Жемчужины Королевы-Вампира - Ши Майкл - Страница 8

V

Как я уже говорил, вершина пирамиды упирается в облака. С открытых террас верхних ярусов не видно ничего, кроме сплошной белизны, от которой смотрящего прошибает холодный пот; она повсюду – сверху, снизу, вокруг. Стоя там, чувствуешь себя отчаянно одиноким. Непроницаемая для глаза белизна, кажется, уничтожает само время, перенося тебя в Вечность. Поневоле начинаешь думать, что ты умер и превратился в иссохший скелет, который стоит тут не меньше десяти веков, а вся твоя бурная и полная событий жизнь не более, чем могильный сон. С такими мыслями я и Барнар снова вошли внутрь здания и поднялись на последний ярус, куда нельзя попасть иначе, как через коридоры предыдущего.

Поток любопытных не иссякал, однако обычай глазеть на обреченного Короля был еще не вполне узаконен, и потому посетители старались двигаться тихо и уходить быстро. Мы же, пользуясь удачно избранной ролью новичков-трапперов, вчера еще бывших деревенскими простаками, могли позволить себе шагать нога за ногу, то и дело оглядываясь по сторонам.

Верхний ярус выгодно отличался от прочих гениальной простотой планировки: квадрат из двенадцати комнат, с тремя дверями в каждой из боковых сторон. Король Года не должен проводить последние несколько суток своей жизни в той же самой комнате, где дожидался своей очереди быть превращенным в бога его предшественник; двенадцать лет должно было миновать, прежде чем помещение использовалось вновь. Поэтому каждый год бдение Короля происходит в новой комнате. Соединяющие их коридоры освещены скудно. Сводчатые потолки теряются во мраке высоко над головой. Вершина пирамиды задумана в виде увенчивающей все сооружение короны, которую, правда, почти никогда не видно снизу из-за постоянной облачности.

Мы несказанно обрадовались, увидев, что у двери одной из комнат в самом конце коридора, рядом с поворотом, действительно стояли всего двое стражников. Барнар шепнул:

– У меня получится. Понадобится только веревочная дорожка от двери вдоль всего коридора и еще футов на шестьдесят вдоль соседнего.

– Сегодня вечером сделаю, – пообещал я.

Дожидаясь своей очереди бросить сквозь забранное решеткой окошко в двери взгляд на Короля, мы внимательно рассматривали стражников. За нарочитой неподвижностью покрытых шрамами лиц и кажущейся бессмысленностью взгляда бывалых солдат чувствовалась, однако, постоянная готовность к действию. В том, что это опытные воины, мы не сомневались ни минуты. Стоять на часах у дверей последнего пристанища Короля Года – выгодное занятие, и только старейшие из дворцовых гвардейцев могли рассчитывать на этот пост. Я заплатил одному из них, и мы уставились в окошко, не забыв отметить, что никакого замка на двери не было.

Комната напоминала внутренность обычного деревянного ящика без всяких украшений. Окон в ней тоже не было. У дальней стены виднелась груда подушек. На них, безвольно разбросав по полу длинные ноги, полулежал молодой человек. Он был совершенно наг, если не считать узкой набедренной повязки и сандалий из серебра, символизировавших, без сомнения, Ночь и лунный свет, божеством которых ему предстояло вскоре сделаться. Поджарый и мускулистый, он походил на бегуна. Было что-то жуткое в каменной неподвижности этого гибкого, покрытого рельефами выпуклых мышц и туго натянутых сухожилий тела. Казалось, у него нет сил даже для того, чтобы сесть прямо. Только глаза еще продолжали вести свою, совершенно обособленную от остального тела жизнь: их взгляд бесцельно блуждал по камере, пока не остановился вдруг, неизвестно по какой причине, на наших лицах. Молодой человек сдвинул брови, лежавшая на подушке рука дрогнула и приподнялась, точно он хотел провести ею по лицу, но тут же упала снова. До сих пор не знаю, частью какого сна или знамения стали мы для него. Будь он в состоянии угадать правду, то понял бы, что мы не избавим его от уготованной ему участи, но и вреда тоже не причиним.

На первый этаж мы спустились самостоятельно, не спрашивая дороги. Это стоило нам двух часов блуждания по коридорам, но зато мы стали лучше разбираться во внутреннем устройстве пирамиды, и нашли более или менее прямой путь наверх, которым можно было воспользоваться снова без риска заблудиться. На набережную я с Барнаром не пошел. В одном из темных закоулков я сложил в его дорожный мешок весь наш запас бечевы, а также все свое барахло, кроме веревок, и забрал у Барнара те, что он купил накануне. Винный погребок, в котором нам предстояло встретиться, мы выбрали заранее, еще до посещения дворца. Мой друг отправился к ближайшему аптекарю, а я развернулся и пошел наверх, следуя тем же маршрутом, по которому мы совсем недавно сошли вниз.

Там я нашел постоялый двор, где и провел час в компании кувшина вина и копченого угря. Уже совсем стемнело, когда я вновь оказался в сумрачных коридорах этажа, где бодрствовал Король Года. Сейчас люди зовут меня Ниффтом Пронырой, однако когда я впервые заработал себе имя – было это далеко отсюда, друг, да и довольно давно, – меня называли Шустрым Ниффтом. В следующие два часа я снова доказал себе, что мое прежнее прозвище было не случайным, проделав самую тяжелую работу по подготовке нашей великолепной аферы. Прямо у входа на этаж я затянул на конце веревки петлю, закрепив в ней кинжал вместо грузила, перебросил ее через потолочную балку и взобрался наверх. Все это время я слышал смех и крики гуляк, поднимавшихся следом за мной по лестнице, и звук шагов посетителей, которые уже взглянули на Короля и вот-вот должны были выйти из-за поворота. Но я успел оседлать стропило и втянуть за собой веревку раньше, чем кто-либо из них показался в коридоре.

Затем я встал на ноги и пошел к двери, у которой расположилась стража, соизмеряя длину шага с расстоянием между балками и присматриваясь к порядку сочленения брусьев и стропил. Не доходя до камеры Короля примерно пятидесяти футов, я снова сел и принялся готовить веревки. Приняв за образец промежуток между стропилами там, где я находился, – а они, вне всякого сомнения, везде были одинаковыми, – я принялся не туго переплетать по три веревки вместе, затягивая по три узла на каждый интервал. Когда, наконец, сто футов подвесной дорожки были готовы, и я, свернув их кольцом, забросил себе за спину, оказалось, что весят они немногим меньше меня самого. Тут-то и начался настоящий подвиг. Приблизившись вплотную к двери королевской комнаты, для чего мне пришлось пройти прямо над головами стражников, я начал натягивать веревочную дорожку.

Я закрепил ее как можно выше, оставив между собой и стражниками два уровня брусьев. Хотя просветы между ними были достаточно велики для того, чтобы меня мог увидеть любой, кому вздумалось бы поднять голову, наверху было почти совсем темно, и я не боялся оказаться замеченным. Основная опасность заключалась в том, что от ушей стражников меня отделяло всего каких-нибудь пятнадцать футов, отчего я обдумывал каждое свое движение гораздо обстоятельнее, чем скряга, решающий, с какой частью содержимого своего кошелька он может расстаться. Зеваки по-прежнему приходили и уходили, и я приноровился работать так, чтобы шарканье ног и голоса внизу перекрывали гудение веревки, когда я натягивал ее между стропилами. Подвесная дорожка ни в коем случае не должна скрипеть и прогибаться, когда Барнар ступит на нее всей своей тяжестью, ибо к тому времени поток посетителей иссякнет, и коридоры внизу будут абсолютно пусты и тихи. И все же веревка отчаянно звенела в моих руках, а любопытные старались ступать и говорить как можно тише, поэтому на каждый узел у меня уходило нестерпимо много времени.

Когда я обогнул поворот и оказался в соседнем коридоре, дела пошли легче, однако пот так и лил с меня, и я все удивлялся, почему он дождем не капает вниз и не выдает меня с головой. Клянусь Громом, нет ничего хуже, чем висеть под потолком, то и дело на неопределенное время замирая в неподвижности. По правде говоря, это занятие скорее для ящерицы, чем для человека. Но зато, когда дело было сделано, и я покидал верхний этаж, под потолком, строго параллельно одной из наиболее широких продольных балок, тянулась веревочная дорожка, так что Барнар, ступая одной ногой на нее, а другой – на брус, сможет свободно передвигаться по всей длине коридора, не держась за стропила: руки ему понадобятся для другой работы.