Возрастные кризисы - Шихи Гейл - Страница 52

Розалин провела здесь уже два года. Она дала себе слово продержаться три года, исповедуя основное правило калифор-нийцев: не принимать ничего близко к сердцу. Туман ее девических иллюзий рассеялся, и она столкнулась с неискоренимым чувством пустоты.

«Думаю, я такая же, какой и была. Мне не удалось обрести никакие возвышенные поэтические чувства».

Переселившись в Калифорнию, она каждый день делала одно и то же: погрузившись в себя, переключала телевизионные каналы, читала статьи в журналах и ела сладости — и все это одновременно. Она не концентрировала свои мысли на чем-нибудь. Ей важно было просто чем-то занять себя. У нее был и иной выбор: контакты с другими людьми.

Другие люди. Вероятно, в том, как она описывает их — со смешанным чувством уважения, — и лежит ключ к разгадке ее затруднительного положения. Сейчас она уже не стремится не походить на ничего не делающих поклонников Сиддхартхи и наслаждающихся жизнью отшельников. «Они меня разочаровали». В тридцать два года Розалин начала, наконец, возвращение в мир взрослых. Это происходило медленно и мучительно.

Однажды она сидела после обеда на берегу идиллического озера, вся в слезах, и думала:

«Я очень сильно завишу от других людей и других вещей, так как сама из себя ничего не представляю. У меня нет работы. У меня есть дети. В моей жизни не было ничего, кроме материнской заботы. Вот так».

Даже осознание своего зависимого положения было для нее шагом вперед. Это можно было представить как восстание Розалин против своих родителей. Она оставила этот конфликт неразрешенным: просто перенесла свою зависимость на идеального мужа, затем на искусственно водруженного на пьедестал любовника, затем на местечко Сейфвей, а в последний год — на Кармел. Она пыталась заполнить внутреннюю пустоту различными событиями.

В процессе борьбы за личную независимость, как пишет Эдит Якобсон в статье для журнала американской ассоциации психоаналитиков, такие люди могут умалить заслуги своих родителей и с презрением отойти от них в юности. Но, став взрос-шми, они продолжают подражать им, возлагая надежды на других людей или группы, чрезмерно восторгаясь ими, затем снова начинают выступать против фантомов своих родителей и ищут другой объект для восхваления и подражания. Не разрешив этот конфликт, они зацикливаются на юношеском этапе развития.

Розалин говорила: «Меня беспокоит возвращение в мир. Я думаю, что это нужно делать медленно и постепенно. В следующее лето я переезжаю в Лос-Анджелес. Мне не хватает уверенности в своих силах, и я не знаю, смогу ли найти для себя работу и быть интересной. Я также не знаю, удастся ли мне выйти из этого состояния и что-нибудь сделать. Но я должна попытаться».

Иногда чувство долга является подарком.

Через несколько месяцев Розалин все же переехала в Лос-Анджелес. Ее дети рыдали на заднем сидении: «Мама, мы хотим вернуться к папе». Мать добродушно подшучивала над ними: «Дети, мы увидим пальмы, Голливуд и кинозвезд».

Когда я встретилась с Розалин в арендованном ею домике на Голливудских холмах, она уже совершила следующий шаг. В пишущую машинку было вставлено ее резюме. Мы говорили о ее возможной работе в качестве корректора сценариев. Но в действительности я думала о другом. Розалин должна была вновь обрести индивидуальность, которая была у нее пятнадцать лет назад, и освоиться с нею.

«Все здешние жители — евреи из Бруклина, как и я! Мне с ними интересно, таких людей я раньше не встречала. Это можно сравнить разве что с возвращением домой».

Пройдя весь цикл развития, Розалин вернулась в Нью-Йорк. Она получила работу в крупном издательстве. Через год — ей уже стукнуло тридцать пять — Розалин позвонила мне с острова Файр: «Я выехала сюда с детьми и человеком, которого мы все любим, и сейчас пишу книгу».

Это была уже третья ее книга.

Вернемся в период осознания своих тридцати. Когда мы в первый раз говорили об этом периоде, казалось, что его трудности неразрешимы. Мы встретились с супружескими парами, в которых из-за непоследовательности и отсутствия взаимопонимания накапливалось напряжение. Но мы также наблюдали супружеские пары, которым удавалось найти выход из этого положения. Проблема этого периода далеко не всегда связана с карьерой. Люди решают ее, занимаясь карьерой и не занимаясь ею. Некоторые люди решают ее, осознав свое зависимое положение, кто-то продолжает с ним мириться. В любом случае проблему надо решать, а не закрывать на нее глаза. Роз, например, обнаружила свой путь, экспериментируя с альтернативным образом жизни, который оказался более удобным для нее. Если бы она оставалась механизмом для совершения покупок, то в середине жизни пришла бы к мужу и гневно обвинила его: «Ты виноват в том, что я не раскрыла свои творческие возможности».

Период осознания своих тридцати требует индивидуального подхода, но в любом случае необходимо одно — желание изменений.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ: Я УНИКАЛЕН

Вероятно, кто-то возмутится: «А при чем тут я? Я абсолютно не похож на тех людей, о которых вы тут говорите. Они просто зависят от условностей нашего общества. А я уникален».

Люди отличаются друг от друга различными моделями поведения в зависимости от того, какой выбор они делают в двадцатилетнем возрасте. У нас только одна жизнь. Любой выбор означает для нас ограничение одной линии развития и более полное развитие другой. В зависимости от различных моделей поведения каждый из нас по-своему разыгрывает свою роль в жизни.

Эти различия заинтриговали и сначала даже озадачили меня. Хотя для прохождения каждого периода существует много моделей поведения, последовательность бывает только одна. Левинсон категорически утверждал, что любой период развития должен постепенно проходить путь от А до В. Человек не может совершить прыжок от А к С. Единственный путь к D лежит через решение проблем на этапе С. Альтернативы нет. Моя концепция периода осознания своих тридцати стала более стройной, когда я использовала для описания термины, которые Левинсон применяет для характеристики периодов развития человека.

"Верно, что человек должен входить в мир взрослых в возрасте двадцати двух — двадцати восьми лет до перехода к тридцатилетнему возрасту (двадцати восьми — тридцати двух), до готовности вступить в период обретения корней (тридцати двух — тридцати девяти лет). Но тогда что же остается женщине, которая отстала от остальных? Муж, которому вот-вот исполнится тридцать, поворачивается к жене и говорит: «Махнем в мир взрослых. Теперь я хочу, чтобы ты пустила корни».

Не сведет ли это их обоих с ума?"

Левинсон заключил, что, вероятно, женщина не может гармонично сочетать две линии карьеры (в семье и вне семьи) до тех пор, пока не достигнет тридцати — тридцати пяти лет. «Возможно, когда женщина начнет понимать необходимость объединения, окажется, что многое уже сделано на скорую руку: она уже развелась или семье был нанесен ущерб, который вряд ли можно как-нибудь исправить».

Я попросила Левинсона отойти от теории и связать его понимание брака с моей идеей о периоде осознания своих тридцати. Он рассказал, что, хотя они с женой избрали другую модель поведения, результат оказался таким же. Мария Левинсон вышла замуж, будучи студенткой университета, долгое время не имела детей и вместе с мужем работала над исследованием, которое переплело их жизни. «В тридцать лет у нее было сильное желание измениться и перейти от работы над своей карьерой к семье». За последующие шесть лет Мария стала более домашней. Когда он хотел привлечь ее к совместной работе над книгой, как это было раньше, она заинтересовалась, но ее мучили сомнения.

«Я думал, что она зациклилась на семье, — признался Левинсон. — Хотя в этом проявляется вся сложность развития женской натуры». Он прекратил попытки заинтересовать ее своей работой.

Куда приведет людей выбор, сделанный в двадцать лет? Какие модели поведения потребуют от них расширения своего "я", а какие — подавления? Одни, вероятно, будут эксплуатировать партнера, другие — страдать от своего зависимого положения. Следует, однако, помнить важную вещь: эти модели поведения не являются фиксированными нишами. Если вам не нравится ваша модель поведения, вы можете изменить ее. Обычно люди переходят из одной колеи в другую по мере накопления опыта и изучения себя. На самом деле, некоторые из приведенных примеров показывают, что люди не придерживались постоянно одной модели поведения.