Последняя победа - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 4

Казачка вытянула руку, и та на глазах Митаюки обратилась в сосновый сук, покрытый лохматой коричневой корой, с двумя мохнатыми от иголок ветками на конце.

– Научи… – сдавленно выдохнула юная чародейка.

– Не о том беспокоишься, чадо, – покачала головой казачка. – В порубежье обереги сгорают, а у тебя баловство одно на уме.

– И что мне до них? – отмахнулась Митаюки, провела пальцами по шелушащейся коре. – Она и на ощупь шершавая.

– А каким еще дерево быть может? – недовольно буркнула служительница смерти, и сосновый сук снова обратился в девичью руку. – Все же ты размякла, чадо. Вовсе опасности не чуешь.

– В верховье Ямтанга? – Митаюки мотнула головой. – Одинокий колдун? Какая от него может быть опасность?

– Крохотный родник, бьющий в лесной чаще, через сотню верст становится полноводной рекой, – назидательно ответила обернувшаяся казачкой ведьма, – а тоненькая стрела, удачно попавшая в тушу, способна свалить огромного дракона. Тебе не о том беспокоиться надобно, как облик менять, а в будущее научиться заглядывать. Дабы чуять, каковая из бед мелкая и сама рассосется, а каковая лавину с места своего сталкивает.

– Ты раскроешь мне сию тайну, мудрая Нинэ-пухуця?

– Для того, чадо, и пришла, – степенно кивнула казачка. – Ибо поняла, что без сего умения тебе далее не управиться. Единственная ты у меня ученица. Коли ты пропадешь, то и учение мое сгинет. Тебе надобно побеждать.

– Я готова, мудрая Нинэ-пухуця!

– Верю, чадо, – кивнула казачка. – Но сегодня нет времени на уроки. Маг уже вошел в верховье. Гадание говорит, что он разрушит твою страну. Я слишком ценю тебя, чтобы не предупредить о таком будущем.

– Проклятье! – Митаюки мгновенно забыла и о чудесных способностях могучей гостьи менять по своему желанию внешность, и об обещанных уроках. – Кто это?! Что задумал?! Кому служит?! Как нападет?

– Это очень сильный, но невероятно глупый и самовлюбленный колдун, – ответила Нинэ-пухуця. – Ты с ним встречалась, его зовут Енко Малныче. Служит он белым дикарям, зла им не желает. Плану сложному и опасному в его тупой деревянной голове взяться неоткуда. Но беду он несет с собой страшную. Уж не знаю, откуда она возьмется, но случится. Страна сия твоя, тебе ее и спасать.

– Благодарю тебя за предупреждение, учительница… – Митаюки в задумчивости прикусила губу.

Первым порывом правительницы было послать на перехват отряд из новообращенных воинов, поймать дурного колдуна и спалить на костре, как бесовское порождение… Однако неприятной особенностью всех пророчеств всегда является то, что они предсказывают не просто события, но и результат противодействия им. Уж в скольких, легендах и сказаниях рассказывалось, как предреченное убийство отца сыном случалось только потому, что отец доводил сына до бешенства необоснованными подозрениями, как армии терпели поражения из-за того, что вождь бросал удачную позицию, испугавшись предсказанного разгрома, как бежавшие от предсказанной гибели племена вымирали, откочевывая с мест безопасных в места эпидемий. Рубанув сплеча, можно запросто снести собственную голову. Чтобы не навредить, следовало определить источник опасности и аккуратно устранить именно его, а не крушить все подряд.

Вот только кто способен выполнить столь важное поручение, требующее ума и решительности?

Митаюки-нэ подняла взгляд на старуху и увидела свое отражение: юную узкоглазую курносую красавицу с лицом цвета полуденного песка; большегрудую, широкобедрую, одетую в роскошное платье и укутанную в беличий плащ.

Ну да, само собой… Больше такого дела поручить просто некому.

– Не беспокойся, никто не заметит разницы, – кивнула поклонница смерти. – И если ты управишься за три дня, то мне даже не понадобится подменять тебя на супружеском ложе.

– Я потороплюсь, – пообещала юная чародейка и решительно вышла из спальни.

Глава II

Три длинные и узкие лодки, сделанные из кожи нуера, натянутой на каркас из упругих ивовых стволов и сшитой сосновыми корнями, стремительно скользили по глади полноводной реки, укрытой от глаз летучих разведчиков кронами плакучих ив и склонившихся к самой воде берез. Пять воинов в каждой, пятнадцать широких лопастей, пятнадцать копий, пятнадцать мечей с обсидиановыми лезвиями, пятнадцать смертоносных палиц с тяжелым навершием из отточенных речным перекатом красных, черных и белых камней.

Законы и обычаи сколько угодно могли считать Митаюки-нэ пленницей, наложницей, рабыней. Однако законы исполняются людьми. Люди знали, кто именно договаривался с вождями рода нуеров от имени белых дикарей, а с дикарями от имени народа сир-тя; люди знали, кто доносил племенам Ямтанга учение о новом боге, совершенно непонятное в устах отца Амвросия, но простое и ясное в пересказе девушки; люди знали, кто проводит долгие ночи в одной постели с великим белокожим атаманом и способен в любой миг поведать ему о каждом что-то хорошее либо что-то плохое. И потому, когда девушка пришла к стоянке рода Тархад и сказала, что ей нужны три лодки и твердые в вере воины, то единственной сложностью стало выбрать нескольких самых крепких бойцов из доброй сотни добровольцев.

И вот теперь чародейка сидела на корме, опустив в воду указательный палец, и прислушивалась к слабому шипению разрезаемой им глади.

Назад утекали излучины и перекаты, омуты и отмели, проплывали лесные заросли и луга, камышовые поля и вцепившиеся узловатыми корнями в обрывы сосновые боры. Время от времени путникам встречались поселки тотемников. И каждый раз с завидной неизменностью между хижинами и водой, словно защищая людей от прячущихся в реке опасностей, на утоптанных полянах возвышались величавые кресты – пахнущие свежим деревом, все еще влажные и белые.

Новая вера распространилась далеко, очень далеко окрест – и Митаюки испытывала законную гордость от понимания столь великого успеха. Ведь это сделала она, только она, превратив обитателей завоеванной земли в преданных слуг собственных поработителей! А поработителей – в своих личных воинов.

Юная чародейка полуприкрыла глаза и отпустила сознание, перестав размышлять и только лишь слушая, вдыхая и выдыхая, обоняя, пропитываясь миром вокруг, привычно растворяясь в нем, и вскоре стала частью этой природы, этих лесов, кустарника, земли и ручьев. Это было блаженство: шелестеть среди ветвей, синеть глубоким небом, переливаться отблесками в болотных окнах, отъедаться листвой, выклевывать червяков, таиться в засаде, отдыхать в траве на просторной, залитой солнцами поляне…

Мир вокруг был счастлив, привычен и уравновешен. Все естественно, все на своих местах, все правильно и неизменно, кроме одного маленького тревожного пустяка. Небольшого пятна, что двигалось строго на восток, не проявляя интереса ни к пище, ни к теплу; излучавшего беспокойство, а не безмятежность.

– Правьте к берегу, – открыла глаза Митаюки. – Справа должен быть ручей. Поднимитесь по нему, сколько получится. Дальше пойдем пешком.

Ручей обманул ожидания девушки – его глубины хватило для лодок всего на несколько сотен шагов. Однако он стал неплохой тропинкой, позволив воинам пройти по руслу, словно по тропе, в самую гущу непролазных зарослей. К сумеркам они вышли на край заросшей рогозом топи, над которой стелился слабый сизый дымок.

– Наш гость совсем рядом, – полушепотом предупредила колдунья. – Помните о вере своей, братья во Христе! Коли тревожно на душе станет, крестик нательный в кулаке сожмите и молитву читайте, какую помните. Близко не приближайтесь, приказа ждите. Но коли кликну, не медлите!

Она двинулась дальше, к огню, на ходу растворяясь в воздухе. Но когда до костра одинокого путника и топчущегося среди кустарника ящера, шумно пожирающего свежую зелень, оставалось с десяток саженей, сидящий спиной к ней мужчина внезапно громко сказал:

– Я чую твою вонь, прислужница смерти. Твои потуги на чародейство смешны и нелепы.