью утверждение промышленной буржуазии, будто с введением машин положение рабочего класса улучшилось. Но если бы даже было верно, что упала только относительная заработная плата, именно поштучная плата, а абсолютная, т. е. вырабатываемая рабочим в неделю сумма, осталась без изменения, то что же из этого следует? Только то, что рабочие должны спокойно смотреть, как господа фабриканты набивают карманы, извлекая выгоды из каждого усовершенствования и не уделяя им, рабочим, и ничтожной доли. Буржуазия, когда она борется против рабочих, забывает даже самые элементарные основы своей собственной политической экономии. Эта буржуазия, которая в других случаях клянётся Мальтусом, в ужасе кричит рабочим: а где бы нашли работу те миллионы жителей, на которые увеличилось население Англии, если бы не было машин?{122} Какая нелепость! Как будто буржуазия сама не знает прекраснейшим образом, что если бы не машины и вызванный ими расцвет промышленности, эти «миллионы» вообще не появились бы на свет и не достигли бы зрелого возраста! Если машины и принесли какую-нибудь пользу рабочим, то только тем, что доказали им необходимость такого социального преобразования, которое заставит машины работать уже не во вред, а на пользу рабочим. Пусть мудрые господа буржуа спросят у подметальщиков улиц в Манчестере или ещё где-нибудь (теперь, правда, и это уже позади, так как и для этого изобретены и применяются машины), пусть спросят у тех, кто продаёт на улице соль, спички, апельсины, шнурки для ботинок и т. п. или вынужден просить милостыню, кем они были раньше, и многие из них ответят: фабричными рабочими, которых машины лишили работы. Усовершенствование машин при современных социальных условиях может иметь для рабочих только неблагоприятные и часто очень тяжёлые последствия; каждая новая машина приносит с собой безработицу, нужду и нищету, а в такой стране, как Англия, где и без того почти всегда имеется «избыточное население», увольнение с работы в большинстве случаев является худшим из того, что может постигнуть рабочего. Нечего говорить о том, какое деморализующее, обескураживающее действие оказывает эта неуверенность в завтрашнем дне, вытекающая из непрерывного развития техники и связанной с ним безработицы, на рабочего, положение которого и без того уже достаточно шатко! Чтобы не впасть в отчаяние, рабочему и здесь остаётся только два пути: внутренний и внешний протест против буржуазии, или пьянство и вообще беспутство. И английские рабочие прибегают и к первому, и ко второму. История английского пролетариата повествует о сотнях бунтов против машин и против буржуазии вообще, а о беспутстве мы уже говорили; оно является, конечно, лишь, своеобразной формой отчаяния.

Всего хуже приходится тем рабочим, которые вынуждены конкурировать со вновь внедряемой машиной. Цена изготовляемого ими товара определяется ценой того же товара, изготовленного машиной, а так как машинное производство обходится дешевле ручного, то конкурирующий с машиной рабочий получает самую низкую заработную плату. То же относится и к рабочему, работающему на старой машине, если ему приходится конкурировать с новейшими, усовершенствованными машинами. Конечно, кто же ещё должен нести убытки? Фабриканту жалко выбросить старую машину, но ему также не хочется терпеть убыток; с неодушевлённой машины нечего взять, и вот он набрасывается на живого рабочего, козла отпущения всего общества. Из этих рабочих, которые вынуждены конкурировать с машинами, всего хуже живётся ручным ткачам, работающим в хлопчатобумажной промышленности. Они получают самую низкую заработную плату, и даже когда работы вдоволь, они не в состоянии заработать больше 10 шилл. в неделю. Механический ткацкий станок отбивает у них одну отрасль ткацкого дела за другой; кроме того ручной станок является последним убежищем всех рабочих, лишившихся работы в других отраслях труда, так что рабочие руки здесь всегда имеются в избытке. Вот почему ручной ткач в средние периоды считает себя счастливым, если может заработать в неделю 6–7 шилл., а чтобы заработать даже эту сумму, ему приходится сидеть за своим станком по 14–18 часов в сутки. К тому же для изготовления большинства тканей требуется сырое помещение, чтобы нить но рвалась ежеминутно, и вот отчасти из-за этого, отчасти вследствие бедности рабочих, которые за лучшую квартиру платить не могут, в мастерских ручных ткачей почти никогда нет ни дощатого, ни каменного пола. Мне пришлось посетить немало ручных ткачей; жилища их помещались в самых запущенных, самых грязных дворах и улицах, обычно в подвалах. Нередко пять-шесть таких ткачей, причём некоторые из них женатые, живут в домике, состоящем из одной или двух рабочих комнат и большой общей спальни. Пища их состоит почти исключительно из картофеля, иногда из небольшого количества овсяной каши, редко из молока и почти никогда они не видят мяса; очень многие из них ирландцы или ирландского происхождения. И эти несчастные ручные ткачи, которых прежде всего касается каждый кризис и которым дольше всех приходится страдать от его последствий, ещё должны служить буржуазии орудием для отражения нападок на фабричную систему! Посмотрите, — восклицает с торжеством буржуазия, — посмотрите, как плохо приходится этим бедным ткачам, между тем как фабричным рабочим живётся хорошо, и тогда только судите о фабричной системе!{123} Как будто не сама фабричная система с её машинами виновна в том, что положение ручных- ткачей так плохо, как будто буржуазия сама этого не знает так же хорошо, как и мы! По здесь затронуты интересы буржуазии, поэтому она не остановится перед тем, чтобы лишний раз солгать или прибегнуть к лицемерию.

Присмотримся поближе к тому факту, что развитие машинного производства всё более и более вытесняет работу взрослых мужчин. Работа при машинах, как прядильных, так и ткацких, сводится главным образом к связыванию разорванных нитей, а всё остальное делает машина; для этой работы не требуется никакой силы, зато требуется большая гибкость пальцев. Вот почему взрослые мужчины для этого не только не нужны, но даже, вследствие более сильного развития мышц и костей их рук, менее пригодны, чем женщины и дети, и потому из этой отрасли труда они почти совершенно вытеснены. Таким образом, по мере того как деятельность рук и мускульное напряжение заменяется, с введением машин, силой воды или пара, необходимость использовать взрослых мужчин отпадает, а так как женщины и дети не только получают более низкую плату, но, как уже сказано, более пригодны к этой работе, чем мужчины, то они и занимают их место. В прядильнях при ватер-машинах работают только женщины и девушки, при мюль-машинах — один взрослый мужчина-прядильщик (который с применением сельфакторов становится излишним) и несколько присучальщиков для связывания нитей, большей частью женщин и детей, порой молодых мужчин 18–20 лет, иногда старых, лишившихся работы прядильщиков{124}. У механических ткацких станков работают большей частью женщины от 15 до 20 лет и старше, иногда и мужчины, которые, однако, редко остаются при этом занятии после двадцати одного года. В прядильнях у ровничных машин тоже встречаются только женщины, в крайнем случае несколько мужчин бывают заняты точкой и чисткой чесальных машин. Кроме того на всех фабриках находят работу ещё известное число детей, занятых сниманием и насаживанием шпулек (doffers), несколько взрослых мужчин-надсмотрщиков в мастерской, один механик и один машинист для обслуживания паровой машины, а также плотники, сторожа и т. п. Но основная работа производится женщинами и детьми. Фабриканты отрицают также и это и даже обнародовали в прошлом году обстоятельные таблицы, которые должны были доказать, что машины вовсе не вытесняют взрослых мужчин. Из этих таблиц явствует, что женщины составляют более половины (52 %) всех фабричных рабочих, мужчины около 48 % и что более половины всех этих рабочих старше 18 лет. Всё это действительно так, но господа фабриканты предусмотрительно не сообщают нам, сколько же взрослых рабочих было мужского пола и сколько — женского, а в этом всё дело. Они и так явно внесли в таблицы механиков, плотников и вообще всех взрослых мужчин, находящихся в каком-нибудь соприкосновении с фабрикой, быть может, даже конторщиков и т… п., и тем не менее у них не хватает смелости сказать всю правду. Таблицы эти вообще пестрят фальсифицированными, искажёнными, подтасованными данными и средними числами, импонирующими несведущему человеку и ничего не доказывающими человеку искушённому; они умалчивают о важнейших вопросах и доказывают только слепой эгоизм и недобросовестность авторов-фабрикантов. Из речи лорда Эшли в палате общин 15 марта 1844 г. в защиту законопроекта о десятичасовом рабочем дне мы заимствуем некоторые сведения о возрасте и поле рабочих, сведения, не опровергнутые данными фабрикантов, которые к тому же касаются только части английской фабричной промышленности. Из 419560 фабричных рабочих Великобритании (1839 г.) 192887 человек, т. е. почти половина, были моложе 18 лет; 242296 были женского пола, из них 112192 моложе 18 лет. Таким образом, получается, что из рабочих мужского пола 80695 были моложе 18 лет, а взрослых мужчин-рабочих насчитывалось всего 96569, или 23 %, т. е. меньше четверти общего числа рабочих. На хлопчатобумажных фабриках женщины составляли 56.4 %, на фабриках шерстяных изделий — 691/2 % на шёлковых фабриках — 701/2 %, на льнопрядильных — 701/2 %. Этих цифр, думается, достаточно, чтобы доказать вытеснение взрослых мужчин-рабочих; стоит, впрочем, зайти на первую попавшуюся фабрику, чтобы убедиться в этом. В результате неизбежно опрокидывается существующий общественный распорядок, и этот перелом, будучи насильно навязан рабочим, имеет для них самые гибельные последствия. Прежде всего, работа женщин совершенно разрушает семью; ведь если жена проводит на фабрике 12–13 часов в день, а муж работает не меньше там же или где-либо в другом месте, то какова может быть судьба их детей? Они растут совсем без надзора, как сорная трава, или же их оставляют на попечении посторонних лиц, получающих за это один или полтора шиллинга в неделю, а как те с ними обращаются, нетрудно себе представить. Вот почему в фабричных округах ужасающим образом растёт число несчастных случаев с малыми детьми, оставленными без надзора. По записям манчестерского следователя (согласно данным комиссии по обследованию фабричного труда, доклад д-ра Хокинса, стр. 3), за 9 месяцев погибло от ожогов 69 детей, утонуло — 56, разбилось насмерть — 23, погибло вследствие других несчастных случаев — 77, т. е. всего было 225 несчастных случаев{125}, между тем как в нефабричном Ливерпуле в течение 12 месяцев было всего 146 несчастных случаев со смертельным исходом. Несчастные случаи в угольных копях не входят в эти данные ни по тому, ни по другому городу, и нужно ещё иметь в виду, что власть манчестерского следователя не простирается на Солфорд, и поэтому население обоих рассматриваемых округов можно считать приблизительно одинаковым. — Газета «Manchester Guardian» почти в каждом номере сообщает об одном или нескольких случаях тяжёлых ожогов. Само собой понятно и вполне доказано фактами, что работа матерей является также одной из причин, которые увеличивают высокую смертность малых детей. Женщины возвращаются на фабрику часто уже через три-четыре дня после родов, оставив, конечно, грудного ребёнка дома; в свободные часы они торопятся домой, чтобы накормить ребёнка и самим кое-что перехватить. Что это за кормление — легко себе представить. Лорд Эшли приводит показания нескольких работниц.